бывшим. Хотя в нашем случае правильнее бы сказать наоборот. То, о чем ты говоришь, теперь для всех, кроме нас с тобой и кое-кого еще - как раз никогда не бывшее. И попытка вернуться к развилке заведомо обречена. В открытой для моих возможностей реальности ее просто нет... - Как же тогда твой человек смог найти дорогу в Лондон? Я-то жила еще в прошлой реальности... - Тоже нет. Ты жила как раз в том временном зазоре, о котором я говорил. И только потому, что я держал этот островок прежней реальности на прямом луче. И потратил столько энергии, что мой Замок начал растворяться в безвременье. Если бы Шульгин не успел тебя вытащить, через двенадцать часов вы все исчезли бы... - Тогда что ты мне можешь предложить? - Я дам тебе возможность остаться человеком и прожить целую новую жизнь. По-настоящему свободную. Не помню кто, но, несомненно, мудрый из землян сказал: "Ведь в мире бытия нет блага выше жизни. Как проведешь ее, так и пройдет она..." - Поясни. Я не вижу для себя способа прожить в какой-то новой реальности. Ты хочешь вытолкнуть меня в чужую действительность и предоставить неведомой участи? В моем возрасте, - она чуть усмехнулась, - включиться в незнакомый мир не слишком просто. - Я знаю. И все равно даже такой выход лучше предстоящей судьбы, если я буду действовать по закону. К счастью, я могу предложить тебе гораздо больше. Те самые люди, среди них и твоя сотрудница Седова, и так изящно переигравший тебя господин Мэллони, он же Александр Шульгин - они все в равном сейчас с тобой положении. И им некуда возвращаться, и они должны будут начинать новую жизнь в новой реальности. Но их восемь человек, они хорошо подготовлены к разным неожиданностям, и став девятой, ты сохранишь все, что имела, а то и получишь гораздо больше... Впервые почувствуешь себя свободной и красивой женщиной, а не разведчиком на поле боя... Может быть, еще я тебе буду завидовать... Предложение показалось Сильвии настолько невероятным, что она даже не нашлась сразу, что и как на него ответить. Она сидела, сжимая ручку прозрачной фарфоровой чашки, и смотрела на Антона широко раскрытыми глазами. - С ними? С людьми, которые лишили меня всего? Да и я сделала все, чтобы их уничтожить. И это ты предлагаешь мне как выход и даже награду? - Ну зачем же так удивляться? Один из твоих друзей и покровителей, то ли Гладстон, то ли Чемберлен говорил, что у Англии нет постоянных друзей и постоянных врагов, есть только постоянные интересы... У тебя сейчас тоже один интерес, который совпадает с их интересами... Только с ними ты выживешь и сохранишь привычный тебе уровень. Сильвия опять задумалась. Но поскольку базировалась ее личность на английской, а не на русской, как у Ирины, основе, ей принять рациональное решение было легче. Никаких рефлексий по поводу нравственной стороны вопроса. - Допустим. Но что же может ждать их... нас в предложенном тобой варианте? - Не берусь сказать точно. Им решать. Однако не думаю, что они выберут аналог своего времени... Я бы посоветовал, пожалуй, начало века. Разве тебе не покажется заманчивым еще раз прожить те годы, исправить кое-какие ошибки, по-другому построить отношения со своими друзьями? Ты, помнится, была близка к кружку леди Астор, встречалась с сэром Уинстоном... Представь, ты снова приезжаешь в Кливден, по-прежнему молодая, прекрасная и богатая, знаешь, что со всеми будет дальше, у тебя новые возможности, а главное - право поступать теперь, как хочется тебе, а не как требует долг... Вспомни, ведь иногда он тебе мешал? Сильвия вдруг увлеклась предложенной темой, и они довольно долго вспоминали, когда и как по разные стороны фронта занимались одними проблемами, уличали друг друга в ошибках, которые становились очевидными позже, чем их можно было исправить и, напротив, смаковали удачные пассажи, кому бы они ни принадлежали. Так сошедшие с круга гроссмейстеры со вкусом обсуждают партии, чуть было не приведшие к мировой короне. Потом она собрала всю силу духа и, как недавно Антон, послала ему в один из мозговых центров точно направленный и сфокусированный импульс. Он, конечно, сможет его отразить, но не мгновенно, и она успеет получить ответ на главный для нее вопрос. И он ответил: - Нет, как раз здесь нет моей выгоды. Я на самом деле хочу тебе помочь. Если сама ничего не испортишь, они тебя примут... Антон на мгновение прикрыл глаза и тут же вновь открыл их, такие же ясные и насмешливо-проницательные. - На этот раз у тебя получилось. Но только потому, что я ничего и не собирался скрывать. Все же вы слишком подозрительны, аггры. Неужели ты еще не убедилась за время знакомства, что я привык играть честно? Как вы там, в Лондоне, в бридж. Для чего мне сейчас, после полной и окончательной победы, затевать новую интригу? Я ухожу с Земли навсегда, без всяких проблем мог бы уничтожить тебя чужими руками или просто предоставить воле рока... Неужели так трудно поверить, что я на самом деле решил устроить твою судьбу? Сильвия в третий раз за сутки ощутила свое поражение. И больше ей не хотелось пытаться изменить неизбежное. - Что я должна для тебя сделать конкретно? - Этим мы займемся завтра. Я посажу тебя перед моим информарием, ты наденешь шлем и вступишь с ним в прямой контакт. Он сам знает, что от тебя требуется. Твоя задача одна - не сопротивляться и не искажать без особой команды информацию. А после этой процедуры я как можно деликатнее введу тебя в круг будущих друзей. С Шульгиным ты уже знакома... А с Седовой? - Знаю о ней все, но лично не встречалась... Но Шульгин - он же меня ненавидит. После некоторых действительно не слишком приятных эксцессов... - Ошибаешься. Он тобою восхищен! И не только как женщиной. Надо лучше его знать. Он тебя победил в честном единоборстве и теперь любит, как коллекционер - жемчужину своей коллекции... Но только вот что - тебе придется с помощью информария избавиться от своей, даже подсознательной, агрессивности. Не ровен час, она у тебя проявится невольно... - Согласна, - почти без колебаний ответила Сильвия. - Но только от агрессивности, привнесенной профессией и воспитанием. Естественный уровень останется при мне. - Конечно, конечно. Я ведь и сам не заинтересован, чтобы ты превратилась в унылое, беззубое существо. Они, твои друзья и коллеги, ценят только самостоятельных и сильных. Иначе, сама понимаешь, перчатку на ринге поднял бы кто-то другой... 3 На этот раз Антон явился на административную планету легально, чтобы предстать перед Советом, или той его частью, которая будет уполномочена решать судьбы его и Бандар-Бегавана. Чувства обреченности он не испытывал, хотя, погрузившись в родную атмосферу, несколько потерял в обычном своем земном оптимизме. Первый свой визит он нанес, как и обещал, профессору. За время его отсутствия положение Председателя значительно, почти катастрофически ухудшилось. Его практически отстранили от реальной деятельности, пусть даже номинально он и занимал должность, сохраняя весь набор прав и благ, но реально ощущал себя уже ступившим на Путь просветления. Кабинет референта занимал довольно несимпатичный псевдогуманоид, который вел себя, по меркам Департамента, почти вызывающе. Во всяком случае, с дипломатами такого ранга, как Антон, мелкие чиновники Внутренней администрации всегда держались с почтением. А сейчас этот "псевдохомо" только что в носу не ковырял и допустил Антона в кабинет лишь после нудного и бестолкового "предварительного собеседования". Антон разозлился до зуда в кончиках пальцев и вошел к профессору в хорошем бойцовском настроении. Вид шеф-атташе, загорелого, разгоряченного конфликтным диалогом, плохо вписывался в интерьер покоев Председателя, проникнутый апатией, меланхолическим смирением и ароматом успокаивающих трав. - Считайте, что мы уже победили, Учитель, - приподнятым тоном сообщил Антон после положенных приветствий. - Все документы и ментограммы у меня здесь, - он коснулся верхних складок форменного плаща. - И мне интересно будет наблюдать за реакцией членов Совета, когда они соберутся для вынесения своего Вердикта! В ответ он получил вялый, отстраняющий жест. - Не надо. Я не хочу ничего знать. Ты представишь отчет, или что там у тебя есть, и пусть случится то, что должно. В меру наших заслуг и нашей вины. Я контрассигную твою официальную, адресованную на мое имя записку, в остальном будь волен в своих поступках. И не говори мне ничего. Я тебе не судья и не соучастник... - О вине не может быть и речи, совсем наоборот... - он хотел достучаться до былого профессора, самоуверенного, даже агрессивного, автора многих эпохальных трудов с эпатирующими посылками и скандальными выводами, но видел перед собой старца с потухшим взглядом. И после того, как Бандар-Бегаван движением руки поставил между собой и верным учеником туманную, почти непрозрачную завесу, Антону оставалось только откланяться, изобразив на прощание фигуру крайнего разочарования. "Что же еще могло случиться после того разговора? - недоумевал он, спускаясь по знакомой лестнице. - Старик сломан, будто его уже подвергли публичному покаянию. Но это невозможно. Будь мы на Земле, я решил бы, что его кабинет прослушивается, а самого загружают наркотиками... Но здесь такого последнюю тысячу лет не бывало, если я хоть что-нибудь знаю о процедуре... Что ж, пусть даже так. Вообразим, что я по-прежнему окружен агграми, вдобавок уже проникшими в Совет и в Департамент соответствия... проиграть им сейчас было бы совсем унизительно... - и Антон усмехнулся некстати родившейся мысли: "Уж тогда-то Шульгин окончательно поймет, кто из нас дурак..." Это воспоминание о Шульгине в такой момент его даже несколько позабавило - как же глубоко он погружен в земные реалии, что и сейчас, в роковой, по-настоящему критический момент придает значение мнению человека. А ведь оно должно волновать его куда меньше, чем египетского фараона точка зрения раба на необходимость строительства пирамиды. Возвратившись в отведенное ему гостевое бунгало, Антон первым делом погрузился в горячую, насыщенную радоном и серой воду высеченного в нефритовой скале бассейна, заставил себя расслабиться и, впадая в транс, подумал, что самоустранение Бандар-Бегавана пойдет, скорее всего, лишь на пользу их замыслу. Старик не будет связывать инициативу и досаждать пусть и безупречными этически, но неуместными в предстоящей борьбе сентенциями. Последним волевым усилием он подключился к единой информационной сети Системы и растворил свою индивидуальность в доступных ей уровнях интеллектронной сферы. А ближе к вечеру, когда свирепое экваториальное светило коснулось зубчатой горной гряды, Антон, заряженный физической и нервной энергией, с подсознанием, свободным от тайных сомнений и настроенным на успех во всех своих начинаниях, приступил к делу. Окончательно отринув клановые предрассудки и опираясь на детально проработанный, многократно подстрахованный план. Мало того, что этот план учитывал все традиции, обычаи и прецеденты вводимых в интригу департаментов и служб, он еще и опирался на богатый опыт европейских бюрократий, восточных деспотий и преступных сообществ Японии и Китая. Главной же "бомбой" Антон считал реконструированный с помощью Книги, десятков давно выведенных из оборота документов, показаний Ирины и Сильвии "протокол" сговора высших правящих сфер Галактической конфедерации и Аггрианского союза, который и предопределил на многие века вперед состояние бесконечной, бесцельной и, по всем канонам, абсолютно аморальной информационно-психологической войны. Даже намек на возможность оглашения такого документа мог вызвать катастрофические для Совета Ста Миров последствия. И ведь что самое интересное - начиная реализацию своего замысла, Антон и помыслить не мог, какие ему откроются бездны. Он ведь, невзирая на свой опыт и стаж, был всего лишь честным идеалистом, как и подобает уважающему себя члену клана форзейлей. И привык верить в абсолютную нравственность и "историческую правоту" Конфедерации. Теперь же получалось нечто совсем иное. Тем не менее в глубине души Антон продолжал надеяться, что нынешний состав Совета, узнав и поняв то, что теперь известно ему самому, примет решение истинно мудрое. Ну а уж если нет... Тогда Антон удовлетворится устройством своей личной судьбы, но навсегда откажется от Подтверждения Соответствия, то есть, выражаясь по-земному, от участия в конкурсах на право баллотироваться в члены Совета Ста Миров. Однако очень скоро Антону пришлось испытать гораздо более сильные ощущения, чем те, на которые он рассчитывал. Он успел нанести всего два или три предусмотренных планом визита, сдать крайне хитро составленный отчет и запросить о сроках предварительного собеседования с секретарем Малого жюри. Срок был определен в пределах ближайшей декады, и таким образом времени на все задуманное хватало с избытком. Но на следующий день он получил экстренную и конфиденциальную ментограмму, предписывающую немедленно явиться в Секретариат Совета. Встревоженный, он исполнил предписание. Там, в Церемониальном зале, освещенном переливающимися бликами полуденного океана, до невероятности любезный Администратор одного из высших рангов вручил ему патент на звание Тайного Посла первого класса со всеми вытекающими правами и привилегиями, а также Особо Важную Инструкцию, которую надлежало активизировать не ранее возвращения в свою земную Резиденцию. "Однако! Один лишь миг, и стандартная операционная база превратилась в Резиденцию..." - подумал Антон, сразу не осознав смысла происшедшего. Администратор продолжал плести фразы, составленные исключительно из слов Парадного Стиля. Суть же их сводилась к тому, что досточтимый Тайный Посол никак не связан сроками, может в разумных пределах наслаждаться самыми изысканными удовольствиями на любой из планет Метрополии, но когда он сочтет необходимым возвратиться к исполнению своих Высоких обязанностей, Инструкция должна быть исполнена неукоснительно и в полном объеме. ...Давно уже можно было начать наслаждаться преимуществами своего внезапного возвышения, переселиться в подобающие апартаменты, созвать друзей, покровителей и коллег на то, что по-русски можно назвать банкетом или даже пиром, а Антон все сидел на скамье повисшей над водами бухты ажурной ротонды и мучительно размышлял. Впервые за время своей дипломатической карьеры он ощущал растерянность. Того, что случилось, случиться было не должно. И, значит, его представления о порядке вещей неадекватны реальности. Как, скажем, если бы в царской России посаженного на гауптвахту поручика вдруг отвезли в Зимний дворец и министр двора барон Фредерике передал ему Высочайшее повеление о назначении Петербургским генерал-губернатором. Такого не бывало даже при Павле Первом, насколько ему известно. Выходит, что знакомый и привычный ему мир управляется совсем другими законами. Жесткая и незыблемая система управления таковой не является, и, следовательно. Галактическая конфедерация как бы не существует. И стало это очевидным после того лишь, как он сам сделал попытку совсем немного нарушить традицию, намекнув Системе, что знает о ней нечто сверх дозволенного и намеревается эти знания использовать в обход существующего порядка и... в личных целях! А в личных ли, возникает теперь вопрос. Он как бы поставил себя выше Системы, вообразил себя землянином, захотел воздействовать на нее извне, а не изнутри. И тут же понял - или ему дали понять? - что Система на деле не более, чем одна из "подсистем", направляемая и регулируемая чем-то гораздо большим. Таким образом, продолжал рассуждать Антон, ему как бы подан Знак. Но о чем это говорит? Что отныне он приобщен к неким высшим сферам и выведен за рамки общих правил? Или наоборот? Мол, мы тебя заметили, оценили, наградили. Получи и успокойся. Хотя бы здесь, в Метрополии. А Инструкцию узнаешь там, где вреда от тебя уже не будет... Ему стало очень неуютно. При любом повороте он переходит в иное качество. Взамен необходимо расстаться с жизнью, к которой он привык, которая ему нравилась, да и просто казалась единственно возможной... Антон теперь только осознал, как должен был чувствовать себя Воронцов при их первой встрече. Некий пришелец, носитель высшего разума вторгся внезапно в его жизнь, заставил делать нечто, совершенно ему лично не нужное, и сокрушил все представления о прошлой и будущей жизни. Просто потому, что указанный пришелец счел его, Воронцова, пригодным для участия во вселенских играх, отчего-то захвативших и его родную планету. Но Воронцов сумел выдержать шок достойно. Теперь пришла и твоя очередь. Тайный Посол... Он действительно приблизился к разгадке, но пока еще не знал, насколько, и что последует далее. Как-то в разговоре с Новиковым Дмитрий заметил: - Не воспринимаю я Антона как носителя высшего разума, представителя расы, повелевающей Галактикой. Слишком он... человекообразный. Я больше Стругацким верил, про всех этих люденов, Странников и прочих... Вот там действительно... Высший разум должен быть несопоставим и непостижим для нас... - Ты, кстати, тоже не слишком похож на представителя расы, способной за минуту уничтожить планету со всем населением, умеющей пересаживать сердца и создавать суперкомпьютеры. - Новиков охотно подхватил тему, потому что и сам неоднократно размышлял о том же. - Лично ты не похож. Умеешь на уровне надсмотрщика с триремы погонять своих матросов, чуть лучше Колумба определяешься по звездам, знаешь, как пользоваться радиолокатором, стрелять из пистолета, включать телевизор... Еще кое-что. - Андрей развел руками. - Но ведь поселись ты среди пигмеев Конго - в чем сможешь проявить свое величие, кроме как парой фокусов с радиотелефоном, телевизором на батарейках, умением убить на расстоянии, чуть большем, чем позволяет примитивный лук, залечить с помощью антибиотиков рану от когтей леопарда... Это так, первые попавшиеся примеры. Я вот, размышляючи и с Ириной давно общаясь, для себя так предполагаю - а если, скажем, Антон наш - нечто вроде того самого муравья, о котором Берестин неглупо написал. Живет он в необыкновенно сложно и хитро устроенном муравейнике, а сам по себе исчезающе малая величина, носитель миллионной доли общей функции, и не всего муравейника даже, а своего подвида, солдат там, фуражир или доильщик тлей... А в нашем случае он - именно контактор, связник между несравнимыми по уровню цивилизациями. Так же, как Ирина... - Понижающий трансформатор, - рассмеялся Воронцов. - Понижающий интеллектуальный уровень своей цивилизации до приемлемых параметров. - Совершенно верно. Чтобы лампочку на двести двадцать к стокиловольтной ЛЭП подключить... Как всегда интуитивно, они угадали главное. Антон на самом деле представлял не суперцивилизацию, а лишь один из ее уровней. Уровень, настолько близкий к протоцивилизациям типа земной, что между ними возможно прямое взаимодействие. И хоть разность технических потенциалов во многом превосходила самые смелые допущения земных мыслителей, принципиальной разницы между ними не было. Как между пигмеями Конго, на которых сослался Новиков, и... ну пусть даже Эйнштейном или Сахаровым. А если на место пигмея из тропического леса поставить древнеегипетского жреца, а на место Эйнштейна просто способного инженера, так вообще станет не слишком понятно, кто кого превосходит. Тем более что Антон, в силу особенностей развития своей цивилизации, был подготовлен к осознанию истинного положения вещей даже меньше, чем Новиков с Воронцовым. Потому что он-то на самом деле считал себя носителем высшего разума, и все происходящее во Вселенной - плодами именно этого разума. На самом же деле все было совсем не так. ...К ночи Антон, не желая демонстративно нарушать традиции, выказывать неуважение к только что обретенному рангу, переселился в удобный коттедж высоко в горах. Там, на краю окруженного изумрудными скалами плато, среди насыщающих воздух радужным туманом целебной воды гейзеров, в похожих на дворцы древних владык виллах отдыхали местные чиновники старших рангов и высокопоставленные визитеры. Там и нашел его Бандар-Бегаван. Они сидели на обращенной в сторону индигово-лимонного заката веранде, и вновь приободрившийся профессор, согрев в ладонях каменную пиалу, процитировал старинный стих: Приятен терпкий аромат Ланлиньского вина. Им чаша яшмовая вновь Как золотом полна... - А чем, позвольте узнать, наградил вас мудрейший и справедливейший Совет? Надеюсь, они не поскупились? - спросил Антон, дослушав декламацию Учителя. - В твоем голосе я слышу иронию. Вряд ли она уместна. Прав оказался я, а не ты. Видишь, и без твоих сомнительных авантюр все разрешилось наилучшим образом. Со вчерашнего дня я - Пожизненный Наставник! Антон склонил голову. Старик достиг вершин желаемого, но, похоже, так ничего и не понял. А не понял ли? Или понял все гораздо раньше и счел за благо сыграть в смирение, которое не только на Земле паче гордости? - Скажите, Учитель, - если мне дозволено по-прежнему называть вас так - а вам не показалось странным как начало нашей истории, так и ее неожиданный, хотя, безусловно, приятный конец? Не слишком ли все это экстраординарно? - Он все же попытался еще раз прощупать старика. Неужели даже сейчас, в их, скорее всего, последнюю встречу, тот не приоткроется, хоть намеком не подскажет ученику, как жить дальше? - Не мудрствуй сверх меры, друг мой. Я намного мудрее тебя, и не только в силу возложенной на мои плечи мантии. Победа наша значительна и заслуги велики. Их просто недооценили сразу поглощенные сиюминутными заботами не слишком просветленные чиновники. А потом все попало в поле зрения тех, кто Видит и Знает. Результат налицо. И достаточно об этом. Выслушай лучше еще несколько стихов, а потом мы обсудим перспективы твоей грядущей карьеры. Я не намерен забыть о тебе и хочу после завершения новой миссии предложить тебе свою прежнюю кафедру... - Вы что-нибудь знаете о моей... миссии? - О ней мы поговорим в свое время, а сейчас слушай стихи. Я думаю, они помогут тебе понять еще кое-что важное... ...Лежа на обширном низком ложе, Антон смотрел в круто изогнувшийся над ним купол ночного неба, гораздо более черного, чем на Земле, и усеянного немыслимым количеством звезд, среди которых невозможно было выделить какие-нибудь созвездия, так равномерно и плотно они располагались. Разговор с Бандар-Бегаваном не принес ни радости, ни успокоения. Скорее даже напротив. То, что ему, якобы, по словам Наставника, предстояло сделать на Земле (а откуда, кстати, тот мог знать о содержании Инструкции?), Антону, конечно, понравиться не могло. Ведь кем он был по самой своей сути? Карьерным дипломатом, уроженцем планеты с довольно архаическими традициями, где до сих пор сохранились твердые принципы клановости, своеобразно понимаемой рыцарской чести, сложная философско-этическая система, заменяющая религию. И хотя уже очень давно они, форзейли, входили в Галактическую конфедерацию, овладели всеми достижениями ее науки и техники, но все равно сохраняли свою неуловимую особость и лучших своих представителей направляли в соответствующие своему генотипу сферы деятельности: в ту же дипломатию, галактическую разведку, психологические службы или отрасли эзотерических и мистических знаний. Антону, например, досталось работать да Земле, и он всегда был этим доволен. Считал, что занимается делом важным и перспективным. Что самым блестящим образом и подтвердилось. Не кому-то еще, а именно ему довелось поставить точку в самом длительном конфликте галактической истории. А теперь вот выяснилось, что все обстоит совсем по-другому... Не то, чтобы его слишком уж сильно волновали моменты идеологические, за время работы он достаточно убедился в относительности всяких принципов и догм, гораздо труднее было принять факт, что он прожил довольно много, не имея понятия, в каком именно мире живет. Казалось бы, все устроено разумно, прочно, на века, скорее даже на вечность. За исключением войны с агграми, которая, кстати, никак не отражалась на реальной жизни большинства разумных, населяющих те самые пресловутые Сто Миров - ну, может, на самом деле их чуть больше или меньше. Но теперь истинная картина реальной Вселенной должна быть пересмотрена. Если не такова, как казалась, система административно-политическая - а она изображалась как единственно возможная для эффективного функционирования объединяющей все планеты и планетные системы Конфедерации, - то отчего не быть иной вообще всей картине Мира? Продолжая размышлять, сопоставляя ставшие известными ему факты и возможные их интерпретации, Антон незаметно погружался в сон. Но чем-то это засыпание тоже отличалось от обычного. Казалось, что он как раз не погружается, а наоборот, воспаряет в бездонную высь ночного небосвода. И так же, как в космосе, направления вверх и вниз потеряли свой смысл, и ему показалось, что началось стремительное падение, тут же перешедшее в горизонтальный полет среди звезд, по всем направлениям сразу. Будто его локализованный внутри черепной коробки мозг превратился в облако газа или плазмы и со световой скоростью распыляется в межзвездном вакууме. Сохраняя какое-то остаточное самоощущение, он даже понимал, насколько разреженной становится его личность, разлетающиеся ее фрагменты стремительно теряют связь между собой, начинают словно бы автономное существование. Чем-то это походило на классическую картину Большого Взрыва. И, следовательно, переставая быть самим собой, он начал осознавать себя аналогом формирующейся Вселенной. И как раньше его личность включала в себя знание собственного анатомического устройства, законов, по которым функционирует организм, так теперь Антону стала приоткрываться суть Вселенной, в которую он превращался. Он никогда не изучал всерьез фундаментальных космогоний, имел представление о физиках микро- и макромира примерно на уровне земных читателей популярных журналов, но сейчас свободно понимал то, чему не имелось даже названий. Без всякого удивления он осознал, что многомерность мира имеет не только абстрактно-теоретический, но и вполне конкретный смысл, и что вся их могущественная сверхцивилизация в сравнении с этим миром не более, чем тонкая пленка плесени на предметном стекле микроскопа. Возможно, тоже убежденная в своей значительности и вполне самодостаточная. Следующим этапом постижения стало ощущение пронзающей и связывающей этот мир, эту Гипервселенную гигантской сети, равно похожей на структуру мозга и нервной системы человека и на устройство чудовищных размеров компьютера. Благодаря этой сети сама Вселенная превращалась в своеобразное псевдомыслящее устройство. Способное не только усваивать и перерабатывать информацию, но и воздействовать на свое собственное физическое состояние. Тоже по аналогии с разумным биологическим существом. И, наконец, как некое последнее озарение, к нему пришло понимание того, что структура эта - искусственного происхождения! Плод миллионолетних трудов совершенно уже невообразимо могущественной цивилизации, если только столь банальный термин можно применить к уровню развития мыслящей материи, способной управлять аксиоматикой N-мерной Гипервселенной, интеллектуальным усилием создавать Галактики с любыми заданными свойствами, играть Реальностями так же, как опытный софист играет словами... Из всего этого следовало, что Сверхцивилизация, к которой принадлежал Антон, и Сверхцивилизация аггров, и еще десятки подобных же образований в данной трехмерности, в трехмерностях иных порядков, которые были или еще только будут, а также прочие мыслимые и немыслимые миры, существующие в четырех- и более мерных континуумах - всего лишь артефакты, продукты, а может быть, и отходы "мыслительной" деятельности каких-то совершенно непредставимых существ. Осознание всего вышесказанного полностью исчерпало интеллектуальные возможности Антона, а может быть, некий проникший в его мозг информационный импульс ничего, кроме этого, не содержал, но его распространившаяся на миллионы парсек и миллиарды лет личность практически мгновенно вновь сжалась до пределов естественной локализации. Он проснулся, или очнулся, на том же роскошном, прикрытом фиолетовым мехом ложе и, обессиленный, только и успел перевести в слова и мыслеобразы исчезающе малую часть открывшейся (или открытой ему) истины. Если все это не было бредом, галлюцинацией, вызванной переутомлением или наркотическим действием редчайшего вина с планеты Ланлинь, то понятным становилось очень и очень многое. За исключением одного - неужели та самая Гиперцивилизация в состоянии заметить столь исчезающе малую частицу реальности (одной из многих Реальностей), как отдельный человек? Ну а если посмотреть с другой стороны, даже земная наука может во время грандиозной эпидемии выявить и рассмотреть одну-единственную чумную палочку и отыскать песчинку, попавшую в гигантский механизм... Для них, наверное, нет вообще ничего невозможного. Особенно если поступки мыслящих элементарных частиц, считающих себя венцом творения, вызвали какие-то значимые деформации в их умозрительной реальности... А перед тем, как заснуть по-настоящему, Антон успел спросить себя, как теперь, возможно ли продолжать жить как ни в чем не бывало, зная, что и ты сам, и весь вообще мир - не более чем эманация чьего-то разума? И ответил - а почему бы и нет? Велика ли разница - быть продуктом прихоти бога, сцепления случайных атомов или интеллектуальных игр существ, которых нельзя ни вообразить, ни увидеть? Пожалуй, можно предположить, что вместе с дарованным Знанием суперсущества позаботились и о том, чтобы восприятие знания не привело объект воздействия к непереносимому шоку. Утром же Антон долго пытался понять, было ли что-нибудь вообще, кроме яркого сна-фантазии на космогоническую тему? Такое решение значительно облегчило бы дальнейшую жизнь, однако жизненный опыт и иные, более глубинные чувства подсказывали: правда ему открылась или нет, но лучше впредь исходить из возможности если и не именно такой картины мира, то из предположения, что некие высшие силы и уровни существуют, что они контролируют ситуацию, и что, наконец, очередная встреча с ними - не за горами... 4 Снова Воронцов с Антоном сидели на полукруглом диванчике у открытой балконной двери адмиральского кабинета, где для Дмитрия вся история и началась. Только теперь кабинет выглядел, как во время работы Морского министерства над Большой судостроительной программой после русско-японской войны. Всюду разложены альбомы, справочники, чертежи и рисунки, на столе и подоконниках - несколько великолепно выполненных моделей трансатлантических лайнеров, реально существовавших или скомпилированных из разных прототипов. На резном столике в углу похрюкивал кофейник, сквозь полуоткрытую дверь соседней комнаты виднелся край дивана с наброшенным на него пледом - Воронцов, поглощенный работой над проектом, здесь же и ночевал. Антон, с обычной своей слегка вальяжной манерой очень уверенного в себе человека, которому и черт не брат - такой тип иногда встречался среди высокопоставленных и в то же время интеллигентных, слегка вольнодумных партийных работников - повествовал о своих похождениях в метрополии. Еще не зная истинной причины столь неожиданной откровенности, но догадываясь, что причина есть, Воронцов с интересом слушал хлесткие, злые оценки, почти в щедринском духе, нравов и манер галактической бюрократии. А Антон просто давал выход эмоциям, до того подавляемым дисциплиной и осторожностью. Терять ему теперь было нечего, да вдобавок Дмитрий был для него одним из тех немногих, кто мог разделить удовлетворение от выигранной, как бы там ни было, партии. Сомнения же и мрачные мысли здесь, на Земле, словно бы отошли в туманную даль. Тем более что ничего особенно неприятного инструкция в себе не содержала. Во время беседы с Бандар-Бегаваном Антон предполагал гораздо худшее. Разговор получился совершенно светский. Воронцов в нужные моменты задавал вопросы, и Антон на них отвечал, судя по всему - вполне искренне, затрагивая такие моменты инопланетной жизни, которых раньше предпочитал не касаться, а от излишнего любопытства собеседника умело уходил. Словно бы невзначай возникла тема дальнейшей антоновой судьбы. - Боюсь, что довольно скоро нам придется расстаться. Хоть я теперь и Тайный Посол с неограниченными полномочиями, а фронта работ для меня, похоже, не найдется. Здесь я свою миссию, считай, что завершил. Так, кое-какие шероховатости устранить, и все. На других планетах, кроме Земли, настоящей работы тоже не будет, скучно там... да и интриганы всякие не успокоятся, найдут способ напакостить. Действительно наукой заняться, что ли? Антон окончательно превратился в глазах Воронцова в нормального советского аппаратчика, за рюмкой водки рассуждающего в сауне о вариантах своей и чужих карьер. Был у него такой приятель, секретарь парткома пароходства, весьма толковый парень, жаль, что сел во время андроповской чистки рядов... - А здесь пожить не хочешь? - спросил Дмитрий, не из подначки, а с дальним прицелом. - На покое. Тебе Земля вроде нравится. Придумай какую-нибудь подходящую отмазку, проблему важную, якобы, и пересидишь смутные времена, пока нормализуется все у вас... - Ну уж нет, упаси бог! Служил бы ты где-нибудь в Полярном или Северокурильске, получил бы адмиральские погоны с отставкой впридачу, неужели так бы и остался в своем бараке, ни в Питер, ни в Москву не захотел возвращаться? - Бывает, что и остаются. И там не только плохо бывает. На тех же Курилах, к примеру... - Я ж и не говорю, что совсем плохо... Только ты про рыбалку небось вспомнил, про красоты дальневосточные, про пикнички со свежими крабами и медицинским спиртом? - Антон засмеялся и потер руки исконно русским жестом, будто и сам неоднократно принимал участие в таких офицерских мероприятиях. А ведь и принимал, наверное, под журналистской своей крышей или под какой-нибудь другой. - Нет, и я про Землю вспоминать буду, и даже с тоской, а все равно, база подводных лодок в скалах и трехэтажная вилла, пусть не на Палм-Бич, пусть в Гульрипше - две большие разницы. Воронцов не мог с ним не согласиться, пусть и трудно, эмоционально трудно было ему это представить. Если уж Замок и вся Земля со своими красотами и прелестями для Антона навроде лейтенантского щитового барака, в котором сам он прожил два года в Аниве... Посмотреть бы лично на тамошнюю жизнь. Дмитрий вспомнил свое первое впечатление от Нью-Орлеана, когда после военной службы сумел наняться третьим помощником на сухогруз и, преодолев Атлантику, сошел на берег, по уши напичканный душеспасительными речами помполита... Да-а... Но теперь уж не удастся увидеть чужие миры, натрепался тогда форзейль. Но касаться этой темы больше не стал, спросил о другом. - В чем все же ошибка была твоя? Не могли же тебя обвинить впрямую, что чужие шкурные интересы нарушил, о пользе дела радея? Было хоть что-то, к чему прицепились? Цивилизация же у вас там, не феодализм, в самом деле? - Рискованное занятие - оценки цивилизациям давать. Особенно с марксистских позиций. Ты же мне не поверишь, если я скажу, что у вас в Союзе пострабовладельческий строй намного регрессивнее, чем в Древнем Риме? И правильно сделаешь, потому что все куда сложнее и... хуже. Вот и у нас. С одной стороны - действительно сверхцивилизация, даже сверхкоммунизм, вашим языком выражаясь, а с другой - почище империи инков, до межзвездных полетов развившейся. Но я не об этом. Ошибок и мои предшественники, и я лично на Земле порядочно наворотили. Достаточно, чтобы вот лично меня из дипломатов-таки выгнать. Не с той формулировкой, что мне клеили, но выгнать. Один мой умный коллега знаешь что сказал? Совсем недавно, когда я уже реабилитирован был и обласкан. Что, покончив с агграми, я всю нашу цивилизацию в такое болото загнал... Поначалу я не понял, но потом разобрался. Не столько в своей конкретной вине, как в ходе его мыслей. Эта так называемая "война" сплачивала входящие в Конфедерацию народы, расы, давала им общую, якобы благородную цель, а также не давала проявляться... ну, по-вашему говоря, великодержавному шовинизму и тоталитарным тенденциям наиболее развитых и могущественных звездных систем. Вот как если бы Сталину на самом деле удалось самому, без союзников победить Гитлера году в сорок втором и установить Советскую власть во всем мире... Чего от Новикова аггры и хотели. - Ну, может быть, и не слишком неправ твой коллега... - кивнул Воронцов. - Я и не говорю, что совсем неправ, да дело не в этом. Тут другое важнее. Слишком поздно я понял, что вколоченные в меня алгоритмы активной дипломатии на Земле все время работают неправильно. Искажаются настолько, что чуть не в противоположность свою обращаются, и всегда так бессистемно, что никаких поправок на девиацию изобрести невозможно. И мозги у нас для Земли неподходяще устроены. Вот, на твой взгляд, я человек самый настоящий, а по правде говоря - все равно форзейль. И в свои представления, в те постулаты и логики, которыми оперирую, серьезных корректив внести не могу. В бытовом-то плане я умный, умнее каждого из вас, но не в состоянии настолько свою психику переделать, чтобы в должной мере человеческую информированность с родным менталитетом совместить. И, в каждый конкретный момент выигрывая тактически, мы лишь приближаем стратегическое поражение. Хочешь, скажу, в чем мои предшественники кардинально ошиблись, отчего история ваша наперекос пошла? Когда, геополитическую концепцию раннего средневековья выстраивая, сочли необходимым помочь Руси Хазарский каганат уничтожить. - При чем тут каганат? - искренне удивился Воронцов. Про хазар он знал не больше, чем можно почерпнуть из "Песни о вещем Олеге". - Да вот при том самом. Может, и с агграми сейчас та же ошибка. Решили тогдашние аналитики, что после избавления от хазарской опасности расцветет русская держава, с половцами и печенегами поладит, превратится в северную Византию, истинный Третий Рим, достигнет немыслимых высот культуры, Европу и весь мир за собой поведет. И, главное, все предпосылки к этому на самом деле имелись! Сам помнить должен - Киев, Новгород... Мегаполисы по тем временам, когда Париж деревней был, про Лондон и не слышал никто. А тут молодой этнос, мозги до невозможности изобретательные, строй мыслей эдакий... космический... А хазарскую пробку вышибли - и открыли дорогу кочевой Степи. Возможность же появления таких фигур, как Чингисхан вкупе с Субедеем, предвидеть за триста лет никакая теория не могла. Ну и пошло. В 1237 году наша тогдашняя резидентура попыталась вмешаться, не допустить полного разгрома русских войск, но, увы, погибла сама в полном составе. Кстати, не без участия аггров. С того момента мы уже не свои сверхзадачи решали, а пытались только размахи маятника гасить. Каждое же активное вмешательство новую волну непредсказуемых следствий вызывало... Отчего, кстати, кое-кто из тогдашних наших деятелей и решился заключить с агграми секретный пакт. Во-первых, о неприменении силы по отношению друг к другу, а во-вторых...