Вот я тебе о них говорил, мол, силы зла и все такое... В принципе, конечно, по отношению к вам, россиянам, и вообще всем, против кого они работают. А с другой стороны, только с помощью их встречно-направленных действий, для нас неожиданных и случайных, была надежда ваш исторический флаттер погасить. Вот и дали друг другу взаимный карт-бланш. С точки зрения моралистов, может, и цинично, и непозволительно, а другого выхода не нашли, решили, что цель оправдывает... А я вот видишь, каким принципиальным и сообразительным оказался... Антон произнес это таким тоном, что Воронцов удивленно приподнял бровь. Неужели сидящий перед ним и откровенничающий парень - полномочный представитель высшего разума? Сам-то он ладно, пусть просто средненькой руки чиновник, ограниченный, но честный, но кого он представляет?! - Ты подожди, Антон. Или я чего-то не понимаю? Ты же мне показывал, как из Замка можно выходить в любую точку пространства-времени... Так как же?.. Раз ты знаешь, что произошло и случилось, откуда у вас вообще могут быть такие, как с хазарами, просчеты? Открой канал в десятый век, предупреди там своих предшественников... Антон хмыкнул разочарованно, покрутил головой. - Это ты до сих пор ничего не понял. А ведь и я тебе растолковывал, и Ирина вас пыталась просветить... Время необратимо. Это абсолютная аксиома. И если что случилось, то случилось. Когда я выхожу на Замка в прошлое, совершаю там что-то, то тем самым перевожу стрелку. Меняю реальность. И могу попасть только в то будущее, которое вытекает из прошлого, в котором нахожусь. Поперек реальностей мы двигаться не можем. Для того я тебя и посылал в сорок первый, а не сам пошел. Иначе бы остался в той же, вновь возникшей реальности. А моя работа в этой, и живу я в ней в масштабе времени один к одному. Дошло? - Кажется. Если что - еще раз переспрошу. Давай дальше. - Так вот. Когда я на Земле резидентуру принял, поработал, вник, то составил свою теорию, по которой требовалось постепенно ограничивать и наше, и аггрианское воздействие на события местной жизни, притормаживать аккуратненько, а в перспективе поймать момент и как-то аггров вообще нейтрализовать и самим отойти в сторону. Мой учитель, он же начальник Департамента, вполне мой план поддержал. Увы, как я теперь понял - чисто теоретически. В реальную осуществимость он не верил, отчего и не препятствовал. Я же, наоборот, вел дела именно к практическому воплощению. Вот тут вы и подвернулись... - Что, без нас не вышло бы? - с живым интересом спросил Воронцов. - Без вас другие заготовки должны были сработать, но растянулось бы все лет, может, на пятьдесят. А с вами так удачно сошлось! Где бы я еще такую Ирину нашел? Так вот, я считал, что если Землю оставить в покое, вы на главную историческую последовательность мало-помалу выберетесь, а главная наша цель уже потом сама собой достигнется. Я на это, считай, всю сознательную жизнь положил, и в итоге выяснил, что все наоборот... Пропустив без внимания последние слова, Воронцов спросил: - А сколько же ты на Земле работаешь? - Да скоро полтораста лет... - С крепостного права? - присвистнул Дмитрий. - Сколько ж тебе лет? - Лет, по-нашему, не слишком много, в пропорциональном пересчете мы ровесники. А крепостное право... На его отмене я как раз стажировался. - Вон даже как? Ты, значит, за просвещенную монархию работал. А аггры? - Естественно - наоборот. Кто, по-твоему, царя-освободителя грохнул? За время знакомства с Антоном привык, кажется, Воронцов ко всякому. Насмотрелся чудес в Замке, дважды лично побывал в прошлом, пил коньяк с товарищем Сталиным, но сейчас опять, как в момент первого появления в Замке, ощутил легкое головокружение. Наверное, даже и его закаленная психика не в состоянии бесконечно переваривать абсурдные реалии слишком далеко ушедшей (или зашедшей?) цивилизации. Сидишь в обыкновенном кабинете давно умершего адмирала, героя Порт-Артура, сквозь стрельчатые окна падают косые столбы золотистого предзакатного света, вдали перекатывает волны, которых не касались борта не то что колумбовых каравелл, а даже и норманнских драккаров, Атлантический океан, рядом в непринужденной позе устроился пришелец, как только что выяснилось - близкий соратник Александра II Освободителя... И что? Ты по-прежнему уверен в своем полном психическом здоровье, товарищ бывший капитан-лейтенант? Или все же "поехала крыша" в долгом и нудном рейсе, и на самом деле вокруг совсем не то, что тебе воображается, а всего лишь палата в соответствующем заведении? Но после короткой заминки и слишком, может быть, пристального взгляда на своего собеседника Воронцов всего-навсего прикурил очередную сигарету, выплеснул в фарфоровый бочонок с бонсаи развесистого клена (память о последнем визите адмирала в Нагасаки) остывший кофе и налил свежезаваренного. - Н-да... И в каком качестве ты при дворе состоять изволил? - Несущественно это. Официальных должностей не занимал, но кое-каким влиянием пользовался. Дело в результате. Если бы все пошло, как надо, сейчас бы мировой расклад совсем иначе выглядел. Сколько раз я говорил Горчакову... - Антон словно понял, что сказал лишнее, оборвал фразу. - То-то я всегда удивлялся, отчего история наша такая дурацкая. Две шаги направо, две шаги налево, шаг вперед и два назад... - изобразил он с характерным акцентом припев известного в свое время одесского шлягера. - А это, оказывается, ты ее вершил... - Воронцов оттопырил губу и посмотрел в лицо Антону с пренебрежительно-сочувственной миной. - У нормальных стран все логично и в основном последовательно, а у нас куда ни кинь... Везуха швейцарцам, за тыщу лет ни один форзейль туда, видать, не добрался. Или санмаринцам каким-нибудь... Не зря один мой друг говаривал: "Самая у меня большая мечта - быть послом Исландии в Швейцарии". Из-за тебя, значит, у нас и с флотом такой бардак - строили, строили - и р-раз! То тебе Крымская война, и мы топим флот, то Японская - и наш флот топят, потом гражданская - снова сами... У англичан - Гранд Флит, у немцев - Флот Открытого моря, а у нас - в основном "шаланды, полные кефали..." Все остальное, впрочем, так же. Одна теперь радость - известно, кому морду бить! Однако стоп! В последний раз аггры, наоборот, ворота сменили? По идее, они должны были как раз на стороне настоящего Сталина действовать, а они Андрея подсадили... - Почему же? Все правильно. Они ведь и хотели, чтобы Новиков стал "суперсталиным", он же, вопреки заданию, совсем не туда поехал. Еще ничего не зная, мне подыграл. Я ведь с самого начала пытался сталинизм как-то скоротать... - Ну и дурак, прости за выражение! Надо было его году в восемнадцатом и ликвидировать. Делов-то.... - В восемнадцатом я такой умный, как ты сейчас, еще не был... - Ты и сегодня не очень-то... А вот кем мы в таком разрезе получаемся? Пешки на доске истории или эти, марионетки? - Только давай без комплексов! Хоть раз я тебя заставлял что-нибудь против твоей воли делать? И никого другого тоже. У нас, кажется, с взаимного согласия все началось... Ни мы, ни аггры ни разу, повторяю - за последние семьсот лет ни разу ничего не сделали сами. Мы только просчитывали варианты и вероятности, плохо или хорошо - другой разговор, и активизировали наиболее перспективные через морально готовых именно к такому сюжету людей. Не хотел бы Гриневицкий бомбы бросать, никакой форзейль, или аггр, или Нечаев его бы не заставил... - Ага! Я под запал на человека рукой замахнулся, а ты мне из-за спины в эту руку топор... - А если даже и так? Умный остановится... - Говорил тебе Шульгин... - Ну и ты скажи, чего уж! Оправдываться не собираюсь, но как раз я жандармов на первомартовцев навел. И Достоевскому деньги давал, когда он "Бесов" задумал и писал... - Еще того лучше! Братца Сашу заложил, так братец Володя всем такую козью морду показал... Ты б и тут лучше все наоборот делал... - Не заводись, капитан. Я, можно сказать, как раз исповедуюсь и каюсь. - Я не поп. Бог простит. Ладно, мы тут, в России, сроду дураки, оттого у нас все через .... А на Западе чем твои коллеги занимались? - Да примерно тем же самым. По общему плану. И все равно кое-какой прогресс имел место. Представь, что без балансировки этой. В 1878 году, на Берлинском конгрессе, например... Если бы Россия захватила Константинополь и проливы, мировая война произошла бы на сорок лет раньше. Исходя из текущей реальности, мы правильно тогда поступили. И в девятьсот пятом Портсмутский мир казался наиболее удачным вариантом. Воронцов с удовольствием продолжил бы дискуссию, сказал бы, что ни в коем случае серьезный специалист, да еще оснащенный сверхмощными анализаторами, не должен был допустить такую массу грубейших просчетов, задал бы еще множество вопросов, чтобы прояснить для себя многие белые пятна истории, но вместо этого ограничился сравнением, показавшимся ему очень уместным: - Черчилль, кажется, называл подобные тайные игры сильных мира сего "схватки бульдогов под ковром". Так получается, что и вы с агграми не более, чем бульдоги, и нас ты в свою свору зачислил... А вот если, к примеру... Форзейль резким жестом оборвал собравшегося развить свою мысль собеседника. - Я ведь не для ликбеза разговор затеял. Моя миссия подходит к концу. Вот я и решил вам последнюю, может быть, услугу оказать. Да и перед людьми вообще вину слегка загладить, насколько еще можно. - Так, значит, есть вина? - Она у каждого есть, кто хоть что-то в этой жизни делает. У тебя разве не было? Ты для пользы службы матросов местами поменял, и того, кто тебе больше других нравился, на том самом тралении взрывом убило. Не хочешь вспоминать, не нравится? Тогда и меня пойми... С Воронцовым действительно был такой случай, и когда Антон о нем напомнил, на душе стало погано. Вроде и забылось уже, а вот снова... Нельзя не согласиться - если уж взялся хоть в какую игру играть, будь готов отвечать за проигрыш. Бывало, что и отвечали честные люди - пулей в лоб. В свой, а не в чужой, как после в моду вошло... И он перемолчал эту минуту, дождался, пока Антон вновь начал говорить по делу. - Я, наверное, совсем скоро отсюда уйду и, сам понимаешь, просто обязан сделать для вас все, что в моих силах. Скажи - что? Воронцов пожал плечами. Встал, открыл дверь и вышел на широкий, с добела выскобленным ореховым настилом, балкон. Облокотился о перила, долго смотрел на собирающиеся у горизонта грозовые тучи. Низкие, фиолетово-багровые, обещавшие, судя по всему, жуткий метеорологический катаклизм. После того, как они так вот поговорили - о чем он мог бы просить? Сознание одновременно неограниченных возможностей и их же бессмысленности. Вернуть их домой, к маме? Теперь уже ясно, что этого не будет. По условиям задачи. И все же он спросил именно об этом. - Извини, но, пожалуй, не выйдет. Я со всей душой... Но давай вдумаемся... Как только космонавты вернулись к себе, ваше настоящее закончилось. Подумай сам - это же несовместимо. То будущее, в котором они уже жили, и то, что увидел Новиков - как их совместить? - Нельзя? - Воронцов и сам обо всем давно догадался, может быть, еще тогда, когда впервые увидел Альбу и ее товарищей, но спросил. - А разве можно? Ты же реалист. - Я - да, а ты? Как-то ведь у них получилось? И именно то, о чем мы думаем. Коммунизм, братство народов... Антон вздохнул разочарованно. Оперся локтями о перила рядом с Воронцовым, помолчал, глядя на завораживающее зрелище надвигающегося шквала. - Захолустная, побочная линия... Я даже не очень понимаю, как вы с ними состыковались. Да, их звездолеты научились прорываться через пространство, как танки через линию Маннергейма. А какой ценой? Тебе же говорили - они одиноки во Вселенной. А почему? Вся цивилизованная Вселенная оказалась на другой линии. На одной они, на другую попали аггры, на третьей - все остальные. Антон неопределенно махнул рукой. - Неужели так мрачно? - А что тебя удивляет? Ведь вы примерно так и жили. В СССР. Весь мир что-то делает, решает, ошибается, даже страдает, но живет. А вы строите светлое будущее. Только оно почему-то никак не светлеет. Ты же весь мир исплавал, неужто не заметил? - Заметил. И не только то, о чем ты говоришь, а и то, что многое у нас лучше... Антон снисходительно цыкнул, повернулся спиной к перилам. - Знаю, что дальше скажешь. И даже могу, черт с ним, устроить вам такой вариант. Коммунизм по Хрущеву. Есть у меня в запасе линия. Не тик-в-тик ваша, но совсем близкая... Без микроскопа не отличишь. Хоть сейчас. Если твоим друзьям ничего не говорить, будут в полной уверенности, что домой вернулись. Однако подумай, почему ты с детства определенные книжки любил читать? Майн Рид, Джек Лондон и Жюль Верн почему тебе милее, чем Павленко, Гайдар и Зоя Воскресенская? А в моряки зачем подался? Священные берега Отчизны горел защищать или все же мечтал об Азорских островах, проплывающих мимо бортов? Если ты на самом деле совершенно искренне презирал "свободный мир" за "железным занавесом", как излагал матросам на политзанятиях, то, так и быть, рискну в последний раз, сделаю вам красивую жизнь... - То есть? - То есть пробью за счет всех наличных ресурсов и, не считаясь с последствиями, дырку в мир вашей детской мечты, уберу оттуда ваших аналогов тех самых вас, какими вы были бы, не встреть Андрей Ирину, а ты меня, и живите... Дмитрий в мгновение, как говорится, ока вообразил себе сказанное Антоном. Никак оно не могло ему понравиться. Ладно, допустим, Сухуми за день до встречи с форзейлем. Еще дней через десять-пятнадцать, и пришлось бы возвращаться в родное пароходство, ждать, нет, выпрашивать назначение, снова увидеть гнусную морду завкадрами, елейную ухмылочку секретаря парткома, отправляться на ржавую коробку с совершенно никчемным фрахтом, ну и так далее... А если еще при этом помнить о бывшем и будущем... И знать, что этот мир не просто плох сам по себе, а еще и является заведомо тупиковым... Да еще удастся ли в нем встретить Наташу?.. Но сдаваться просто так, признать, что Антон поймал его в ловушку, Дмитрию не хотелось. - Одним словом, ты хочешь сказать, что коммунистическая идея порочна в принципе, и ничего вроде справедливости, равенства, братства и "каждому по потребностям" быть не может? Но у нас действительно жить спокойнее и лучше, чем там... Я бы, ну, в нормальных условиях, ни за что не эмигрировал... Антон достал из кармана потертый кожаный портсигар и, что делал очень редко, закурил толстую, в палец, папиросу. - Ты сам сказал практически все... "В нормальных условиях"... Значит - пока не допекло. А пароход зачем строишь? Подсознательно домой не собираешься. Зачем советскому моряку личный пароход? - Ну, я его на другой случай планировал... - Вот тебе и другой случай. К себе вы не попадаете, и корабль действительно на неограниченное время заменит вам Замок. Но ведь всю жизнь на палубе не проживешь. Какая-нибудь реальность, где на берег сойти можно, все равно необходима. И я предлагаю выход. Выбор невелик. Будущее исключается по условиям задачи, насчет настоящего ты подумаешь, простор для маневра только в прошлом. Туда я могу вас переправить безболезненно, как уже и делал. Однако число перемещений в прошлое подчиняется довольно сложной формуле. Тебе достаточно знать, что в XX веке их не так много, и далеко не каждая точка вас устроит. В XIX веке их больше, но зато и век сортом пониже... - Да это еще как сказать... А в общем, знаешь, пойдем коньяка выпьем, трудно мне на трезвую голову с тобой общаться, - взмолился Воронцов и, не дожидаясь, пока Антон за ним последует, решительным шагом направился к шкафу, где размещался адмиральский, бар, или, по-русски выражаясь - погребец. - Вот, значит, так и выходит, - продолжил Антон, когда они расположились в креслах и Дмитрий выпил большую рюмку "Шустовского" и закусил гвардейским "пыжом", то есть сэндвичем из двух кусков сыра с проложенным между ними ломтиком лимона. - ...Выходит, что я предлагаю вам начать новую, достойную свободного человека жизнь. Если - заметь, я все-таки говорю "если" - вам не придется больше увидеть свое время. Я не гарантирую, но вдруг все-таки... - по тому, как Антон это произнес, Воронцову показалось, что проблема возвращения имеет не технический, а скорее идеологический аспект и как-то связана с последними событиями в Метрополии. - Но в любом случае я приложу все свои силы и... влияние, чтобы вы оказались в лучшем из возможных времен. В таком, где не очень мучительно больно от взаимодействия с окружающей средой. В таком, где люди ваших способностей достигнут пика самовыражения и в то же время не слишком повредят остальному человечеству. Этакий взаимоприемлемый гомеостаз и две ладьи форы... - А может, ты снова хочешь нас втравить в те же забавы? - подозрительно спросил Воронцов, подняв на уровень глаз наполненную рыжеватым напитком рюмку и рассматривая сквозь нее, как через лорнет, своего собеседника. - Да бог с тобой! Теперь я точно ничего не хочу, кроме как помочь. Ты просил личный пароход - и практически его уже имеешь. Любое оборудование, которое есть в моем распоряжении, включая роботов - пожалуйста. Невзирая на последствия... Впрочем, об этом никто и не узнает. И правил, которые запрещают снабжать аборигенов принципиально новой техникой и технологиями, я не нарушаю, поскольку они перекрываются предписанием об активизации перспективных открытий и озарений, а роботов, формально говоря, ты самостоятельно придумал, и в дальнейшем, чем смелее будут ваши идеи, тем лучше для вас. Дерзайте. Так что, приняв мою помощь, вы не прогадаете. Ну а если откажетесь, придется устраивать вашу судьбу по собственному усмотрению... Воронцов вздохнул, не зная, на что решиться. Он догадывался - как всегда, Антон не врет, но и правдой его слова признать трудно. Вокруг их возвращения явно идет очередная дипломатическая игра, оно по-прежнему затрагивает чьи-то разнонаправленные интересы, а Антон ведет себя как врач, не желающий объявить пациенту страшный диагноз, но подводящий к мысли, что в любом случае ничего особо утешительного ему не светит. - Скажи хотя бы, к чему нам готовиться? Согласись, в двадцатом веке тоже не все равно, где оказаться. Начало, середина, конец - далеко не одно и то же... - Увы, этого как раз и не могу сейчас. Сам еще окончательно не знаю. Не от меня зависит. Тут считать и считать... Многие факторы должны сойтись. Не только чтобы мир вам подошел, а чтобы и вы ему... Чтобы не повторить старых ошибок, не допустить еще большей дестабилизации. В конце концов, есть риск загнать вас вообще в ложный мир... - А это что за новость? - Хитрая штука. Нечто вроде фантомной реальности, возникшей в результате ошибки или... - Антон снова оборвал себя на полуслове, будто понял, что опять говорит лишнее. Или, как уже предполагал Воронцов, давая таким образом понять, что, несмотря на чины и награды, по-прежнему не свободен в своих поступках. - Короче, ты друзей пока не расстраивай, поскольку не окончательно все. И сам в уныние не впадай. Процентов двадцать пять за то, что все решится к взаимному удовольствию. Слово даю - постараюсь перебрать все мыслимые варианты. А пока развлекайтесь, отдыхайте, с кораблем заканчивайте... Одним словом, времени не теряйте, а то мало ли... 5 ...Доклад Воронцова об итогах последней, не слишком связной и оставляющей массу открытых вопросов беседе с Антоном произвел на слушателей тяжелое впечатление. И это при том, что в своем большинстве они уже давно свыклись с нынешним образом жизни и, пусть не до конца осознанно, все же держали в уме и такой вариант. Левашов, например, пришел к мысли о сомнительности возвращения в заданную точку путем здравой оценки технических возможностей доступной ему аппаратуры Замка и экспериментов с собственной установкой. Их со всех сторон окружал барьер, столь же непреодолимый, как вертикальная стенка для живущего на плоскости двухмерного существа. И преодолевать его раньше они могли просто потому, что кто-то как бы извне проделывал в нем отверстия. Именно извне, изнутри проблема не имела даже намека на решение. Новиков же с Ириной не верили в возвращение домой чисто психологически, исходя из несовместимости их теперешних личностей с ноосферой покинутой реальности. Грубо говоря - изменился рисунок папиллярных линий на пальце, и замок, настроенный на их старое сочетание, просто не откроется. Однако окончательный и не подлежащий обжалованию приговор пока еще не был произнесен, и у большинства сохранялось в душе нормальное русское: "авось еще обойдется". Настоящий срыв произошел только у Ларисы. Со слезами, истерическими рыданиями и не слишком выбираемыми словами упреков и обвинений в адрес всех и каждого. Хотя полностью невиновной в этой истории могла бы считаться только Наташа. Однако нет, это ведь она пригласила Ларису на Валгаллу, соблазнив приятным пикником и интересными знакомствами... А уж знала сама, куда приглашает, или нет - не имеет значения! Новиков, как всегда приняв главный удар, вначале еще более самокритично, чем требовала обстановка, признал все свои реальные и мнимые ошибки и просчеты, а потом, в утешение Ларисе, которая сильнее всего горевала, что мама сойдет с ума, она ведь обещала вернуться через сутки-двое, сказал, что за маму как раз беспокоиться не надо, она просто ничего об исчезновении дочери не узнает. - Как это? - у Ларисы даже слезы высохли на глазах. - Я сам не понимаю - как, но тем не менее. Может, Ира лучше объяснит, а я просто знаю, и ты знаешь, только от волнения забыла, что там, у нас, так и продолжается все тот же день... - Но это же ерунда, бред. Как может один день длиться вечно? - Лар, но ты же не удивлялась, когда мы полгода жили на Валгалле, а собирались вернуться в момент ухода. И наоборот, Ира с Алексеем четыре месяца провели в параллельном мире, а мы с Андреем и рюмку выпить не успели, - постарался успокоить ее Левашов, воздействуя больше интонацией. - Зато сейчас успеем, - очень кстати вмешался Шульгин, который до этого о чем-то перешептывался с Сильвией, и тут же разлил, в качестве противошокового, кому коньяк, а кому ледяную, только что из холодильника, водку. - Не знаю, - Лариса растерянно пожала плечами. - Там я понимала: вот мы ушли, вот вернулись, ну как будто видик выключили, а потом опять включили с того же места. А если мы никогда не вернемся? Объяснений Ирины тоже никто до конца не понял, но обстановка все же немного разрядилась. Помогла и Наташа, приведшая чисто женский довод. - Ну вот представь, ты вышла замуж за иностранца и уехала, в Америку или в Израиль. И обратно неизвестно когда приедешь. Расставаться с родными тяжело, конечно, но ведь не смертельно! Многие вообще больше не встречаются... Так зато своего рода и плюс есть - не надо, по крайней мере, все время переживать, как там дома без тебя, живы ли, здоровы? До самой смерти знать будешь, что у них все в порядке. Утешение достаточно странное, но ведь не более странное и абсурдное, чем все остальное. Сама-то Наташа настолько давно жила отдельно от родителей, встречаясь с ними даже и не каждый год, что отнеслась к случившемуся спокойно. Гораздо важнее для нее было, что Дмитрий с ней и нет больше опасности постоянных, на полгода и больше, разлук. Ну и, как уже говорилось, ее по-прежнему влекла перспектива красивой, полной приключений жизни. А впервые оказавшаяся на общем ужине в "кают-компании" Сильвия радовалась тому, что благодаря столь эмоциональному фону ее вхождение в здешнее общество прошло гораздо легче, чем она ожидала. Подчеркнуто скромно одетая в серо-голубые вельветовые брюки и белую с голубой клеткой фланелевую рубашку, совсем без косметики, гладко причесанная, говорящая по-русски без акцента, она почти не привлекала внимания. То есть, конечно, появление нового человека, тем более - красивой женщины, да еще и "соотечественницы" Ирины и новой подруги Шульгина, вызвало благожелательный интерес, но совсем не такой, каким он должен был оказаться в других обстоятельствах. Сыграло роль и то, что Ирина познакомилась с Сильвией несколько раньше, когда вместе с ней помогала Антону делать отчет, дополняя его подлинными показаниями аггрианских резиденток, и потом почти целый день они проговорили на общие для них темы. Сильвия умело изобразила такую же, как сама Ирина, рядовую агентессу, так что в итоге Ирина почувствовала к ней симпатию не столько из-за общего прошлого, как из предстоящего им отныне совместного будущего. Наташу же с Ларисой Сильвия без слов, одним только поведением успокоила, показав, что точно понимает свое место в сложившемся мирке и пока не собирается претендовать на что-либо большее. В обширной, отделанной темными дубовыми панелями столовой быстро темнело, тем более что грозовые тучи все плотнее затягивали небосвод, и уже трудно стало различать лица собеседников. Обычная в такое время суток и при таком освещении легкая, беспричинная грусть как-то незаметно приглушила более сильные эмоции, всем захотелось отвлечься, не думать больше о том, что все равно непоправимо, а если все-таки обстоятельства повернутся в лучшую сторону, так и тем более... Кто-то попросил включить свет, но вместо электричества Новиков предпочел поставить на стол и зажечь толстые свечи в грубых бронзовых шандалах. Стало куда уютнее, появилось, как и хотел Андрей, чувство особенной духовной общности и защищенности от внешнего мира. Под разнообразные холодные закуски Воронцов предложил выпить по второй и произнес тост, как бы подводя черту под всем, что было прежде: - Дай нам бог сил изменить то, что мы можем изменить, мужества пережить то, что изменить невозможно, и мудрости отличать первое от второго. И только произнеся эти слова, он сам услышал их как бы впервые, задумался, что они должны значить теперь, и к тому моменту, когда последняя опорожненная рюмка коснулась стола, полностью изменил свои намерения. Вместо тех слов, которые он собирался сказать и за которыми наверняка последовал бы очередной спор, и не обязательно по делу, а так ради удовлетворения собственных амбиций, Дмитрий сказал совсем другое. - А что, господа, не надоело ли нам это крепостное сидение? Все одно и то же, все в тех же стенах. Не пора ли проветриться? Я тут намедни местечко одно присмотрел - для шашлыков изумительное. По-моему, с самого начала мы на природе в полном составе не отдыхали. Заодно и поужинаем по-человечески... Тем более что и тучи вроде расходятся... - Что, прямо сейчас? - Именно. Долго ли собраться?.. На самом деле, не прошло и часа, как, загрузив в рюкзаки и сумки все, что требуется для непритязательного пикника, соответственно экипировавшись, по-студенчески шумная компания вывалилась из ворот Замка и, прогремев шагами по легкому подвесному мосту, погрузилась в окружавшую высокие стены осеннюю темноту. Предводительствующий Воронцов включил мощный аккумуляторный фонарь и, громко предупреждая о неровностях рельефа, повел свою команду в сторону гудящего прибоем берега. Место он действительно отыскал отменное - густая сосновая роща вплотную примыкала к каменистому пляжу, мачтовые, почти совсем как на Валгалле, сосны окружали небольшую полянку, по краю которой журчала и серебрилась под лучом света прозрачная мелкая речушка. Гул набегающих на берег волн смешивался с шумом ветра в невидимых кронах деревьев. И никакой проблемы с дровами для костра - вся земля вокруг была усыпана до звона сухими сучьями и огромными, в два кулака шишками. Еще через полчаса на поляне пылало сразу два костра - в целях скорейшего получения нужного количества угольев, а также и для освещения фронта работ. Берестин, Левашов и Новиков собирали и стаскивали в кучу все новые и новые охапки дров - сухая сосна горела со скоростью соломы, а пикник намечался долгий; женщины накрывали стол на большом полотнище брезента. Второе полотнище натянули сверху - на случай дождя. Воронцов же с Шульгиным занялись самым ответственным делом - приготовлением шашлыка. Если имеется парное мясо совсем молоденького барашка, хорошее сухое вино и необходимые приправы, процесс занимает совсем немного времени, но требует тщательности и своего рода таланта. Ибо настоящий шашлык - совсем не то же самое, что поджаренная на углях баранина. Присев на теплый валун за пределами освещаемого костром пространства, глядя на веселую суету друзей, Новиков в очередной раз не мог не оценить воронцовского экспромта. В том, что имел место действительно экспромт, Андрей не сомневался, он наблюдал за лицом Дмитрия, видел, как тот колеблется, собираясь сказать нечто неожиданное, и даже готовился его прервать, слишком уж неустойчива была общая атмосфера, и легко было вызвать новую волну неконтролируемых негативных эмоций. Вот что значит врожденный талант, никогда человек не изучал тонкостей психологии, но интуитивные его решения почти всегда безукоризненны. Неплохо бы теперь выяснить, что же он все-таки собирался сказать... И все же Андрей решил не думать сейчас на "служебные" темы. В конце концов, сам он тоже не железный, и тоже, имеет право хоть сегодня сбросить с себя так называемую ответственность. Хоть до утра забыть обо всем, как следует выпить и закусить, повалять дурака, непринужденно пошутить с девушками, вспомнить к случаю пару анекдотов. Кстати, тыщу лет никто в этой компании не рассказывал анекдотов. Плохой, между прочим, признак. Немедленно нужно выдать что-нибудь смешное, и желательно поглупее. - Леш, ты гитару не забыл? - окликнул Берестина Воронцов, закончив раскладывать вод малиново пылающими углями шампуры и вытирая разгоряченное лицо. - Как можно... - Да я тут вспомнил один текст, подходящий к случаю. Пока шашлык доспевает, можно изобразить... - У Андрея хлеб отбиваешь? - Куда уж мне. Я так, по-любительски... Пока Воронцов настраивал на свой вкус гитару, Шульгин разлил по объемистым серебряным чаркам почти черное греческое вино, терпкое от виноградной смолы и растертой в порошок коры старых лоз. - Дураки мы все, братья и сестры, - меланхолически заявил он и тут же пояснил свою мысль: - Не ценили на Валгалле своего счастья. Сколько таких ночей зря пропустили... - Ничего, - утешил его Берестин, - еще не вечер. И такие будут, и лучше, ежели... - Что - ежели? - Ежели дураками больше не будем... - Да-а, зверски тонкая мысль. Эрго - бибамус! [следовательно - выпьем! (лат.)] Воронцов обычно избегал петь перед публикой, особенно в присутствии гораздо более сильных исполнителей, как, скажем, Новиков, но слух у него был неплохой, да и голос вполне подходящий, чтобы в разгар сурового мужского застолья заставить умолкнуть и пригорюниться самых крутых и громогласных. Подобрав ритм и тональность к уже звучащим внутри и рвущимся на волю словам, он начал низко и угрожающе: Кончено время игры, Дважды садам не цвести, Тень от гигантской горы Пала на нашем пути. Область унынья и слез - Скалы с обеих сторон И оголенный утес, Где распростерся дракон. Острый хребет его крут, Вздох его - огненный смерч, - Люди его назовут Сумрачным именем: Смерть. Что ж, обратиться нам вспять, Вспять повернуть корабли, Чтобы опять испытать Древнюю скудость земли? Нет, ни за что, ни за что! Значит, настала пора, Лучше слепое Ничто, Чем золотое Вчера! Вынем же меч-кладенец, Дар благосклонных наяд, Чтоб обрести наконец Неотцветающий сад. Тишину, наступившую после того, как смолк долгий звон последней струны, нарушил Шульгин. - Здорово... Это ты сам сочинил? Новиков громко хмыкнул, а Наташа рассмеялась. Не над необразованностью Шульгина, а от радости, что Дмитрий и здесь оказался на высоте, показал, что не уступит Новикову и на его поле. И не слишком почитаемый ею Гумилев пришелся сейчас очень и очень к месту. Новиков же, в очередном озарении, не слишком, впрочем, гениальном - отгадка лежала почти на поверхности, понял, что задумал и о чем хотел сказать Воронцов. Впрочем, что значит - на поверхности? Чтобы восстановить ход мысли Воронцова, Андрею пришлось вспомнить некоторые ранние беседы с ним на общеисторические темы, намеки Антона, да вдобавок сопоставить стихи Гумилева с одной сценой из почти всеми забытого романа. Андрей одобрительно кивнул Воронцову и показал ему сложенные кольцом большой и средний пальцы. А теперь пусть думает, к чему этот знак относится: к песне или... Пикник же на самом деле удался на славу. Казалось бы, все давно пресытились и чудесами, и приключениями, любой мыслимой роскошью и неограниченным выбором самых экзотических блюд и напитков, а вот поди ж ты - оказывается, звездного неба над головой, тепла и света костра, душистого мяса, запиваемого дешевым вином, и разговоров, и песен под гитару вполне достаточно, чтобы вновь ощутить себя молодыми, способными довольствоваться столь малым, и вспомнить, что жизнь и вправду хороша сама по себе, несмотря ни на какие "привходящие обстоятельства". Лариса, тоже давно забыв о своем недавнем срыве, подбила женщин на ночное купание в океане, и все согласились, даже Сильвия, самая молчаливая и будто бы настороженная. - И чтоб не подсматривать! - крикнула Лариса, скрываясь в темноте и на ходу начиная раздеваться. - Только смотрите, как бы нас не похитили... - игривым тоном добавила Наташа. - Слушай, смех смехом, а как тут насчет акул? - спросил Воронцова Новиков. - Не должно. Здесь мелководье, опять же речка пресноводная впадает, но вообще надо предупредить, чтобы за отмель не заплывали. Когда он вернулся, проведя необходимый инструктаж, Шульгин предложил добавить по стопарику, пока бабы не мешают. - А то они когда-нибудь тебе мешали... - Не в том суть. Просто так положено. Они отвернулись, а мы раз - и все... - Ну разве что положено... - И вообще, мужики, - сказал Воронцов, прислушиваясь к доносящимся с берега крикам, взвизгиваниям и смеху, - чтобы со всякими такими разговорами завязывали. Хватит философий и мировых проблем. Затянули девушек в наши заварушки, так извольте хоть создать им подходящую жизнь. - А то она у них не подходящая, - тут же возразил Шульгин. - Где это они красивше видели? - Все правильно, - поддержал Андрея Левашов. - Наше дело решать проблемы, а им "Санни сайд оф лайф"... Берестин молчал и ковырял гаснущие угли острием шампура. Новикову стало неловко. Черт его знает, не одно, так другое. В обратный путь тронулись, когда небо над океаном начало светлеть. Гроза так и не собралась разразиться. Чуть приотстав от основной группы, Шульгин спросил Сильвию: - И как тебе наша компашка? - Трудно ответить сразу. Ты же понимаешь - мне нужно привыкнуть. Раньше у меня было несколько иное общество... Шульгин, по своей российской наивности, предполагал, что Сильвия станет рассыпаться в комплиментах и поведает о том, как она счастлива быть принятой в столь приятной компании; он просто не принял во внимание, что в отличие от Ирины, изначально запрограммированной на роль советской студентки и оттого легко и естественно вошедшей в их круг, Сильвия прожила жизнь природной английской аристократки. Она тоже поняла, что обманула Сашкины ожидания. - Но вот я наблюдала за вами всю ночь и абсолютно не могла понять, как вы - такие, какие есть - смогли все это сделать? И в Москве, и на Таорэре, и... - И с тобой, - мстительно продолжил Шульгин. - Да, и со мной тоже, - легко согласилась она. - Что же ты, столько лет прожила в Англии и даже про Джеймса Бонда не смотрела? Он как раз англичанин и работал ничуть не хуже нас... - О чем ты говоришь... Саша? - его имя она произнесла с заминкой, словно ей трудно было окончательно перейти на русский язык и русскую манеру обращения. - Кто же всерьез воспринимает эту бульварщину? Я привыкла общаться на ином уровне и исходить из совсем других критериев. А когда партнер, которого ты считаешь серьезным, начинает себя вести... как персонаж комикса... Шульгин рассмеялся самодовольно. - На это мы как раз и рассчитывали. А брак по расчету бывает счастливым, когда расчет правильный... Ладно. Привыкнешь, как другие привыкли. Ты тут, кстати, не одна такая аристократка, есть и покруче. Причем настоящие, прямая линия аж с одиннадцатого века. Лучше вот что мне разъясни, раз к слову пришлось. Для чего вы с Джорджем именно такое для меня испытание выбрали, ну с тем, с наркомом? Я же для вас все-таки новозеландцем выглядел, и вы сами, со своими британскими привычками, как-то, на мой взгляд, далековаты от сталинских штучек. Я об этом все время думаю. - Ничего странного. Новозеландец из тебя и вправду получился довольно убедительный, только мы-то сразу знали, что ты русский. Пусть даже "пришелец", однако с базовой подготовкой русского. Стоило тебе появиться, и я через минуту тебя идентифицировала. Мы даже сумели определить твое подлинное имя... Жаль, что не имели информации об эксперименте Базы с Новиковым и Берестиным. Если бы знали, выбрали что-то другое. А так... Сам по себе замысел был безупречен: ты подселяешься в уже измученного страхом человека, плюс шок от переноса матрицы, тут же арест, тюрьма - а этого человека отвезли не на Лубянку, а сразу в Сухановскую, и почти месяц непрерывно и жестоко пытали... Ты должен был сломаться... И Шульгин с запоздалым страхом подумал, что ведь действительно... Откуда он знает, что стало бы с ним после месяца костоломных упражнений ежовских специалистов? На лихую эскападу он способен, на хороший техничный мордобой, на красивую смерть при свидетелях, в конце концов, но к сталинским застенкам он себя не готовил. Зато... Зато подтвердилась еще одна теория, выработанная им умозрительно, а сейчас получившая проверку практикой. Точно как учили классики. Если бы он помедлил, решил подождать, что дальше будет, опомнился бы только там, откуда и при его способностях не убежишь. И, значит, все верно - сначала бей, потом думай... - Ты так спокойно мне повествуешь... - он заглянул в лицо совершенно нормальной на вид, милой и привлекательной молодой женщине. - Я говорю тебе о том, что планировала руководимая мной резидентура в отношении неизвестного, внедряющегося в нее с заведомо враждебными намерениями. А не я - нынешняя Сильвия - собиралась мучить тебя - нынешнего Сашу... Для тебя есть разница? И еще заметь, ты по отношению ко мне тоже вел себя не слишком по-джентльменски... Впрочем, в своем теперешнем положении я ни на что не могу претендовать, победитель всегда прав. Шульгин не совсем понял, означают ли ее слова истинную покорность судьбе или имеет место в лучшем случае кокетство. Но возмутился он искренне. - Вот этого не надо! У нас так