йчас сдублируем... - А как же в пансионате? Искать же будут, подумают - утонул... - Я все оформлю. Какие еще пожелания? - Какие там пожелания... Пусть будет площадь Курского вокзала. Поздний вечер. А багаж у меня самый примитивный, и говорить не о чем. Ты лучше пистолет мне какой-никакой организуй. Этот же я не потащу с собой, - он указал на лежащий на столе "смит-вессон". - "Вальтер" можно, модель "РР". Раз твои коллеги такие страшные, так хоть застрелиться чтоб было из чего, - мрачно пошутил Воронцов. - Ради бога, ничего не стоит. Однако вкусы у тебя - времен раннего детства, не иначе. Зачем такая древность? Могу предложить и посовременнее. К примеру - "Беретту" последнего образца. Калибр девять, магазин на шестнадцать патронов. В случае чего беглый огонь важнее меткости... И вообще вещичка элегантная, в руки взять приятно. - Знаток ты, я вижу, - с ироническим уважением сказал Воронцов. - Экспертом можешь работать. Или коммивояжером "Интерармко". - В вашем мире оружие занимает слишком важное место, чтобы позволить себе быть дилетантом. В последний момент Антон предложил Дмитрию машину. - Удобнее будет. Свобода маневра, независимость, престиж, и все такое... - Хорошо, давай и машину. Для пользы дела. Будем считать - по ленд-лизу. Подбери что-нибудь неброское, но помощнее. "БМВ", допустим, в специсполнении, дизелек чтоб сил на двести. Цвет не слишком вызывающий, и с номерами, какие под любой знак пропускают, и по резервной полосе... Терпеть не могу с гаишниками объясняться. 2 Воронцов медленно вел машину по ночным, почти пустым в этот заполуночный час улицам, привыкая к новой для себя технике, и одновременно жадно смотрел по сторонам. Он всматривался в облик улиц и пытался найти следы и признаки нового - не те, что могли появиться естественным путем, а совсем другие. Ему казалось, что после того необыкновенного, пришедшего в мир - с инопланетными агентами, орудующими в Москве, со временем, которое утратило свое постоянство и необратимость, с его собственными приключениями, после которых тоже ведь должно было поменяться что-то на Земле - после всего этого мир не мог остаться прежним. Умом понимал, что вряд ли сможет заметить нечто существенное из окна скользящей по засыпающему городу машины, и все же искал, то в афишах кино и театров, то в лозунгах и призывах, начертанных белой нитрокраской по кумачу и алым неоном по черному небу. Еще - Дмитрию было страшновато. Всю жизнь он проводил на глазах десятков и сотен людей: в училище, на палубе тральщика, на мостике балкера, и всегда был обязан не только не давать волю естественным эмоциям, а напротив - демонстрировать спокойствие, выдержку, небрежное мужество. И много иронии. Зачастую - довольно злой. А ему ведь тоже бывало не по себе. И тошно, и тоскливо. Например - в ночь перед выходом на первое боевое траление. И вот сейчас. Когда он один, вокруг - огромный город, впервые не родной и желанный, а настороженный, скрывающий в себе неведомую и жуткую опасность, как мина неизвестной системы с включенным таймером. Если Антон не врет и пришельцы-аггры действительно беспредельно хитры и жестоки, то перспективы перед ним далеко не вдохновляющие. Но в то же время - и это еще одна странность - Воронцов испытывал состояние удивительной, полной внутренней свободы. Пожалуй, впервые в жизни он не считал себя обязанным никому и ничему, кроме своего нравственного чувства. После всего уже пережитого и в предощущении того, что должно произойти, абсолютно незначительным казалось все, что раньше представлялось естественным и необходимым. Его не волновало ни мнение начальства, ни служебные заботы, от которых раньше не удавалось отвлечься и в отпуске, ни даже чисто материальные и бытовые проблемы. Что может волновать человека, побывавшего у Антона в Замке и знающего, что в любой момент он может туда вернуться? А о финансовой независимости здесь, в мире людей, Антон тоже побеспокоился - в перчаточном ящике ("бардачок" в просторечии) Воронцов уже в Москве обнаружил прощальный подарок, толстую, сантиметров в пятнадцать, пачку умеренно потрепанных двадцатипятирублевок. Слегка возмутился поначалу, а потом подумал - может, это просто командировочные? И успокоился. Что его ждет здесь, кто знает? Деньги же, как известно, тоже оружие, особенно в мирные времена. Перед лобовым стеклом распахнулась Колхозная площадь. Значит, нервничать, вибрировать, тешить себя иллюзией выбора можно еще минут пять, не больше. Ехать ли прямо, к Олегу на Преображенку, или сворачивать влево, туда, где живет Наталия? У нее можно было бы дать себе хоть сутки передышки, заняться личными проблемами, еще раз, возможно - последний, почувствовать себя частным лицом, а не суперменом галактического ранга, призванным воевать неизвестно с кем и неизвестно за что. При условии, правда, что Натали захочет его узнать и впустит в квартиру в два часа ночи. Как-то даже глуповато - переминаться с ноги на ногу на площадке и пытаться объяснить заспанной женщине в пеньюаре, кто ты и чего тебе надо. Через цепочку в лучшем случае, а то и сквозь запертую дверь. Тем более, что там будет совсем другая женщина, живая, наверное, ничуть не похожая на электронный фантом в Замке. Воронцов повернул руль, скатился под гору к площади трех вокзалов. Увидел слева, у въезда на Каланчевскую улицу, патрульную милицейскую машину и сержанта возле нее, как-то очень внимательно всматривающегося в неожиданно для этого места и времени движущийся "БМВ", сказал негромко вслух: - Вот и знак судьбы. И на том спасибо. Прибавил газу и, больше не терзая себя расслабляющими сомнениями, поехал прямо. К Левашову. ...Левашов сам не знал, отчего его так потянуло домой, но он отчетливо чувствовал, что ему не хочется оставаться у Новикова, а хочется оказаться одному в своей квартире где не нужно будет больше ни с кем разговаривать, снова и снова переживая перипетии победоносного сражения и натужно празднуя викторию. Да и, к слову сказать, ночевать в чужом, даже и дружеском доме он никогда не любил. Олег поднялся на свою площадку и увидел человека, сидящего на большом белом чемодане перед дверью квартиры. Хотя лицо его прикрывала надвинутая на глаза шикарно измятая капитанская фуражка, а точнее - именно поэтому он его сразу узнал. И обрадовался. Они давно уже не виделись с Воронцовым, с которым отплавали подряд несколько лет и сдружились на почве... Впрочем, почву эту определить каким-либо конкретным термином было бы очень трудно. Наиболее точно будет - на почве одинакового способа восприятия жизни. Именно - способа, потому что взгляды на жизнь у них подчас различались очень сильно. Приходилось им по нескольку месяцев жить в одной каюте, а это - серьезное испытание на психологическую совместимость, попадали они и в ситуации, которые могли стоить им навсегда закрытой визы. Правда, с тех пор, как Левашов перешел на Черное море, а Воронцов остался на Балтике, они еще не встречались. Потому и обрадовался так Олег, увидев друга, что Дмитрий появился удивительно ко времени. В нынешней ситуации именно Воронцов был более чем кстати. И еще Левашов поразился своему внезапному предчувствию, заставившему его без всякого видимого повода ехать домой через пол-Москвы, когда "метро закрыто, в такси не содют". По мнению Левашова, и не только его, Воронцов принадлежал к тому редкому у нас типу людей, с которыми случаются только неординарные происшествия. Доказательств тому имелась масса. И выкручивался он из них тоже какими-то неожиданными, не до конца ясными способами. Вот этот самый человек сидел и дремал сейчас на лестничной площадке многоквартирного дома, нимало не заботясь, прилично ли выглядит со стороны. Левашов легонько постучал ногтем по козырьку роскошной, не иначе как в Лондоне шитой фуражки. - Вам кого? - отозвался Воронцов, поднял голову и с интересом снизу вверх посмотрел на Олега. Потом перевел взгляд на часы. - Все ясно, - печально сказал он. - Парень отвязался. Пора женить... - И только после этого пружинисто выпрямился, приобнял Олега, похлопал по спине. - Как, все в порядке? - Пока так. А ты откуда? - Непосредственно из Сухуми. Наотдыхался - во! - Воронцов черкнул большим пальцем по горлу и как-то непонятно для Левашова усмехнулся. - Ну ладно, чего это мы тут, давай зайдем... - Олег повернул ключ и вдруг с легким замиранием сердца подумал: "Что если за дверью - снова пришельцы?" Но тут же устыдился своего испуга, словно бы проявил слабость на глазах товарища. В присутствии Воронцова мысль об инопланетянах, возможно, притаившихся в темной прихожей, показалась не такой уж страшной. Что значит авторитет... Дмитрий разделся по пояс, наскоро сполоснулся под струей холодной воды, причесал мокрые волосы и явился перед Левашовым свежим, бодрым, покрытым океанским загаром, к которому курортное море вряд ли что-нибудь прибавило. Раскрыл чемодан и выставил на стол дары юга в виде свежего лаваша, сыра сулугуни, умопомрачительно пахнущей аджики домашнего приготовления, бастурмы и бутыли сине-фиолетового вина. - Садись, рассказывай, - приказал Левашову несгибаемый старпом, которому кто-то когда-то привесил эпитет "вечный", по аналогии с Агасфером. - О чем я могу рассказывать? - покривил душой Олег. - На флотах спокойно, в море штиль, а отпуск как отпуск... Кино, театры, карты, девочки... Он просто не готов был так сразу делиться с Воронцовым своей историей. Чего-чего, а беспочвенного фантазирования Дмитрий не любил. В принципе. Доказывать же свою правоту у Олега сегодня не было сил. - Олежек, ты же давно и отчетливо знаешь, что я умнее и настырнее тебя, все вижу насквозь, так и так заставлю расколоться. Зачем же мы будем играть в доктора Ватсона, задавать наивные вопросы и восхищаться ходом моей проницательной мысли? Ну, если хочешь, изволь! Ты являешься домой в третьем часу ночи, ты взволнован и нервничаешь, хоть и пытаешься изобразить безмятежную радость от встречи со мной, от тебя совсем слегка припахивает коньяком, но ты практически трезв, что неестественно для нормального человека в данной ситуации, а главное - когда я пришел, дверь была приоткрыта, внутри никого не просматривалось, но вешалка была сорвана и вообще отмечался некоторый беспорядок, свойственный предшествовавшему мордобою. Я позвонил в ваше отделение милиции и очень вежливо поинтересовался: не попадал ли к ним в том или ином качестве гражданин имярек? Мне не слишком любезно ответили, что оного гражданина пока не имеют чести знать, а в чем дело и кто есть я сам? Попрощавшись с сотрудником, я позвонил еще в скорую и в морг. Так, из любопытства, чтоб не оставлять неиспользованных возможностей. Там о тебе тоже еще не слышали. Я успокоился и стал ждать. Конечно, внутри, а не снаружи. Услышал лязг дверей вашего древнего лифта, предположил, что явился именно ты, и вышел на площадку разыграть тебе мизансцену и захватить врасплох. Что и достигнуто. Как, четкая работа? - Да уж, кто может сравниться с Матильдой моей! Лихая работа... - искренне восхитился Левашов, и снова подумал, что именно Воронцова им и не хватало. Теперь все будет проще. - Тебе бы в цирке выступать... - Ага, - кивнул Воронцов. - Впервые на арене. Укротитель с группой плохо дрессированных нарушителей трудовой дисциплины. Смертельный номер: развод на работы в день прихода в родной порт. Не приходилось видеть? - Приходилось. Незабываемое зрелище. Дамы падают в обморок... - Вот то-то. В общем, давай, рассказывай. И Левашов сел и за полчаса рассказал все. Про своего школьного друга Андрея Новикова и его давнюю подружку Ирку, которая внезапно оказалась шпионкой из другой Вселенной (!). О том, как еще один их знакомый, Алексей Берестин, художник, ходил по Иркиному поручению в шестьдесят шестой год и что с ним там случилось. О том, как Олег с Андреем его спасали, а еще потом появились два жлоба типа межзвездных гестаповцев, чтобы забрать Ирину с собой, и пришлось спасать и ее тоже. ("Ну какая из нее инопланетянка, ты б посмотрел, нормальная девчонка, десять лет ее знаю, а вот те мордовороты - это да!") Про хитрый, придуманный Новиковым план и про установку совмещения пространства - времени, которую он сам, Левашов, изобрел и собрал, и с помощью которой чужаков выбросили на неведомую планету, найденную наобум, будто радиостанцию при вращении вариометра приемника. Вся эта кутерьма началась прошлой осенью, а закончилась сегодня вечером. Сделали дело, хотели отпраздновать победу, да не получилось. Устали все насмерть. Так, посидели часик, как на поминках, и разошлись... Во время рассказа у Левашова вдруг прорезался аппетит, и он даже с некоторой жадностью навалился на гостинцы, отчего не все его слова звучали внятно. Воронцов выслушал его спокойно, с непроницаемым выражением, только время от времени уголки его рта подергивались, то ли от сдерживаемой улыбки, то ли, напротив, от нервности. В основном слова Олега совпадали с тем, что говорил Антон, но было и кое-что новенькое. Замолчав, Олег с нетерпением ждал, что же на все это скажет его трезвомыслящий друг. А тот словно и не усмотрел во всем рассказанном ничего удивительного. - Ну, пожалуй, действовали вы довольно грамотно. Молодцы, можно сказать. Однако и дураки в то же время. Твой Новиков, видать, остроумный парень. Интересно будет познакомиться. Время у меня есть, так что - к вашим услугам... Левашов рад был это слышать, но одновременно испытал нечто похожее на разочарование: слишком нейтрально отнесся к их приключениям Воронцов. Будто ему рассказали о вполне рядовой, пусть и рискованной проделке скучающих лоботрясов по типу курсантского прошлого. Зато ему показалась забавной ситуация, которая неизбежно возникнет, когда в их компании окажутся сразу два лидера, Новиков и Воронцов. Левашов об этом и сказал. "Есть рыцари без страха, но с упреком", - многозначительно изрек Воронцов. - А вообще все это ерунда. Я в вашей компании человек новый, почти посторонний, куда мне в лидеры? На службе надоело. Заведомо готов подчиняться. Разве если советом помочь или там грубой силой. - И улыбнулся простодушно, закинув руки за голову, вытянув длинные ноги на середину кухни, пуская дым в потолок, и кто угодно, кроме Олега, свободно поверил бы в его простодушие и искренность. Да нет, не кто угодно, а лишь тот, кто не сходил с Воронцовым Дмитрием Сергеевичем хотя бы в один рейс за пределы Маркизовой лужи. - Оставим, Олег, эту тему. Чего загадывать? Сначала хоть до утра дожить надо. А тебе, кстати, и спать пора. Ты в зеркало давно не смотрел? - А чтоб - удивился Левашов. - Нет, просто к слову. И не смотри, не надо. Потому как вид у тебя сейчас... Вторую ночь не спишь? Ну и хватит. Еще бокал данного нектара - и в койку. Черт знает что, то бабы мужику спать не дают, то пришельцы... - Какие бабы? - не понял Олег, чувствуя, что глаза у него и вправду закрываются сами собой. - Откуда я знаю? Обыкновенные... А что, нет баб? - вдруг встревожился Воронцов. - Тогда плохо. Для организма вредно. Будем лечить... - И вид у него действительно стал озабоченный, как у судового доктора, обнаружившего на горизонте кандидата в пациенты. Только глаза оставались хитро-веселыми. - Все-таки здорово, Димка, что ты приехал, - сказал Левашов и пошел готовить постели. - Ты ложись, Олег, - крикнул ему вслед Воронцов. - А я еще тут посижу, чайку изготовлю, обмыслю кой-чего. Я-то на месяц вперед отоспался. И ехал не спеша... "Странно, - подумал Левашов, стремительно засыпая. - Ехал не спеша, а лаваш совсем свежий. Впрочем, он его мог и в "Арагви" взять..." 3 Утром Воронцов сказал Левашову, что у него есть некоторые неотложные дела в Москве, что появится он, скорее всего, ближе к вечеру, а если нет, то позвонит, и если Олег не передумал и готов ввести его в игру, то может пригласить своих друзей сюда или в любое другое место по их усмотрению. - А главное, советую тебе соблюдать сугубую осторожность. Судя по всему, от ваших клиентов можно ожидать любой гадости. Обидели вы их крепко... Олег долго дозванивался до Новикова. Наконец трубку взял Шульгин. Сонным голосом он сообщил, что Андрей, по всем признакам, должен быть у Ирины, поскольку больше ему податься некуда, но тревожить его не стоит, когда нужно - сам объявится. Он же, Шульгин, собирается соснуть еще часика три, после чего будет готов на любое применение. В конце концов все устроилось, нашелся и Новиков, и остальные, встретиться договорились у Берестина в мастерской - близко от центра, просторно, и точка совершенно не засвеченная, как выразился Андрей, имея в виду, что там их пришельцы вряд ли обнаружат, поскольку Берестин у них по данному делу не проходит. Левашов повесил трубку телефона и подумал, что все опять мыслят одинаково, предполагая, что вчерашней историей ничего не кончилось, а наоборот, только начинается. Не вря вчера Шульгин первый тест поднял "за нашу Пиррову победу". Примерно через полчаса Левашову неожиданно пришла в голову мысль, что дело может обстоять еще хуже, чем они надеются, потому что упущен один весьма существенный момент, и снова набрал номер Андрея, но там уже никого не было. Он послушал длинные гудки, и ему стало тревожно и муторно на душе, как у разведчика перед визитом на ненадежную явку. Потом опять позвонил Воронцов, спросил, как дела и какой намечен расклад. - Черт знает что! - не выдержал Олег. - Сделали из меня диспетчера. Весь день сижу на телефоне. Если со стороны послушать, так меня уже можно брать. Не то содержатель притона, не то резидент... - А может, это для тебя и был бы самый лучший выход? - засмеялся на другом конце провода Воронцов. - В общем, как говаривал Черчилль, не теряйте мужества, худшее впереди. Я подъеду к восемнадцати. Плюс-минус чуть-чуть... Олег начал говорить, что встреча намечена у... но Воронцов его перебил. - Стоп токинг. Вот этого не нужно. Тебе говорить, а мне знать. Читай книги из серии библиотечки военных приключений. Адиос, мучачо. ...Воронцов повесил трубку на рычаг телефона-автомата и вышел из будки. Вечерняя встреча интересовала его сейчас очень мало. У него была другая, главная цель - встретиться с Натальей. После долгих бесед с ее фантомом в Замке он острее, чем когда-либо за все прошедшие годы, хотел поговорить с ней наяву. Посмотреть ей в глаза и понять - кем она стала? Раз у него ничего не ушло и не забылось, так может, и у нее тоже? Слова девушки с экрана давали некоторые основания думать так, но насколько она, придуманная Антоном, соответствовала оригиналу, вот вопрос. Увидеться, поговорить, и тогда уже решать все остальное. Была тут для Воронцова одна тонкость. Если живая Натали совпадет со своей проекцией, тогда можно допустить, что и в остальном Антон заслуживает доверия, если же нет - его слова и поступки всего лишь способ оказать на Воронцова психологическое давление и использовать в своих целях. То есть - если средства неэтичны, то и цели недостойны. Не выходя из машины, он наблюдал за подъездом дома, где она жила, наблюдал так долго, что начал уже сомневаться в правильности своих расчетов и полученной от Антона информации, но вот наконец дверь открылась очередной раз и в ее проеме появилась несомненно Натали - высокая, красивая, такая знакомая и столь непохожая на свое компьютерное воплощение. Спустилась по ступенькам и быстрой, летящей походкой пошла по аллейке между корпусами. Выжав сцепление, Дмитрий ждал, куда она свернет - направо, к станции метро, или налево, к троллейбусу. Наташа свернула налево. Он облегченно вздохнул и плавно тронулся с места. Езда по московским улицам за троллейбусом - занятие утомительное, требующее выдержки и внимания. И все время нужно смотреть, не выйдет ли твой объект на очередной остановке, и быть готовым мгновенно принять решение - как поступить в этом случае. Если она вдруг нырнет в двери ближайшего универмага или свернет в непроезжую улицу? Но Наташа доехала до конечной остановки, пересела на автобус, и все началось сначала. Наконец, на достаточно безлюдной остановке она грациозно перепрыгнула с подножки на бордюр через обширную лужу, отчего-то осмотрелась по сторонам и пошла к ближайшему перекрестку. Попетляла немного по пустынным переулкам и скрылась за косо висящей на одной петле дверью дома, по всем признакам забытого не только богом и людьми, но и всеми коммунальными службами тоже. Воронцов притер машину к тротуару метрах в тридцати наискось, заглушил мотор и закурил, опустив боковое стекло. Куда она пришла и зачем? Неужели к любовнику на свидание? Верить в такой вариант Дмитрию не хотелось. А может, она тут присматривает за парализованной старушкой из бывших, в расчете на богатое наследство? Или посещает притон наркоманов? В любом случае - Эжен Сю и парижские тайны. Не многовато ли их вокруг? Тут усомнишься, осталось ли вообще в сей жизни что-нибудь нормальное, бесхитростное, незамысловатое... Воронцов включил приемник. Последние известия по "Маяку" его слегка успокоили. Жизнь идет как ни в чем не бывало. Такая, как и должно быть в разумно устроенном мире. На Северном Кавказе завершается уборка зерновых, урожай выдался на славу. Металлурги Череповца разлили сколько-то тонн стали сверх плана. БАМ вот-вот пропустит первый рабочий поезд. Народ Сальвадора продолжает свою справедливую борьбу. В полете "Космос" тысяча с чем-то. Температура воздуха в Москве плюс 18 градусов, туман, возможны осадки. Дмитрий тоже так думал. Сумрачно как-то вдруг стало, небо заволокла мутная пелена и туман несло пологами. Погода в самый раз к пейзажу, подумал Воронцов. Перед ним тянулась унылая улица, настолько унылая, что трудно было поверить, будто она существует в современной Москве, а не в дореволюционном Бердичеве. Узкие тротуары, не обрамленные зеленью, выщербленные кирпичные цоколи двух-трехэтажных домов с ободранной штукатуркой, глубокими провалами подворотен и, наверное, с сотворения мира не мытыми серыми стеклами окон. Непостижимо, как человек с неповрежденной психикой может постоянно жить на такой вот улице. Но живут ведь, и даже, возможно, довольны жизнью: отсюда всего минут двадцать пешего хода до улицы Горького, а не полтора часа на электричке и метро, как из иных шикарных районов. Темно-бронзовый "БМВ" Воронцова выглядел в этом ландшафте довольно дико. Как франт в лаковых ботинках и фраке в окопах позиционной войны под Верденом или на Сомме. Он сам удивился пришедшему на ум сравнению, но не успел его как следует обдумать. Из недр зловещего дома появилась знакомая фигура. Почти не касаясь ногой акселератора, он медленно догонял стройную женщину в светло-сером кожаном плаще и серых же высоких сапожках с медными декоративными шпорами. Ее легкой походки не портила даже туго набитая, судя по всему - тяжелая сумка, оттягивающая правое плечо. Он бесшумно накатывался на нее сзади, и руки на кольце руля у него слегка подрагивали. Не так, как при первой встрече в Замке, но все же ощутимо. Воронцов обогнал Наташу, чуть не коснувшись бортом полы ее плаща, в боковом зеркале уловил любопытствующий взгляд на красивую заграничную машину, прокатился вперед метров сто, затормозил и вышел на замусоренный асфальт. Облокотился на полуоткрытую дверцу, вновь закурил и стал ждать. Несмотря на свои тридцать пять и на не совсем удавшуюся жизнь, в глубине души Воронцов все же оставался романтиком. Не мог он отказать себе в некотором налете театральщины, организуя столь долгожданную встречу. Он стоял к Наташе спиной и все равно почувствовал обостренной интуицией ее нарастающее беспокойство: эта внезапная машина на пустой улице, ее водитель, кого-то неуловимо напоминающий... Воронцов обернулся не раньше и не позже, чем нужно, как раз когда до Наташи оставалось меньше десятка шагов, увидел, что она узнала его - сразу, и сбилась с ноги, и он сделал движение ей навстречу, широко, почти простодушно улыбаясь. - О боже! Ты? Откуда? - Прошедшие годы не изменили тембра ее голоса, интонаций и любимых выражений. И тоже как когда-то: "Ну, здравствуй", - сказал Воронцов. Она сидела с ним рядом, в зеркале заднего вида Дмитрий рассматривал ее лицо и убеждался, что воспроизводя Наташу, Антон не погрешил против реализма. Постарше она, конечно, чем в зазеркалье, но в целом один к одному. Кое в чем даже лучше. Может, потому, что рядом, касается его локтем, слышен запах ее духов, к которому примешивается залах натуральной кожи нового, необношенного еще плаща. Но о том, что было между ними всего лишь позавчера, Наташа не помнила ничего. Здесь Антон тоже оказался прав. Но как раз это неважно. Главное, что она не просто рада встрече, она ею потрясена не меньше, чем сам Воронцов в Замке. И, значит, все было не зря. - Нет, ты представляешь, я же тебя видела во сне недавно. Вот пусть и говорят, что вещих снов не бывает. За все время ни разу не снился, и вот на тебе... "Постой, постой, что она говорит? Как это недавно?" - От удивления Воронцов чуть не спросил это вслух. Но сумел не показать своих чувств, сказал шутливо и как бы между прочим: - Есть многое на свете, друг Горацио... В каком хоть виде я перед тобой предстал? Сны, они тоже разные бывают, не всегда к добру. - Старалась-старалась вспомнить, и никак, - погрустнела Наташа. - Знаю, что был именно ты, разговаривали мы много, а вот о чем, и какой ты был - хоть убей... - Ну и выбрось из головы. А когда хоть снился-то? Я, когда сюда ехал, томе тебя вспоминал. - Недели две назад, кажется, или дней десять... Тогда утром особенно сильный дождь лил. "Совсем ерунда началась. Две недели назад я только-только в Сухуми обосновался, никакого Антона и в помине не было". Впрочем, на фоне прочих событий двухнедельный сбей по времени можно счесть пустяком. Как ошибку в пару миль при определении координат по звездам. - А я еду - смотрю, изумительная девушка впереди движется. И кого-то мне ужасно напоминает. Неужели, думаю! Обгоняю - точно! Вот тебе и теория вероятностей. Ты что, живешь здесь? - Да ну, вот еще... - Наташа замялась, будто не зная, стоит ли говорить правду. - К спекулянтке приезжала. Девчонки на работе адрес и пароль дали. Туфли купила, платье австрийское, кофе фээргэшный, на десять банок разорилась. По-другому не достанешь ничего. Воронцов прикинул, что при средних заработках одинокой женщины деньги на сегодняшний визит Наташе пришлось копить чуть не полгода. - Знать бы, я тебе такого добра сколько хочешь привез бы... Куда поедем? - Не знаю. Если хочешь, можно сначала ко мне. Брошу барахло, а там видно будет. Твоим планам это не помешает? - Без вопросов. А муж твой что скажет? Впрочем, логика подсказывает: раз приглашаешь, значит можно. В командировке? Наташа пожала плечами. - Три года, как разбежались... - Ясненько... Случай ненадежен, но щедр. А помнишь, как мы расстались? Выходит, я прав был? - Помню все, да что теперь о том говорить? Не переделаешь. Скажи лучше, как ты? Не адмирал еще? Воронцову снова стало не по себе. Она дословно повторила тот же самый вопрос, что и в Замке. А подумать, так чему удивляться? Один и тот же человек, одинаковые обстоятельства, и вопрос самый естественный, имея в виду их общее прошлое. Он тоже ответил почти по-прежнему: - В основном нормально. А адмиральство мое там же, где и многое другое-прочее. Я теперь исключительно в мирных целях используюсь. Из порта А в порт Б. Туда руду, оттуда зерно. - Жаль... - с искренним сочувствием в голосе сказала Наташа. - Ты же всегда хотел быть только военным. Кому же, как не тебе? - Значит, нашлось кому. Да и вообще это не тема. Давай о чем другом. Тем более, служи я на ВМФ, уж точно тебя не встретил бы сегодня. - Давай. Расскажи, как у тебя. Женился, дети есть? - При этих словах Воронцову показалось, что голос ее чуть заметно дрогнул. - Не пришлось как-то. Кому я такой нужен? По году в море, ни кола ни двора... В этот момент машина вывернулась из переулка на Кутузовский проспект, Воронцов резко прибавил скорость - так, что Наташу вдавило в кресло. Вцепившись в подлокотники, она с замиранием сердца ждала, что вот сейчас, в следующую секунду, Дмитрий врежется в любую из тех машин, которые он обгонял, или его остановит первый же милиционер. Все ее друзья-автовладельцы боялись сотрудников ГАИ почти панически, она не раз видела, как лощеные, знающие себе цену мужики становились заискивающе-жалкими, как только их тормозил и подзывал к себе повелительным жестом лейтенант, а то и сержант с полосатым жезлом. И ей бы очень не хотелось увидеть в подобной роли Воронцова. Но их не останавливали, вопреки всякой логике, а на одном из перекрестков, который Дмитрий проскочил под переморгнувший с желтого на красный светофор, стоявший у патрульной "Волги" офицер отдал им честь. Это было загадочно, но приятно, и Наташа спросила, что такая вежливость означает. - Наверное, на флотах со мной служил. И до сих пор забыть не может... Накренившись, как торпедный катер на циркуляции, "БМВ", едва не столкнувшись с троллейбусом, прошел поворот на Садовое кольцо. Наташа тихо вскрикнула. - Все, все, больше не буду. Раз взялся, значит, живой довезу. Ты где, собственно, обитаешь, я так и не спросил? - Пока правильно едем. Я думала, ты знаешь... - Откуда? - простодушно удивился Воронцов. ...В прихожей он помог Наташе снять плащ, повесил его на крючок и, повернувшись, увидел через открытую дверь свой портрет на книжной полке. "Вот это действительно сюрприз..." Он непроизвольно оглянулся. Наташа, опустив голову, расстегивала молнию на голенище. Почувствовав его взгляд, выпрямилась, тоже увидела фотографию, досадливо прикусила губу и кажется, даже покраснела, но в полумраке прихожей Воронцов мог и ошибиться. Он сделал несколько шагов, остановился перед глянцевой картонкой, навек зафиксировавшей давно исчезнувшее мгновение жизни. Ни корабля, здесь снятого, давно нет на свете, ни бравого лейтенанта в нахимовской фуражечке. Однако самым поразительным для Дмитрия оказался сам факт, что вычеркнув из жизни оригинал, Наталья сохранила фотографию, да еще держит в красном углу. Наташа подошла к Воронцову, неслышно ступая по паласу. Услышав ее неровное дыхание, Дмитрий повернулся, и еще секунду назад имея совсем другие планы и намерения, вдруг привлек ее к себе, сомкнул руки у Наташи на спине, начал жадно, пожалуй, даже слишком, целовать. Она успела только коротко ахнуть от его внезапного порыва, потом сама прижалась к нему грудью, ответила на поцелуй. Как будто не было ничего между их последней встречей и этим моментом. Под пальцами Воронцова оказался язычок застежки платья, с тихим шелестом он пошел вниз. Наташа не сопротивлялась, скорее напротив, но оторвавшись от ее губ, чтобы перевести дыхание, Дмитрий вдруг увидел широко открытые глаза. Они словно кричали: "Да, да, милый, все правильно, я твоя, только твоя, но если можно - не сейчас..." Он вздохнул глубоко и отстранился, убрал руки. Воронцов понял, что с ней происходит. Она просто не готова к безоговорочной капитуляции. Ему показалось даже приятным сделать такой жест. Как полководцу, который давно потерял надежду осадой или штурмом взять крепость, от взятия которой зависела его судьба и карьера, и вдруг узнавшему, что неприятельский комендант только к думает, как бы сдаться, но только сдаться прилично, сохранив оркестр и знамена. Наташа благодарно опустила ресницы, сама потянулась к нему и коснулась губами его щеки. Доверчиво повернулась спиной, и Дмитрий, усмехаясь над собой, подчеркнуто медленно застегнул ей платье. На улице как-то сразу пошел дождь, капли забарабанили по оцинкованному козырьку подоконника, под ветром зашумели, раскачиваясь, ветки вытянувшейся до третьего этажа березы. В комнате стало почти темно. Совсем как в Замке, подумал Воронцов, только между нами нет стекла. Наташа за руку подвела его к дивану, села в уголке, положила голову на плечо Дмитрия. Он осторожно обнял ее за талию. - А ты правда из-за меня не женился? - шепотом спросила Наташа. "Везде вам нужно найти повод для тщеславия", - чуть не ответил он то, что вдруг пришло ему в голову, но сдержал готовую сорваться фразу. Сказал иначе: - Обязательно тебе нужно знать - почему, отчего... Угадай лучше, в чем смысл. За столько лет ни разу не встретились, а именно сейчас это вдруг случилось. В мой прошлый приезд ничего бы у нас не вышло. Нет? Наташа не ответила. Она думала о своем. - Все-таки почему ты тогда так бесповоротно отказался от меня? - неожиданно спросила она. - Сейчас я вспоминаю... Я ведь ничего по-настоящему не решила. Если бы ты приехал, пусть на день, на два, все могло получиться совсем по другому. - Брось. Не обманывай себя. - Воронцов посмотрел в потолок, по которому скользили зеленоватые тени. - Ничего бы не было В твоем тогдашнем возрасте отвергнутых поклонников обратно не принимали. Их тем больше презирали, чем они настойчивее добивались. Это с годами вы начинаете ценить каждого влюбленного в вас мужчину. А в двадцать лет жизнь кажется бесконечной и за каждым углом чудится новый капитан Грэй... Только правда, разговоры эти сейчас ни к чему, теория... Они снова начали целоваться. Потом Наташа, совсем, кажется, потерявшая голову и свою обычную сдержанность, вдруг резко отстранилась, высвободилась из объятий Воронцова, встала, одернула платье, провела обеими руками по лицу, убирая с глаз волосы, и, ничего не сказав, вышла из комнаты. Дмитрий подумал, что она сейчас вернется, но ее все не было, а с кухни стали доноситься характерные звуки. - Иди, я тебя обедом буду кормить, - позвала Наташа. - Если хочешь в комнате, выдвинь стол на середину. - Придумала - в комнате. Тарелки-то мне придется носить, а я отвык. Давай на кухне. За столом они вели легкий, совершенно нейтральный разговор, молчаливо согласившись, что еще не время обсуждать перспективы дальнейших отношений. Воронцов заодно решил не делать пока и попыток пробудить ее память о встрече в Замке, хотя средство для этого имел безотказное. Он просто не видел необходимости в таком шаге. Достаточно и тех проблем, которые возникли сами собой и которые предстоит решать. С Левашовым, его друзьями и пришельцами, буде они себя проявят. Если и Натали окажется сюда замешанной, у него просто не хватит душевных сил. Пока он может отвечать и решать только за себя. А Наташа - пусть она остается его запасной позицией, тем рубежом, куда можно отступить. Мыслю только фронтовыми категориями, с иронией подумал он, но ирония, признаться, получилась вымученная. - Давай куда-нибудь сходим сегодня, - предложила Наташа. - Сто лет никуда не выбиралась. В театр, например, или даже в ресторан... Ему очень не хотелось ей отказывать. - Давай, - согласился он. - Только вот встреча у меня одна назначена. Исключительно деловая, с товарищем и коллегой... - Он посмотрел на часы. - Можно бы ее, конечно, отменить, но там еще и другие люди завязаны, я же не знал, что тебя встречу... Давай так. Я туда быстренько сбегаю, постараюсь в час или два уложиться. И - в полном твоем распоряжении. Идет? А ты пока думай, что и как. Полный тебе карт-бланш. Но ежели хочешь знать мое мнение, так я за ресторан. На искусство не очень тянет. А вот "Прага", к примеру, зимний сад... Помнишь? - Помню, конечно, - вздохнула она. - Только мы туда не попадем. Отстал ты от жизни, сейчас не семьдесят первый год. - Как раз здесь вопросов нет, - успокоил он ее. - Не бывает ресторана, куда не пустили бы капитана Воронцова, тем более - с дамой. Он вздернул подбородок жестом не то Цезаря, не то Остапа Бендера. - Ох, Дим, какой ты был, такой остался... - Чем и хорош. Жаль, что кроме тебя, это никто не ценит. Наташа наморщила лоб. - Слушай, опять то же ощущение. Мучительно стараюсь вспомнить. Кажется, в том сне ты очень похоже говорил... Вообще, как будто все уже второй раз повторяется. - Конфабуляция, она же - ложное воспоминание. Есть у психиатров такой термин. У всех бывает. У меня довольно часто. - Дим, давай ты сегодня никуда не поедешь, - жалобным тоном попросила Наташа. - Не по себе мне как-то. Словно боюсь, что не увижу тебя больше. Исчезнешь - и все. Я ведь и адреса твоего не знаю, вообще ничего о тебе... Был бы он верующим, наверняка бы перекрестился. Можно бы также трижды сплюнуть через плечо или произвести иные ритуальные действия. К его настроению только Наташиных слов и не хватало. "Исчезнешь - и все". Знала бы она, насколько близка к истине в своих интуитивных опасениях. - Брось ты... - как можно небрежнее сказал Воронцов. - Я на два часа, не больше. Слово русского офицера. А адреса у меня в Москве нет. В Питере - да, имеется. Телефон разве Олегов тебе дать... - и тут же прикусил язык, вспомнив свои и Антона опасения. - Хотя я к нему и заходить не буду. Так, переговорим накоротке... Вот багаж свой я у тебя брошу. В залог. Я же с моря еду, так все в машине и лежит. Не против? - Оставляй, конечно. А я пока буду ждать и собираться. Как там у вас говорят - форма одежды парадная? - Примерно. - Воронцов посмотрел на часы. - Сейчас семнадцать. Ждут меня к восемнадцати. Значит, в двадцать нуль-нуль буду как штык. Плюс-минус десять минут на превратности судьбы и уличного движения. 4 "Самое смешное, - думал Воронцов, - заключается в том, что я всегда был уверен в особости своего предназначения". Тут он не отличался особой оригинальностью. Неизвестно, найдется ли человек, считающий себя хуже других, заведомо ориентированный на беспросветную банальность и никчемность отпущенной ему жизни. Разница состояла лишь в том, что и в прошлом, к тем более теперь уверенность Воронцова имела конкретные подтверждения. Наверняка не он один рисовал в воображении картины необыкновенных приключений, дальних странствий, геройских подвигов. И уж конечно большинство потерпевших неудачу в любви (особенно первой) мечтали о реванше, в чем бы он ни выражался. Однако мечты эти обычно мечтами и оставались. У него же получилось совсем иначе. Откинувшись на спинку сиденья, свободно положив руки на обтянутое кожей кольцо руля, Дмитрий перебирал в памяти подробности только что происшедшей встречи, сравнивая их со своими грезами, которые время от времени посещали его на протяжении всех минувших лет. И не мог не признать, что все получилось даже лучше, чем ему представлялось. Было все - и внезапность встречи, и ее ко времени подоспевшая свобода от семейных уз, готовность Наташи ответить на его постоянство и верность юношеской любви - и ее признание в том, что она ошиблась и сожалеет о своей ошибке... Воронцов даже не замечал, насколько сама встреча и его теперешние мысли о ней отдают классической индийской мелодрамой. Несмотря на то, что сам мелодрам не любил - ни в книгах, ни в кино, ни в реальной жизни. А если бы заметил, то скорее всего засомневался: все ли в происшедшем вызвано естественным ходом вещей, и нет ли чего, так сказать, привнесенного извне? Но ведь может человек на какое-то время расслабиться, забыть хоть на немного о своем трезвомыслии и скептицизме, обыкновенным образом порадоваться жизни? Вот он и размышлял, как хорошо бы забыть обо всем, в том числе и об Олеге с его компанией, провести оставшиеся два месяца отпуска с Натали, целыми днями бродить п