не принято. Если ты с нами... со мной дальше быть собираешься, про то, что было - забудь. То есть никто зла не таит и никаких больше счетов. Сумеем по-настоящему подружиться хорошо. Нет - устраивайся по своему разумению. - Извини. Если ты действительно так думаешь и чувствуешь, я постараюсь... В предрассветных сумерках Шульгин вновь посмотрел ей в лицо. Может, дело в сероватом рассеянном свете, но ему показалось, будто выражало оно сейчас чисто русский бабий фатализм. Тех еще, естественно, времен. Когда просватали за впервые увиденного мужика и делать нечего, остается только надежда, что, может, сильно бить не будет, а то и приласкает при случае... Подчиняясь аналогичному, генетическому чувству, он слегка приобнял ее за плечи и тут же отпустил, чтобы не подумала, будто он, пользуясь случаем, предъявляет на нее свои права. После той лондонской ночи он прикасался к ней впервые. И не желая выглядеть сентиментальным, снова вернулся к прежнему. К тому, что его волновало, несмотря на некоторую уже привычку. - Ну а на самом деле, что это было? Фантоматика, наведенная галлюцинация или все же реальность? - Что ты имеешь в виду? Ах, это... Даже не знаю, как тебе ответить. Для наркома совершеннейшая реальность. Он существовал на самом деле и был расстрелян. Убежать ему, естественно, не удалось. Да и не приходило в голову. С момента наложения на его мозг твоей матрицы возникла новая реальность... Шульгин уже неоднократно обсуждал с друзьями временные парадоксы, в которые им довелось попадать, но в отличие от Левашова или Новикова, Сашка даже не делал вида, будто что-то понимает. Он просто выслушивал те или иные доводы, согласно кивал, с умным видом говорил что-то, но рано или поздно произносил одну и ту же ритуальную фразу: "Ну, про пар мне, барин, все ясно. Теперь только скажи, куды здесь лошадь запрягать?" - Значит, все-таки те чекисты были настоящими людьми? - Нет, это удивительно! У вас, русских, мозги совершенно по Достоевскому устроены. В каком-то смысле они, безусловно, были настоящими. Но, с другой точки зрения, как можно беспокоиться о судьбе людей, которые умерли задолго до твоего рождения? В данной реальности ты, в собственном физическом облике, никого не убивал. А за поступки не существующего здесь и сейчас человека, телом которого ты якобы управлял, отвечаешь никак не больше, чем драматург или актер. Явно пришло время Шульгину опять вспомнить про паровоз и лошадь. Тем более что не волновала его мифическая вина, а именно хотелось понять соотношение вымысла, реальности подлинной и, так сказать, реальности второго порядка. Они постепенно так отстали от компании, что уже и голоса стали не слышны. И вполне можно было сменить пластинку, начать, как подсказывала обстановка, закреплять успех на любовном фронте, тем более что Сильвия, похоже, ждала после первого робкого прикосновения более решительных действий. Но Шульгин решил раз и навсегда покончить с прошлым, выяснить все, что пока оставалось непонятным, и более к этому уже не возвращаться. Чтобы завтра, то есть сегодня, после восхода солнца, общаться с Сильвией "с чистого листа". И очень уж отчетливо запечатлелась в памяти картина: несущаяся сквозь ночь машина, два нагана в карманах кожаного пальто, "ТТ" под ремнем, перепуганная женщина и двое детей за спиной, которых он обязан спасти, и не поймешь, чья своя собственная, или теперь уже наркомовская решимость прорваться, с боем или без, умереть, если придется, но никогда больше не позволить тем, от сержантов с малиновыми петлицами до усатого Хозяина, распоряжаться его судьбой... - Зачем только вы меня выдернули оттуда? Как он там один, сумеет - или снова лапки кверху? - Как ты понимаешь, в наши планы не входило развлекать тебя вестернами "а ля рюсс". И так вместо запланированного шока получилось нечто противоположное. А твой нарком... Если очень хочешь, верните мне универблок, и попробуем посмотреть, чем дело кончилось. Такого предложения Шульгин не ожидал и вместе с острым желанием действительно вернуться и доиграть партию до конца ощутил вновь проснувшееся недоверие. Верни ей блок, а она? Впрочем, как-нибудь, под строгим контролем Ирины... - Канэшно, хочу... - ответил он словами грузина из анекдота и поймал удивленный взгляд Сильвии. - Попробуем, когда время будет, - уточнил он, подумав, что вот и опять ситуация поразительным образом повторилась. Тогда Андрей с Алексеем оставили своих персонажей в машине в самый острый момент, вот и он тоже. Не зря сказал однажды Воронцов: "И обязательно приезжаешь на станцию. Как правило - с буфетом". Словно не подлинную жизнь они живут, со свободой воли и прочими неотчуждаемыми правами, а возятся с кубиками, которые, как ни верти, а ничего, кроме того, что на них нарисовано, не сложишь. - И последний теперь уже вопрос, - извиняющимся тоном сказал он. - Замучил я тебя, да вон уже и ворота показались. Раз вы убедились, что испугать меня не вышло, зачем была еще и та ассирийская хохмочка? - Наверное, потому, что мы тоже действовали в условиях стресса. Кардинально менять планы было просто некогда. Увидели, что ты вышел из положения, да еще так, что твоя самоуверенность должна была только возрасти, и сразу включили следующую программу, которая была под руками, подготовленная для другого случая. Ты считаешь себя сильным, героем-одиночкой, которому вся тайная полиция нипочем, так как тебе понравится в теле прокаженного калеки? Мы тебе снизили напряженность матрицы, чтоб не мог пользоваться его памятью, и собирались подержать там подольше, чтобы выветрились воспоминания о собственном героизме. И снова недодумали - надо было лишить и двигательных функций тоже... Шульгин предпочел не заметить прозвучавшей в ее голосе нотки сожаления. Отнес на счет вполне естественного профессионального чувства, уязвленного проигрышем, и кому - дилетанту и самозванцу. Но все же и просто так оставить провоцирующей реплики не смог. - Если бы покойник с бубей зашел, еще хуже было бы... - Извини?.. - Да нет, это я так, присловье у нас такое. В преф научишься, поймешь, не все в бриджи да гольфы играть. Ладно, проехали... Тем более что они уже вышли к мосту, на другом конце которого их поджидал Новиков. Не решился уйти, оставив их двоих за пределами охраняемой территории. 6 В глубокой, скрытой между крутыми прибрежными холмами бухте, откуда Замок был не виден из-за густо покрывавшего вершины холмов леса, Воронцов разместил то, что шутливо называл своей военно-морской базой. "Первая советская база на американской территории", обычно добавлял он. Дороги к ней не было, только причудливо петляющая по распадкам тропа, позволяющая, впрочем, добираться до базы не только верхом, но и на маленьком вертком "виллисе" времен второй мировой войны. А большего и не требовалось, грузы доставлялись сюда иным способом. От обширной забетонированной площадки и почти до середины бухты протянулся совсем недавно изготовленный волнолом, а к нему левым бортом был пришвартован сверкающий белой эмалью бортов и надстроек трехтрубный пароход, настолько же неестественный среди здешнего первозданного пейзажа, как древнеримская трирема в, допустим, Североморске, рядом с атомными субмаринами. Но оттого же он был особенно хорош, и, вывернув из последнего поворота, Воронцов всегда останавливал "джип" и несколько минут молча наслаждался прекрасным зрелищем. Он теперь постоянно испытывал чувства автолюбителя, долго и тщетно мечтавшего о собственном "Запорожце" и вдруг получившего право бесплатно выбрать любую машину на всемирном автосалоне, да еще и с каким угодно дополнительным оборудованием. Не веря своему счастью, он готов был часами созерцать и ощупывать этот подарок судьбы, вникать в конструкции и постигать назначение невиданных приборов, наслаждаться запахами свежей краски и кожи сидений, с трепетом и чувством подавляющего превосходства перед владельцами заурядных "троек", "шестерок" и прочих "москвичей" готовиться к первому выезду в город... Ну а поскольку предмет обожания Воронцова своими габаритами и параметрами в сотни раз превосходил самый большой на свете автомобиль, то и процесс наслаждения тоже... И это несмотря на то, что сам он был и генеральным конструктором корабля, и заказчиком оказавшегося у него чуда техники. Но ведь одно дело - вообразить и даже набросать на дисплее эскиз, и совсем другое - увидеть свою мечту воплощенной в металле и иных материалах, с применением последних достижений инопланетной техники. Пребывая в состоянии почти постоянного радостного возбуждения, Воронцов, словно в первые лейтенантские годы, с утра до вечера мотался по судну от фор- до ахтерштевня, от киля до клотиков, проникал в самые дальние закоулки трюмов, отсеков и коффердамов, вникал в тонкости работы всевозможной механики и автоматики, только вместо замусоленных чертежей и инструкций имел при себе плоский компьютерный блок, предупредительно выдававший на экран ответ на любой практический вопрос, вплоть до шага резьбы каждого болта или назначения третьего слева пакетника на распределительном щите в отсеке номер шесть на четвертой палубе... И хоть значительную часть забот, связанных с корабельной электроникой, принял на себя Левашов, вопросы снабжения припасами, необходимыми на неизвестно сколько лет автономного существования, легли по преимуществу на Берестина с Шульгиным, а женская часть экипажа под руководством Натальи Андреевны занималась интерьерами жилых помещений, все равно Воронцов, как истинный капитан, считал своим долгом и приятной обязанностью вникать во все и находиться в нескольких местах одновременно. Иногда он поднимался в свою каюту, отдыхал пару часов, наскоро перекусывал в буфетной и вновь окунался в бесчисленные заботы. И дело не только в том, что впервые за пятнадцать лет службы он стал, наконец, полным и безраздельным хозяином корабля, и не какого-то там тральщика или сухогруза, а прекрасного, совершеннейшего лайнера в двадцать пять тысяч тонн водоизмещением и со скоростью до сорока узлов, с таким навигационным оборудованием, что словами передать невозможно! Воронцов спешил. Из всех туманных и уклончивых слов Антона он сделал для себя главный вывод - надо как можно скорее подготовить судно к плаванию. Словно бы война надвигается, вот-вот разразится, а столько еще не сделано, и упаси бог оказаться в "час Ч" с полуразобранными машинами или без боезапаса на борту... Но как он все же красив! Внешне напоминая прославленную "Мавританию", пароход имел три трубы вместо четырех, и не такие огромные, а соразмерные. В надстройках тоже чувствовалось неуловимое влияние последних достижений корабельной архитектуры, форштевень получил легкий клиперский наклон, обводы корпуса тоже стали элегантней и рациональней. И главное, чего стремился добиться Воронцов - чтобы судно выглядело естественно и не вызывало ненужных вопросов в любом году двадцатого века. Начинку корпуса он не собирался показывать никому из посторонних, а при взгляде извне все было совершенно. Включая устройство, имитирующее густой дым из труб - если доведется попасть во времена угольных пароходов. Имелось и бортовое вооружение. Вполне достаточное, чтобы отбиться, конечно, не от современной авианесущей эскадры, но от парочки линейных крейсеров году так в шестнадцатом... Да и в сорок третьем тоже. ...Воронцов снова включил мотор и медленно скатился прямо к парадному трапу. Встретил его вахтенный биоробот и доложил, как положено. Для поддержания дисциплины Дмитрий сделал ему замечание за слабо подтянутый ремень и не слишком надраенные ботинки и взбежал на мостик. Нет, не обманул Антон, парни получились хоть куда. Сейчас и он сам, и все остальные пообвыклись, научились пользоваться их возможностями в полном объеме, а поначалу было немного странно. Особенно женщины смущались в их присутствии. А теперь присмотрелись - и ничего. Нормальные моряки. Знающие, дисциплинированные, сообразительные. До предела универсальные. Прикажешь - и за пивом в буфетную сбегает, и паровую турбину разберет и соберет. Не в одиночку, конечно, детали там есть тяжелые, но вчетвером - свободно, и без всяких подъемных кранов. Воронцов еще раздумывал - а не заказать ли некоторое количество роботесс, женского, то есть, облика, на роль горничных и тому подобное, потому что не в каждом случае матрос-вестовой может девушкам услужить. Но к окончательному решению он пока не пришел, были у него некоторые сомнения. А вот первая встреча с роботом получилась забавная. Работу Антон предъявил с хорошо рассчитанным эффектом. Такие шутки вообще в его вкусе, вспомнить хоть внезапное появление Наташи... Проснувшись ранним-ранним утром, Воронцов вышел по персональному капитанскому трапу из каюты прямо на ходовой мостик, полюбовался сквозь мелкий моросящий дождь на бухту и проступающие сквозь туман сопки, опустился на шлюпочную палубу и вдруг увидел у борта фигуру в белой форме и фуражке-мичманке. Никого из своих быть здесь не могло. Воронцов еще не сообразил, как отреагировать на появление постороннего на борту, а тот уже его заметил и с места взял крупную рысь. Остановился в четырех шагах, вскинул к козырьку руку. - Так что разрешите доложить, господин капитан, на вверенном вам судне все в полном порядке. Происшествий нет! - и добавил несколько не по уставу, но почтительно: - Доброго вам утречка... Неизвестный выглядел колоритно. Здоровенный, на полголовы выше Воронцова, на плечах штангиста - контрпогончики старшего унтер-офицера царского флота, поперек необъятной груди цепочка боцманской дудки, грубоватая, но не лишенная добродушия (так и хочется сказать - морда) физиономия, загорелая и обветренная, закрученные молодецкие усы, татуировка - якорь на тыльной стороне ладони. - Дозвольте напомнить, вашескобродие, через пятнадцать минут побудка, так что какие будут приказания? Прямо из "Капитального ремонта" персонаж. - Да ты кто такой? Откуда здесь? На лице унтера отразились недоумение и обида. - Осмелюсь доложить, вашескобродие, старший боцман Иванов. Прибыл из Первого гвардейского флотского экипажа, назначен на должность вашим приказом... - Иванов мучительно пытался понять, шутят их высокоблагородие или здесь какая-то новая командирская причуда? А Воронцов наконец догадался, в чем дело. - Благодарю за службу, боцман. Но ты мне вот что скажи, а почему это на судне часовой у трапа не выставлен? И вместо вахтенного офицера почему ты командиру рапортуешь, а? Похоже, Иванов растерялся. Он глубоко вздохнул, открыл рот и снова его закрыл. Лицо, несмотря на загар, стало багроветь. Еще бы, такой конфуз. Командир спрашивает, а он не знает, что отвечать... И неизвестно, чем бы эта мизансцена закончилась, если бы из-за трубы не появился Антон. - Спокойно, Иванов. Программа снята. Отключись... - После этих слов боцман слегка обмяк, полуприкрыл глаза, но в основном осанки не потерял. - Хорош, да? - с легкой гордостью мастера спросил Антон. - Только зачем так сразу? Он еще и не подключен по-настоящему... - Мне откуда знать? Вижу - классный служака, вот и решил проверить, насколько он соответствует... Воронцов обошел вокруг робота, осматривая. - Отлично сделано, ничего не скажешь. Правдоподобие стопроцентное. Только к чему именно такой... антураж? Посовременнее нельзя было? - Почему нельзя, все можно. Это я так, пошутил. А если серьезно, то в центральном компьютере тебе целый набор программ. У каждого робота свой номер. Задаешь ему специализацию, присваиваешь номер, если угодно, внешность можешь подрегулировать, хоть произвольно, хоть под любое портретное сходство, и он будет тем, кто тебе нужен. Боцман - значит боцман, лакей - так лакей. Если захочешь - и нейрохирургом может работать. В общем, я все покажу. Но, как и договаривались, радиус действия не больше километра от борта. - А если я его дальше пошлю? Скажем, в город, сигареты купить? - Если ближе километра не найдет - вернется... - А если я ему прикажу на пирсе стоять, а сам в море выйду? - Догонит. Даже и пробовать не советую, тут гарантия стопроцентная. Воронцов задал еще ряд вопросов и получил исчерпывающие ответы. Антон, похоже, предусмотрел все, что только могло прийти Дмитрию в голову. - Одним словом, я сделал даже больше, чем ты просил, - заключил объяснения Антон с таким видом, будто ждал похвалы. - Да я и не сомневался. Только вот последний вопрос. Как у них с этими... законами роботехники? Взбунтоваться они не могут, или наоборот, в толстовство удариться, когда меня, к примеру, у них на глазах убивать будут? - Законы роботехники... - в голосе Антона прозвучали скептические нотки. - Литература это все. На самом деле все иначе. Взбунтоваться они, конечно, не могут. В принципе. Программа это исключает. Не может же такой служака, - он показал на боцмана, - не выполнить приказ капитана, нагрубить, о уж тем более поднять на него руку. Это абсолютно преданная, абсолютно послушная, инициативная в пределах программы личность. Ничего другого в нем просто не заложено. Но если тебе вздумается запрограммировать его, как... капитана Сильвера или кронштадтского матроса семнадцатого года, последствия будут соответствующие. Просто, зная тебя и твоих друзей, я уверен, что наемных или добровольных убийц вы фабриковать не станете. А уж если на вас нападут... малайские пираты или чикагские гангстеры, эти ребята вполне способны действовать по обстановке. Не подведут... Полсотни "заготовок" я сделал. Пойдем, полюбуешься. ...И всех остальных работа на корабле увлекла. Как и в первые, незабываемые дни на Валгалле. Конкретное, интересное и нужное дело, для большинства необычное еще и тем, что раньше на такого класса судах им бывать не приходилось. Разнообразие и количество помещений - кают, салонов, баров и ресторанов, зимних садов, качество и роскошь отделки трансатлантика с непривычки просто потрясали нормального советского человека, больше привыкшего к убожеству гостиничных номеров и сервису уровня плацкартных вагонов. Тем более что Воронцов предоставил каждому возможность занять под личные апартаменты любую площадь в предназначенной для просторного размещения полутора тысяч человек надстройке. И оформить их по собственному вкусу, не стесняя себя никакими ограничениями. Желаешь мебель слоновой кости и золотые унитазы - пожалуйста. Лишь бы все запросы и капризы были облечены в технически грамотную форму. К услугам заказчиков было огромное количество альбомов, проспектов, справочников по корабельному дизайну и квалифицированная помощь архитектора Натальи Андреевны и художника Берестина. Она же, Наташа, предложила гарантированную конфиденциальность своих услуг. Чтобы до поры сохранялась тайна расположения и оформления личных помещений. Тем интереснее потом будет ходить друг к другу на новоселья. Вдобавок соблюдался принцип "мой дом - моя крепость". Может, кто-нибудь захочет, чтобы окружающие даже адреса его не знали... У людей, обреченных на жизнь в замкнутом пространстве и в узком круге одних и тех же людей могут возникать странные причуды в целях защиты душевного равновесия. Если кто и был здесь сегодня по-настоящему счастлив, так это Наташа. В большей, наверное, степени, чем даже Воронцов. Постепенно трюмы корабля наполнялись припасами, и его ватерлиния, недавно еще возвышавшаяся над краем пирса, почти коснулась гребешков мелких прибрежных волн. В принципе, необходимости загружаться таким количеством продовольствия, топлива, оружия, всякого прочего снаряжения не было. Выполненные теперь не кустарно, из подручных материалов, а вполне промышленным способом дубликаторы позволяли ограничиться единственным экземпляром каждой нужной вещи, но тут уже вступила в свои права психология. Как это можно отправляться в долгое-долгое плавание с пустыми трюмами, провизионками, крюйт-камерами? Дубликатор - вещь хорошая и полезная, а запасец, лет на пять, карман не тянет... А к тому же, даже и образцов потребных изделий набиралось много и много тысяч, в том числе достаточно больших и тяжелых, например, автомобилей, тракторов, всевозможной бронетехники и прочая, и прочая, и прочая... Доведется попасть в первую треть века, и какую-нибудь забытую батарейку для прибора ночного видения не достанешь ни за какие деньги. Кстати, с деньгами тоже серьезный вопрос. Золота и драгоценностей набрать можно десятки тонн, но не будешь же таскать с собой кошели с монетами и, сходя на берег, бегать в поисках менял? Значит, нужен и самый широкий ассортимент банкнот, пригодных в любое время и в почти любом месте. С не слишком часто повторяющимися номерами. Одним словом, забот хватало всем. Во время ужина в небольшом зале, оформленном как кают-компания парусного линкора времен адмирала Нельсона, разговор снова коснулся наиболее болезненной темы. Теперь, как и было условлено, говорили об этом лишь в чисто мужском кругу. Воронцову по-прежнему не удавалось добиться у Антона даже намека на время, в которое им предстоит вернуться. Хотя бы в пределах десятилетий. Он, как обычно, отделывался ссылками на "неподготовленность вопроса". А на самом деле просто чего-то выжидал. Параллельно этой же темой занимался Левашов. Исходя из как бы невзначай брошенных Антоном слов, Олег задался целью вычислить возможные точки перехода чисто теоретически, с помощью своих предположений и неограниченных (как казалось) возможностей Главного компьютера Замка. - Мне вот что еще интересно, - говорил Воронцов, трудясь над запеченным в сметане карпом. - Почему это наша подготовка происходит как бы из молчаливого соглашения, что мы окажемся именно в двадцатом веке? Ну, прототип корабля я выбрал, имея на то вполне конкретные основания - судно без механического двигателя, электроснабжения и приличествующего комфорта просто не обеспечит нам выживания на разумно продолжительный срок... А в остальном... Вот, может, Олег пояснит нам, темным... Если - надеюсь, что я не прав - с нашим временем так и не выйдет, то как?.. Имеются научно обоснованные надежды на что-нибудь подходящее? А вдруг сразу в семнадцатый век нас жахнет, а то и в мезозой? Слова форзейля меня как-то не совсем убеждают, а ты что скажешь? Вряд ли сейчас Левашов подходил для роли застольного собеседника. Измученный почти непосильными даже для него интеллектуальными и физическими нагрузками, с красными от недосыпания глазами (он, в отличие, скажем, от Новикова, если уж начинал заниматься каким-нибудь важным, на его взгляд, делом, то загонял себя до полусмерти), отравленный бесчисленным количеством сигарет и чашек крепчайшего кофе, Олег ответил вялым голосом, машинально ковыряя вилкой в салате из крабов, но словно забывая донести ее до рта. - Считайте меня последним кретином, но теперь я понимаю даже меньше, чем в самом начале. Или вариативная хронофизика вообще за пределами моих возможностей, либо Антон нас крепко натягивает... - Ты, главное, успокойся, - вмешался Новиков, с сочувствием глядя на изможденное лицо друга. - Выпей как следует и ложись спать. Никто нас не гонит. Завтра хоть до обеда отдохни... - и повернулся к Воронцову: - Проследи за ним, капитан, власть свою используй, вплоть до ареста при каюте с приставлением часового. - И снова обратился к Левашову: - Не терзай ты себя. Занимайся потихоньку корабельными делами, навигационную и сервисную электронику отлаживай, а физику ну ее к ...! Скажи попросту - какие шансы у нас есть и на что? Просто чтоб слегка планировать... И в каком смысле Антон нас может "натягивать"? Выход возможен, но он его блокирует, или подсовывает тебе неверные данные, или, наконец, компьютер перепрограммирован, а? Послушавшись доброго совета, Левашов выпил предупредительно поданный Шульгиным фужер, в который вместо употребляемого остальными хереса Сашка щедро плеснул коньяку, и почти сразу не то, чтобы повеселел, а расслабился, черты лица обмякли, повлажнели губы, приобрели нормальное выражение глаза. - Да вот, понимаешь... Я действительно по ночам все сижу, считаю, хроноинтегри... тьфу, интегрирую... как влез, так и не могу остановиться. Все время то вот-вот получится, то такая, пардон, ..... начинает вылезать! И вот если себя не обманывать... - Шульгин еще раз плеснул в фужер, и Олег одним глотком, не поморщившись, выпил. - Если не обманывать - лично у меня, наверное, не выйдет. На моей установке. Тупик сплошной. Словно вокруг нас действительно никакого реального времени не осталось... - Но Сашка же в Лондон ходил! И Андрей с Ириной в Москву... - с недоумением спросил Берестин. - Лучше и не вникать. Там совсем на другом уровне дела. Далеко за пределами и моего понимания, и моей техники. Якобы, по словам Антона, прямой пробой через иные измерения и бог знает сколько слоев параллельных реальностей. Такой пробой существует ограниченное время и требует, кроме жуткого количества энергии, обязательного возвращения объекта переброса, который как бы является неотъемлемой частью этого самого канала. Если он, то есть объект, останется там после свертывания канала, то превратится в некую гигантскую шаровую молнию, сгусток плазмы, лишенный стабилизирующего поля... Что, кстати, случилось со звездолетом наших потомков. Отчего я тогда и перепугался, ну, когда Андрей в Москву ушел. Приборы все как с ума посходили. - Выходит, если что, мы с Ириной рванули бы, как атомные бомбы? - Примерно так. Похожая штука могла произойти, когда я Ирину за Алексеем отправлял... - Левашов с виноватой улыбкой развел руками. - Однако шансы все-таки есть! - с неожиданным вызовом продолжил он. - Не зря я голову ломал. Выскочить отсюда можно. Там математически хоть и сложно, но на доступном вам уровне можно так изложить: имеются некоторые разрежения в едином хронополе, вроде как проталины во льду. И их пробить, пожалуй, удастся. Но куда вынесет? Я пробовал график построить. Тут Антон не сбрехал. Зависимость выходит нелинейная, но в двадцатом веке есть две-три точки, в девятнадцатом еще пять просматриваются, ну и так далее... - Вот тебе другой ответ на наш вопрос, - ткнул пальцем в сторону Берестина все это время молчавший Воронцов. - Мы готовимся к жизни именно в двадцатом веке, потому что только в нем сможем нормально адаптироваться. В двадцатом и в последнем десятилетии девятнадцатого. - Ищу под фонарем, потому что там светло, - вставил Шульгин. - Вот-вот. Сможем адаптироваться психологически, а главное - социально. Имея нормально выглядящий пароход, воспринимая этот мир, как свой, мы сможем жить в нем легально! Легенда, документы - это мелочи, главное, что и в пятом, и в двадцатом, и в сорок пятом мы, считай, свои... А уже в тысяча восемьсот... ну, хоть пятидесятом нам нормально жить вряд ли удастся. Вот тогда придется на самом деле превращаться в каких-то графов Монте-Кристо... Необитаемый остров, пароход как база, материальная и моральная, а выходы в свет... Чисто эпизодические, чтобы обстановку сменить. - Да, очень доходчиво, - кивнул Берестин. - Кончаем, мужики, этот треп никчемный, - неожиданно заявил Шульгин. - Ей-богу, надоело. Вот есть у нас дело - и занимаемся им. Корабль доведен, на ходу испытаем, тогда станем дальше думать. Лучше давайте, в натуре, расслабимся, преферансик затеем, сто лет не играли, а к завтрему мне каждый свои очередные предложения по снабжению доложит. Кому что еще нужно по профессии и для души. А то и вправду, как бы не вышло: "Не было гвоздя, подкова пропала..." Дальше не продолжаю, сами должны знать классику. Я вон давеча в каталог залез - так мы столько всего упустили, просто и в голову не приходило, сколько еще нужных вещей на свете бывает... ...После первого выхода в открытый океан, когда Воронцов наконец смог раскрутить турбины на проектную мощность и добиться желанных сорока узлов, причем ни гула, ни вибрации в пассажирских помещениях и на мостике практически не ощущалось, он даже внешне изменился. Построил себе парадный черный мундир с золотыми нашивками, какую-то необыкновенную фуражку "изумительных аэродинамических качеств", которую никаким шквалом не сорвет, с огромным козырьком, начал отпускать шкиперскую бороду. А если учесть, что в глазах его появился холодноватый блеск, то замечание Шульгина: - "Да ты у нас совсем, как Волк Ларсен", - оказалось довольно метким. Но, к чести Воронцова, все эти перемены в его облике никак не отразились на взаимоотношениях с друзьями. Для реализации адмиральских замашек ему вполне хватало биороботов. Новиков, последнее время испытывавший все усиливающееся беспокойство в отношении психологического климата и состояния нервной системы обитателей Замка - все же год непрерывных стрессов - с интересом наблюдал, как Воронцов устраивает общие построения экипажа, боевые, водяные и пожарные тревоги, а также заставляет решать бесчисленное количество задач по курсу ППСС (правила предупреждения столкновения судов), и пытался угадать, развлекается ли таким образом Дмитрий или это у него тоже признаки нервной перегрузки. На вскользь заданный вопрос Воронцов ответил с непроницаемой серьезностью: - Любой член моего экипажа должен быть непоколебимо убежден, что если в восемь ноль-ноль не состоится подъем флага, то в восемь ноль-одну наступит конец света. А я должен быть уверен, что каждый из них думает именно так. - Так ведь это либо есть в программе, либо нет. И при чем тут твои тренировки? - При том самом. Чтобы знать, насколько надежны программы. Не хочу в самый неподходящий момент обнаружить, что мой матрос не знает, как в шторм заводить пластырь, или не готов с восторгом сложить голову за бога, царя и отечество... - Ну и как он, готов? - А вот будет случай, тогда и узнаешь... Андрей собрался было спросить, с кем, и главное, для чего собирается воевать Воронцов, но передумал. Решил понаблюдать еще. В тот же день он получил возможность выяснить, что не одного Дмитрия обуревают милитаристские замыслы. Спускаясь по трапу с солнечной палубы к себе в каюту, Новиков увидел облокотившегося на планшир Берестина. Алексей скучающим взглядом следил за скользящей у самой поверхности воды тройкой крупных дельфинов. Постояли вместе, покурили, потом Берестин предложил зайти к нему. Как-то так выходило, что не меньше недели им не приходилось разговаривать наедине. Видимо, оба подсознательно ощущали некоторый дискомфорт. Хотя поставить окончательную точку в проблеме с Ириной стоило бы уже давно. Например - после московской ночи. Но Андрею как "победителю" затевать такой разговор казалось бестактным, Берестин же или ни о чем не догадывался, или не хотел унизить себя еще и попыткой выяснить отношения. Входя вслед за Алексеем в проем единственной в поперечном коридоре двери, Новиков ожидал увидеть более или менее роскошную каюту и даже испытывал определенный интерес - а что же именно придумал для себя профессиональный эстет? Но оказался он в обширном зале, похожем на учебный класс. Большие квадратные иллюминаторы выходили на кормовую часть верхней палубы, и сейчас в них засвечивало закатное солнце, бросая яркие блики на светло-каштановый узорчатый паркет. В центре зала стоял огромный стол, который Новиков вначале принял за бильярдный. А переборки между иллюминаторами сплошь занимали глухие дверцы шкафов, открытые полки с какими-то папками и книгами, встроенные телевизионные экраны. К столу примыкал пульт, напоминающий те, что бывают в радиостудиях. И только в дальнем углу разместились старомодный письменный стол и слоноподобные кожаные кресла. - Что тут у тебя? - поинтересовался Новиков, с любопытством рассматривая оборудование зала. - Решил организовать корабельный информцентр? - Скорее - генеральный штаб, - усмехнулся Берестин. - Вспомнил, сколько мы с тобой в сорок первом напортачили, и решил подстраховаться на будущее. Вот это, - подвел он Новикова к столу в центре, - картографический планшет. Но не только. - Алексей щелкнул одним из тумблеров, поверхность планшета, только что равномерно серая, засветилась, и на ней возникла цветная и рельефная карта Европы. Даже не карта, а трехмерный макет изумительной точности и тонкости исполнения. Берестин нажал кнопку, и масштаб начал укрупняться, не плавно, а скачками, соответствуя шагу масштабов военных карт, как догадался Новиков. - Ну, это чистая география, - сказал Берестин, когда всю огромную площадь планшета занял участок местности, словно видимый с низко летящего самолета, то есть движущийся с соответствующей скоростью и плавно исчезающий под бортиком. Видны были кюветы на обочинах дорог, отдельно стоящие кусты, какие-то бревенчатые постройки в глубине леса. - А вот и стратегия... Карта вновь вернулась к первоначальному масштабу, и на ней обозначилось все то, что бывает на хорошо отработанных штабных картах, в данном случае - положение на советско-германской границе на утро двадцать второго июня известного года. Берестой задвигал ползунки пульта - и фронт ожил. Устремились на восток синие стрелы, разрывая позиции Красной Армии, обозначились Белостокский и Волковысский котлы... - И так далее... - Берестин выключил планшет. - Для начала у меня здесь заложены все войны и конфликты XX века. На основе подлинных документов. Это тебе не наша самодеятельность. Я здесь могу не только воспроизвести, но и промоделировать любое сражение, вплоть до действий отдельных взводов и разведгрупп. - Неплохая игрушка, - кивнул Новиков, садясь в кресло. - Чем пасьянсы раскладывать... При случае позабавимся, посмотрим, что мы с тобой неправильно делали. Как я понимаю, тут предусмотрена такая возможность? - Само собой. Иначе и возиться бы не стоило. Более того, имеются абсолютно все документированные данные о личностях полководцев, в том числе и мемуарные, если кто оставил. То есть, если начать играть за одну сторону, вторая будет реагировать примерно так, как прототип. - Вернее - как реконструкция, - вставил Новиков. - Если о ком-то писать в основном пакости, как наши историки, допустим, о Куропаткине, то он реагировать будет неадекватно... - Не совсем так, - возразил Берестин. Видно было, что разговор доставляет ему истинное удовольствие. - У меня ведь учтены все подписанные им приказы, поведение на войне с учетом как общей обстановки, так и той, что была ему известна в конкретный момент. То есть, личность командующего оценивается и по правильности предвидения, по умению принимать решения в условиях дефицита информации... Так что идеологические моменты в оценке профессиональных качеств выносятся за скобки... И еще минут десять они говорили о всяких военно-психологических аспектах берестинского устройства. Пока Новиков не задал Алексею тот же самый вопрос, что недавно собирался задать Воронцову. - Зачем же сразу воевать? - словно бы удивился Алексей. - Так, на всякий случай. Мы когда первый раз на Валгаллу выходить собирались, с чего начали? Автоматом обзавелись. А тут не Валгалла, тут планета Земля эпохи войн и революций... Если только на Новой Зеландии поселиться. По-моему, только там в двадцатом веке не стреляли. Да и то, японцы и союзники вокруг маневрировали, подводные лодки крутились, и если на берегу не отсиживаться, так и там без моей машинки не обойтись. Новикову пришлось согласиться. Он мог бы, конечно, попытаться раскрутить Алексея, добиться от него методом психоанализа более подробного и откровенного ответа, но не стал этого делать. Достаточно уже, особенно после совместного руководства Великой Отечественной войной, он знал и характер Берестина, и все его склонности. Начав жизнь в роли кадрового офицера ВДВ, став впоследствии достаточно преуспевающим художником, Алексей оставался в душе прежде всего военным человеком и, попав в телесную оболочку Маркова, нашел себя как крупный полководец. Само собой, теперь уже смириться с жизнью обывателя, пусть и неограниченно богатого и свободного, он не мог. Мысль о том, что он командовал сотнями тысяч людей, мог принимать и воплощать в жизнь исторические решения, сверлила душу куда сильнее, чем так называемая "несчастная любовь". Да и была ли она на самом деле? Пересилив себя, Андрей выбрал подходящий момент и спросил: - Не сочти за нескромность, конечно, но в предвидении всего предстоящего, как ты думаешь выходить из положения? - Какого положения? - не понял Берестин. А Новиков считал, что он среагирует сразу. - Из того самого. С Ириной. Мне кажется, она себя чувствует очень плохо. - Да о чем ты? Новиков постарался как можно деликатнее объяснить, что именно он хотел обсудить с Берестиным. - Ну, старик... - Алексей изобразил налицо подлинное изумление. - Кажется, с комплексами у тебя тоже не все в порядке. Да, было такое, скрывать не собираюсь, но прошло, прошло... Одно время было трудновато, я на самом деле сильно увлекся. Однако - вовремя опомнился. Ты думал, я на самом деле такой сопливый романтик, как получился в собственных мемуарах? Нет, не совсем... Друг мой Андрюша, извини, но я чуть постарше и повидал много всякого - разве ты не знаешь, что такое простой строевой лейтенант ВДВ? И я им где-то остаюсь, невзирая на легкий налет интеллигентности. Ирина меня околдовала, а она это умеет, но как только возник ты и стало понятно, что мне не светит, я без большого труда взял себя в руки. Что ж, ты думал, мужик моих лет будет целый год не спать ночами и лить слезы в подушку? Уже в Москве, в сорок первом, я утешился с Леной... Хорошая была девушка, интересно, как у нее дальше все вышло? - взгляд Берестина стал грустно-мечтательным. - Одним словом, брат, не бери в голову. Нам с тобой делить нечего. Извини, если по моей вине тебе пришлось еще и из-за такой ерунды волноваться. Ты у нас тоже поклонник Гумилева, так вспомни, что он писал: ...И когда женщина с прекрасным лицом, Единственно дорогим во Вселенной, Скажет: - я не люблю вас - Я учу их, как улыбнуться, И уйти, и не возвращаться больше... Новиков чувствовал себя крайне неудобно. Нет, то, что они наконец поговорили и, кажется, подвели черту под создававшей постоянную напряженность проблемой, это хорошо, но у Андрея осталось ощущение, будто Берестин очень спокойно над ним посмеялся. Мало того, что он дал понять, кто из них пацан, а кто - мужик, так вдобавок заставил усомниться в своих профессиональных качествах. Какой же ты, мол, психолог, если за год не смог разобраться в пустяковом треугольнике? Но как раз профессионально Андрей был уверен в своей правоте. И, переведя разговор на нейтральную тему, вскоре откланялся. Берестин не стал его удерживать. Так что осталось не совсем понятно, в чем был истинный смысл их встречи. Вряд ли Алексей позвал его, чтобы просто похвастаться своим "генштабом". Скорее всего, он собирался обсудить нечто для себя важное, но разговор с самого начала пошел не по тому руслу. Жаль, если так. Берестин достаточно серьезный человек, и приходящие ему в голову идеи могут иметь далеко не тривиальные последствия. "Глупею я что-то в последнее время, - думал Новиков, спускаясь по широкому трапу, больше похожему на парадную лестницу Эрмитажа, и нервно постукивая пальцами по перилам. - Совсем нюх потерял