угодно. Если их разместить в местах массового скопления людей, например, на вокзалах, в аэропортах, стадионах, а еще лучше - пристроить к постоянно перемещающимся объектам, они отвлекут на себя внимание противника, создадут как бы фантомы каждого из вас. Побегают... - Воронцов не разобрал последнего слова, прозвучавшего не то как ругательство, не то как некий специфический термин, относящийся к тем, кому предстоит бегать. - Но это все так, неделя, максимум - две... - Антон знакомым шестом щелкнул пальцами. - Могу предложить такой вариант: перебирайтесь сюда, в Замок. Тут вас никто не найдет и не тронет. - Спасибо за приглашение. Замок - это вещь. Особливо в хорошей компании. А вот ты говорил насчет последствий. Что они, к примеру, могут сделать со мной? Если по правде? Убить - это я понимаю. А еще? Допрашивать меня не о чем, пытать просто так? Глупо. Высечь муху за то, что спать мешала? - О, здесь ты их недооцениваешь. Сам факт причинения мучений врагу - уже удовольствие. Существенная компонента аггрианской культуры. Но не основная. А вот использовать врага в своих целях, заставить его делать то, что нужно тебе, да вдобавок наказать жестокими и бесконечными нравственными страданиями... Ты пойми, это же совершенно иной тип психологии, несоизмеримый с нашим, как бросок камня из пращи с запуском внепространственного зонда. Я изучал аггров много лет, и то постиг только поверхностные грани их нравственности. Если они сочтут кого-то заслуживающим наказания, они могут сделать его, к примеру, живым тренажером в своих учебных центрах. Обладающим сознанием и памятью, но лишенным свободы управления собственным телом. Будут отрабатывать на нем варианты поведения человека в заданных ситуациях или новые способы психологического воздействия. Другой вариант - в тебя введут соответствующую программу и забросят в Древний Египет. И ты вынужден будешь в роли жреца, сановника, а может, и десятника на постройке пирамид выполнять предписанное: собирать и передавать информацию, вносить нужные коррективы в действия тех или иных исторических персонажей, шпионить за нашими, допустим, исследователями... Будешь все понимать, чувствовать, страдать от одиночества, ностальгии, ужасов тогдашней жизни, невозможности хоть что-нибудь изменить даже в рамках предложенной реальности, и все это будет длиться долго... Может быть - века. Потом тебя вернут обратно. Дадут пожить в свое удовольствие год или неделю, и - снова... Работа для таких "каторжников" всегда найдется. В новом воплощении ты можешь оказаться кем угодно: евнухом при дворе императора Цинь Ши-хуанди, или, наоборот, наложницей шаха Аурангзеба, а то и Вечным жидом... Впрочем, Агасфер - далеко не так плохо... До крайней мере - смена впечатлений, обстановки, свежий воздух. Все услышанное не то чтобы поразило Дмитрия, скорее - наполнило его душу горестным недоумением. До каких же пределов бессмысленной жестокости может дойти... не человек, но вообще - мыслящее существо. И это после миллионов лет - развития разума, которому следовало бы становиться все более и более гуманным. А почему? - тут же возразил он сам себе. С чего это я взял? Это ведь наше, европейское изобретение - гуманизм. И только. В Китае, Индии, вообще в Азии, да наверное и на других континентах такого понятия не было. Может, и в иных мирах оно совершенно необязательно. А мы, европейцы, не более чем мутанты. Умеющие, впрочем, запросто с сей обременительной деталью при необходимости расставаться. Мало ли что там Федор Михайлович насчет слезинки ребенка писал... Так Воронцов подумал, а вслух сказал: - Тебя послушать, так для вас Земля прямо-таки натуральный театр... Развлекаетесь тут, проблемы свои решаете, а люди кто? Даже не так. Мы - это мы, а как вас называть? Вот ты, например, когда на мне экспериментировал, сильно от тех аггриан отличался? - Сильно, - серьезно сказал Антон. - Разве ты сам не заметил? Во-первых, у нас все добровольно. Ты и сейчас сам ко мне пришел. Во-вторых, я ни в чем не вышел за пределы принятых у вас норм морали. В-третьих, вся моя проверка была направлена на выявление у тебя именно возвышенных качеств личности, а не низменных... И при сохранении свободы воли. Ну, и в-четвертых: как раз против всего, что тебя так возмущает, мы и боремся. Не совсем теми методами, что привычны тебе, но это уже непринципиально. Ты удовлетворен? И снова Воронцов не понимал, как же ему быть: верить или не верить Антону, и насколько, в чем? Поверить ему - и как бы перестать быть человеком двадцатого века, вернуться к тем эпохам, когда землю и небо, и души людей населяли злые и добрые демоны, нечистая сила, человек был бессилен перед роком и никто даже не слышал об историческом материализме И однако, однако... Есть ли у него основания обижаться? Разве не стала его жизнь куда более интересной и наполненной именно тем, чего так не хватало в предыдущей? Не о такой ли судьбе ему всегда мечталось?.. - Удовлетворен, - наконец ответил он. - По крайней мере, ничего другого мне сейчас не остается. А насчет твоего предложения подумаем. Если выхода не будет - скорее всего, воспользуемся. А сейчас мне нужно возвращаться. Желательно в то же время и место. - Не составляет труда. Прими один совет на прощание. Постарайся все-таки мне верить. Разве то, что я тебя все время убеждаю, когда мог бы просто внушить все что угодно - не доказательство? - В какой-то мере да. И я тебе в основном верю. Но и ты пойми... Я с тобой разговариваю, как с человеком. Прочие твои ипостаси мне недоступны. Твоей человеческой составляющей я готов доверять. Ладно, - Воронцов взмахнул рукой. - Поговорили. Я пошел. И начнем смотреть: фильм "Звездные войны", серия вторая. "Империя наносит ответный удар". - Подожди, - сказал Антон. - Что такое честь - мы тоже знаем. Чтобы ты не думал, что я тебя все время только в углы загоняю, прими в подарок... - Он посмотрел на Дмитрия с совершенно искренним сочувствием к уважением, - или по ленд-лизу, как ты выражаешься.. - Взял со стола лист плотной голубоватой бумаги с адмиральским вензелем, быстро набросал на нем какую-то схему, под ней колонку формул и вычислений. Протянул Воронцову. - Вот, отдай Левашову. Он разберется. Если решитесь воевать в одиночку - пригодится. С помощью этой приставки сможете сами, без меня, синтезировать любые существующие на Земле предметы. Ничего подарочек, да? Рот изобилия! Система простая, Левашов с его способностями за час постигнет. Ваше счастье, что он свою установку не дома хранил... Воронцов спрятал бумагу в нагрудный карман. - Спасибо. Боюсь, что нам еще придется с тобой встречаться. - Я тоже на это надеюсь. Хочешь ты того или нет, а жизнь у тебя пошла нескучная. - Я и раньше не слишком жаловался. - Постарайся только не делать глупостей. - Это я тебе обещаю. В пределах своего разумения... Так я пойду? - Иди, дверь открыта. Воронцов шагнул вперед. Еще секунду кабинет адмирала Григоровича и кухня Наташиной квартиры сосуществовали в одном объеме пространства, и выглядело это довольно странно, потом потусторонний интерьер обрел полную материальность, а обстановка, окружающая Антона, исчезла вместе с ним. Электронные часы на холодильнике показывали то же самое время. До минут. На секунды Воронцов, уходя, внимания не обратил. В комнате тоже ничего не изменилось. Наташа лежала на боку, подложив под щеку ладонь. Легкое одеяло сползло на пол. Воронцов, остановившись в двух шагах, смотрел на нее, будто видел впервые. "А и действительно, вот так - впервые..." - подумал он с нежностью и грустью. Впервые она полностью принадлежит только ему. И, как ни печально, скорее всего - только до утра. До совсем уже недалекого утра. А что будет потом - не сумеет предсказать даже вездесущий и всеведущий Антон. Который, может быть, наблюдает за ним и сейчас. Из праздного любопытства или в оперативных целях. Ну и бог ему навстречу, как говорил все тот же боцман с соседнего тральщика. Воронцов разделся, осторожно накрыл Наташу одеялом и лег рядом с ней. До подъема флага вполне свободно можно еще часика три поспать. ДИПЛОМАТИЧЕСКОЕ ИНТЕРМЕЦЦО Глиссирующий диск, едва касаясь пенных гребешков прибрежных волн, с точностью хоккейной шайбы влетел в узкие ворота бухты, образованные башнеобразными, покрытыми густым лесом утесами. Теряя скорость, лег на тихую, насквозь просвеченную солнечными лучами воду, прочертил по ней плавную дугу, по причальному пандусу выскользнул на берег и замер, сверкая зеркальным покрытием днища. Антон - под этим именем его знали на Земле, и мы будем называть его так и здесь, хотя у него есть и собственное, достаточно громкое имя - оттолкнувшись руками, выпрыгнул из глубокого кокпита диска на вымощенную разноцветными каменными плитами террасу. После свиста ветра в ушах и гула воды под палубным настилом тишина на острове показалась ему чересчур глубокой. Захотелось даже потрясти головой, как пассажиру слишком быстро снижающегося самолета. Сюда, на площадку у подножия берегового откоса, не доносился ни шелест тропического леса, ни тихий плеск набегающих волн. И вместе с тишиной на него снизошло ощущение покоя, неведомого на тревожной планете, где он безвыездно провел несколько последних лет. Правда, глаза раздражали краски, слишком яркие и насыщенные после мягкой цветовой гаммы Земли. На взгляд человека все здесь было слишком: густо-фиолетовый океан, безоблачное, с изумрудным отливом небо, раскаленное до нестерпимой белизны светило в зените, слепящее даже сквозь самые плотные светофильтры, сверкающий оранжевый песок пляжей, безвкусно-сочная зелень деревьев... Антон поморщился, достал из кармана рубашки и надел мгновенно потемневшие очки. Он рассчитывал провести здесь, на административной планете метрополии, всего несколько часов, а затем вновь возвратиться на Землю, и потому не стал проходить процедур рекондиционирования, обычных для форзейлей, прибывающих из чужих миров. Оттого и лучи родного солнца жгли слишком уж немилосердно, и от избытка кислорода першило в горле. Час-два на открытом месте грозили серьезными ожогами, а то и тепловым ударом, и Антон заспешил вверх по крутой зигзагообразной лестнице, совсем вроде бы обычной, однако для человеческого глаза безусловно чужой по архитектурным пропорциям. Чужой на уровне подсознания. Как лица людей в незнакомом городе. В тени широких зонтичных крон, между продуваемых прохладным бризом узловатых розовых стволов ему сразу стало легче. Новое здание Департамента, повисшее над крутым океанским берегом, умело и с большим вкусом вписанное в горный ландшафт, напомнило Антону лучшие образцы земных построек, тот же знаменитый "Дом над водопадом" Райта, своим сочетанием горизонтальных и вертикальных объемов, расположенных на разных уровнях и под равными углами плоских параллелепипедов, неожиданным сочетанием дикого камня, дерева и стеклобетона. В сооружении чувствовалась рука талантливого, а может, даже и гениального архитектора. Оно появилось здесь недавно, и Антон, усмехнувшись, подумал, что ничего не меняется в метрополии, и эта мода - каждому новому администратору возводить новую резиденцию - тоже. Он еще не был представлен Председателю совета администраторов Департамента активной дипломатии, но встречался с ним в его прежнем качестве и не мог не признать, что выбор сделан не самый худший. Хотя, как опытный профессионал, относился к выдвиженцам с легким пренебрежением. Возможно, из-за неистребимой, многовековой кастовости, столь же свойственной форзейлевским дипломатам, как и всем прочим их коллегам в обозримой части Вселенной. Разумеется, он никогда не позволил бы себе даме намеком выразить подобное отношение к своему пусть временному, но руководителю, да и справедливость требовала согласиться, что талантливый философ-политолог, писатель и мыслитель более способен к принятию нетривиальных и взвешенных решений, чем погрязший в рутине чиновник. Его уже ждали, и ярко-зеленая стрела, вспыхнувшая на полу вестибюля, повела его по лестницам и переходам, через предупредительно распахивающиеся двери, туда, где должна была произойти аудиенция у председателя, экстренной связью потребовавшего шеф-атташе с Земли для личного и конфиденциального доклада. Случай явно неординарный и потому - неприятный. Заведомо. Обычный протокол предусматривал приглашение на отдых на одну из курортных планет, а уже после этого, как бы между прочим, организовывались необходимые встречи и собеседования... Председатель встретил его на пороге просторной веранды, открытой в сторону поросших серебристыми травами альпийских лугов. Конечно, это он - профессор Бандар-Бегаван, крупнейший знаток и теоретик неканонического права, автор десятка нашумевших книг, непременный лидер всех академических оппозиций, эстет и экстремист... Но многое, значит, изменилось в метрополии, раз именно его сочли подходящим на этот пост. Худой, жилистый, подтянутый, похожий на прусского генерала в отставке, одетый в светлый, земного покроя костюм, председатель первый протянул Антону руку, потом полуобнял за талию и повел к низкому столу, уже накрытому для первого ужина. Антон еще более насторожился. Наряд профессора показывал, что он полностью поглощен делами именно планеты Земля. Это же подтвердил и выбор блюд, и то, что Бандар-Бегаван заговорил по-русски. С одной стороны - знак уважения приглашенному сотруднику, но одновременно и деликатный упрек. Пока деликатный. - Рад видеть тебя, уважаемый шеф-атташе. Надеюсь, я не слишком нарушил твои планы? Насколько я помню, ты занимался в моем семинаре? - Имел такую честь. Но должен признать, что особых успехов, по вашему же мнению, не проявил. - Это и не удивительно. Ты выдающийся практик, как мне известно, мой же предмет принципиально далек от практического применения. - Тем не менее вы тоже теперь призваны к самой что ни на есть практической работе. - Диалектика, уважаемый. Нет ничего практичнее хорошей теории, если, конечно, углубиться в нее как следует, а не в пределах факультативного курса... Что будешь пить? Чай, кофе, матэ, кокосовое молоко? - Я бы, конечно, с удовольствием выпил чего-нибудь более отечественного, например, свежего синтанга, но раз уж вы тоже в образе, пусть будет чай. Бандар-Бегаван налил Антону хорошо заваренного Липтоновского чая и как бы между прочим заметил: - А вот в этом виноват ты сам. Незачем было нарушать конвенцию и переходить к силовым приемам. Договоры должны выполняться. А теперь я вынужден носить этот костюм, забивать себе голову варварской грамматикой и пить с тобой чай, да еще и думать, во что это выльется. В то время как думать положено тебе, а мне следует мыслить... Чувствуешь разницу? Нужно признать, есть в этом языке некая примитивная изысканность. На этом Бандар-Бегаван оставил маску старомодного, чудаковатого, хорошо воспитанного землянина-профессора, видимо, навеянную просмотром видеолент не совсем того периода, сочтя долг вежливости исполненным, а разминку законченной. Дальше начался разнос - тщательный, хорошо подготовленный, ничуть не смягчаемый тем, что производился в рамках изысканной беседы двух интеллектуалов-теоретиков. В конце концов, дело ведь не в форме. И какая разница, что вместо фельдфебельского: "Кретин, у тебя не голова, а лохань с дерьмом (шайзекюббель)", звучит: "Коллега, ваши действия с известной долей деликатности можно назвать непродуманными", если обе стороны понимают, в каком смысле это произносится? Шеф-атташе выслушал подробный разбор и оценку своих действий за отчетный период, из которых следовало, что абсолютно все делалось не так, и если в стратегическом плане вина уважаемого коллеги не так велика, потому что он некритично следовал линии и инструкциям прежнего руководства, чья несостоятельность, к сожалению, была вскрыта совсем недавно, то в области практической политики ему ссылаться не на кого, тут он сам проявил тщательно замаскированную некомпетентность. Иначе чем объяснить, что неприятель превратил вверенную ему область планеты в свое змеиное гнездо, где беспрепятственно осуществляет планы и проекты, грозящие серьезными, если не сказать - непоправимыми последствиями? Попытка Антона объяснить, что приведенные примеры как раз и свидетельствуют о том, что деятельность неприятеля находится под неослабным контролем, что все серьезные акции пресечены в корне, а то, о чем говорит уважаемый председатель, есть только остаточные возмущения абстрактно взятой реальности, вызвала лишь новый взрыв раздраженного профессорского красноречия. Антону пришлось выслушать целый ряд тезисов, и старых, известных еще по семинарским курсам, и новых, что называется - с пылу, с жару. Все они в конечном счете сводились к одному: инициативу в земных делах нельзя упускать ни в коем случае, Земля наиболее ценный (подразумевай - единственный) наш естественный союзник, действия неприятеля следует предвидеть, прогнозировать, а еще - провоцировать (профессор употребил термин - организовывать), тогда и бороться с ним будет возможно не в пример эффективнее, чем до сих пор. Необходимо в ближайшее время подготовить и провести широкомасштабные операции темпорально-идеологического характера, локализовать, инкапсулировать и дезактивировать вражескую агентуру, лучше всего - тут Бандар-Бегаван мечтательно прикрыл глаза - вообще ограничить сферу деятельности противника (раз пока приходиться мириться с его существованием) рамками раннего средневековья. Услышав все это, Антон расслабился, приготовился выслушивать еще долгие и многословные теоретические построения, любопытные как продукт мысли, но не имеющие реального применения, однако председатель его перехитрил. - Впрочем, - с иезуитской усмешкой сказал он, - не думаю, что мои слова для тебя сейчас имеют значение. Поскольку очень сомнительно, что тебе в дальнейшем придется заниматься чем-то подобным... - Антон приподнял бровь и изобразил внимание. Это уже что-то новенькое. Кажется, председатель слишком вошел в роль и забыл, что он все же не земной авторитарный правитель. - Твоя последняя акция беспрецедентна по своей нерациональности и столь грубо нарушает сложившуюся практику взаимоотношений с представителями противной стороны, что я считаю своим долгом вынести вопрос о твоей компетентности, а пожалуй, и вменяемости, на суд сессии малого галактического совещания... Антон смутно начал догадываться, о чем идет речь, но пока еще не все понимал. - В результате санкционированной, а возможно, и проведенной при твоем участии акции был похищен один агент-координатор 3-го класса, погиб экстерриториальный инспектор-ревизор, а старший контролер получил тяжкие телесные и психические травмы. Кроме того, было захвачено оборудование первой степени секретности. Тоже экстерриториальное. Причем направляемые тобой туземцы были настолько глупы и неосторожны, что разгласили нашу причастность к операции, которая в противном случае могла бы сойти за спонтанный конфликт местного значения. Факт нашей причастности документально зафиксирован и доказательства приложены к вербальной ноте протеста, каковая вчера внесена в межгалактический комитет по невмешательству. Оправдания заранее отклоняю, поскольку быть их не может... Антон не выдержал и начал бестактно смеяться. Действительно, в изложении Бандар-Бегавана история выглядела мрачно. Используя земные аналогии, примерно так: посол одной великой державы организует с помощью наемных террористов налет на посольство другой великой державы, захватывает в плен часть сотрудников, другую часть уничтожает, вывозит диппочту и шифровальные машины, причем террористы широко информируют прессу, чей заказ они выполняют. Вполне доброкачественный казус белли. Мировые войны, как известно, начинались по гораздо более безобидным поводам. Так что смех смехом, а ситуация действительно серьезная, несмотря на свою анекдотичность. Так он и сказал председателю и сообщил ему те же факты, но в иной трактовке. У него получилась история в духе Дюма: прекрасная инопланетянка, страстная любовь, наметившееся счастливое будущее, внезапное появление зловещих контролеров-ревизоров, верный рыцарь вступает в сражение за честь и жизнь своей дамы, мастерски разыгранная интрига, враги посрамлены и спасаются бегством... - Как частное лицо, я готов заплакать от умиления, - ответил председатель, когда Антон замолчал. - Но как лицо, облеченное властью и ответственностью, я обязан руководствоваться более прозаическими чувствами. Имеете еще что-нибудь добавить? - Познакомьте меня с "доказательствами" нашей причастности, - попросил Антон. - Не думаю, что тебе это поможет. Но документы я представлю. У меня сейчас время вечерней медитации, встретимся под первой луной. Кабинет и все необходимое в твоем распоряжении. ...Антон включил проектор. В глубине трехмерного экрана возникло изображение глухого, ограниченного высокими бетонными заборами переулка. На переднем плане, заложив руки за спину, стоит высокий широкоплечий парень в белых джинсах и белой нейлоновой ветровке. Презрительно кривя губы, он говорит, глядя прямо в объектив: - Хорошо, пусть будет по-вашему. Что вы хотите? Голос из-за кадра отвечает: - Молодец. Дошло, кажется. Мы хотим немногого. Покажите, где Седова, и свободны. Еще и подзаработаете. Тысяч по пять на нос вас устроит? Если снова дурака валять не начнете... Антон знает этого парня. Тот самый Новиков, который и затеял безнадежную операцию по спасению инопланетянки. Седова - это ее земной псевдоним. А то, что он видит на экране - запись, которую вели потерпевшие. Позади Новикова, не в фокусе, можно различить большой кроссовый мотоцикл и еще одну фигуру, напарника Новикова по фамилии Шульгин. - И что дальше? Что вы с ней сделаете? - продолжается диалог на экране. - Ну, это вас совсем не касается. Понятно? - Не все. У нас свои принципы. Только не вздумай баловаться, не знаю, что там у тебя за игрушка. Послушай теперь меня. Без нашей помощи вы ее не найдете. Так что не перестарайся невзначай. - У нас есть и другие способы... - Голос за кадром звучит угрожающе. Антон знает, что способы заставить разговориться любого у них действительно есть. И только неосведомленность Новикова позволяет ему сохранять независимость и даже некоторую наглость. - Возможно. Только и нас за мальчиков не держи. Ты что думаешь, мы сюда сдуру приехали? Не знаем, где тупик, где дорога? Место тут больно хорошее, присмотрись... Если с оптикой, метров с пятисот в вас дырок больше, чем в Кеннеди, наделать можно. И скрыться вам негде... Если так вопрос станет. Объектив камеры заметался по сторонам и уперся в ряд стандартных шестнадцатиэтажек вдали. Ряды их окон отсвечивали закатным солнцем и выглядели действительно многозначительно и тревожно. - Так что, коллеги, нам лучше поговорить вежливо. Прозвучало несколько коротких фраз на языке, который Антон знал, но разобрал он только общий смысл, нечто вроде: "Если даже туземец блефует, лучше не рисковать. Послушаем его условия, а там видно будет". - Ну и что же вы предлагаете? - Голос за кадром вновь перешел на русский. - Я предлагаю поехать в надежное место, где можно беседовать спокойно, обсудить все на равных, а потом уже принимать решения. У нас есть свои интересы в этом мире, у вас тоже, вот и подумаем вместе... Теперь ревизор с контролером совещались дольше. Говорили они по-прежнему на профессиональном сленге. Антон понял, что после слов Новикова они действительно приняли его за форзейля. Это было смешно, но тем не менее... И решили не обострять отношений. Перевеса в силах у них пока не было. После нескольких уточняющих фраз Новиков с приятелем вновь оседлали свой мотоцикл. Агенты в плоском синем "мерседесе" поехали следом. Антон пропустил получасовую запись монотонной езды по московским улицам, потом по загородному шоссе. Белая фигура Новикова, как привязанная, маячила впереди, а разговоры аггров между собой если и велись, то записи были стерты. События начались неожиданно и развивались стремительно. Глазами сидящих в автомобиле Антон увидел, как мотоцикл на узкой лесной дороге вдруг резко прибавил скорость и стал уходить вперед, в перспективу смыкающегося у закатной полоски леса. Слева мелькнул высокий песчаный откос, узловатый и раскидистый дуб наверху, и внезапно мотоцикл исчез, а на его месте распахнулся на всю ширину дороги сияющий квадрат, в нем, как в экране стереокино - освещенный полуденным солнцем в зените изумрудный луг, взросли высокой сочной травы и широкая медленная река вдали. От резкого торможения автомобиль сел носом, изображение дернулось и перекосилось, начало переворачиваться, все поле зрения заслонила ставшая вертикально зеленая стена - и дальше темнота. Запись кончилась. Вот, значит, как оно было все. Пожалуй, что и сам Антон недооценил решительность и остроумие этих ребят. Такого поворота он просто не мог себе представить. Какое вдохновение подсказало Новикову экспромт насчет "общих интересов в этом мире"? Если бы не эта фраза, его враги никогда не согласились бы на предложение о переговорах, а обезвредили бы Новикова с его приятелем там же, на месте. Вывернулись сами и одновременно сильно осложнили жизнь всему Департаменту активной дипломатии и лично ему, Антону. Но при здравом размышлении из данной ситуации можно извлечь определенную пользу. Только надо все как следует проработать... Перейдя к пульту ситуационного вычислителя, шеф-атташе ввел в операционный блок всю имевшуюся на текущий момент информацию - и ту, что он собрал на Земле, и ту, что имелась в анналах Департамента. Главную трудность представлял выбор подходящего алгоритма. Все остальное - чисто техническая работа - вариационный анализ на основе знания психологии противника, всех имевшихся в ходе войны прецедентов, данных о технических возможностях сторон, стратегических и тактических концепций и приемов. Неопределенной переменной оставались психологические характеристики землян. Но на первом этапе их можно было смело вынести за скобки, все равно достоверность любых прогнозов здесь не превышала тридцати процентов. Последний раз Антон убедился в этом на примере Воронцова. Отождествляя себя с обобщенным образом вражеского командования, он должен был определить наиболее возможное развитие событий и наметить допустимые контрмеры с учетом граничных условий. Их тоже следовало определить и смоделировать. Затем представить первый вариант плана действий на утверждение председателя, получить его санкции, после чего внести в план коррективы и приступить к реализации. При условии, что санкции будут получены. Если нет - придется подать в отставку, а на его место придет другой, лучше него способный руководить активной дипломатией на такой сложной планете. А вот этого Антон как раз и не хотел. Ему правилось работать на Земле. По многим причинам. И он считал, что лучше него, тем более сейчас, с работой там не справится никто. Не видел он таких специалистов в своем департаменте. Да если бы таковой и нашелся - с какой стати из-за анекдотического происшествия уходить в отставку, подвергаться скучной и утомительной процедуре переквалификации по усмотрению Департамента интеллектуальных ресурсов, в один не такой уж прекрасный день узнать, что тебя сочли оптимально подходящим на роль инспектора-попечителя Управления тупиковых квазицивилизаций. А то и того хуже - адъюнктом на кафедру самого Бандар-Бегавана... Веселенькие перспективы тебя ждут, товарищ шеф-атташе, если не придумаешь сейчас же чего-нибудь этакого... Последнюю фразу Антон произнес вслух, после чего попросту, по-человечески, выругался, кстати вспомнив плавание с Воронцовым и тамошний палубный лексикон. Подстегнутое воображение заработало живее, путаница многоразрядных альтернатив на дисплеях начала приобретать некую осмысленность в первом приближении, и дело если не пошло, то, по крайней мере, сдвинулось с мертвой точки, обещая вольным и невольным участникам этой истории много новых и волнующих впечатлений... - Профессор, - сказал Антон Бандар-Бегавану, входя в его кабинет, когда первая луна поднялась над зубчатой линией горного хребта. - Если вы готовы меня выслушать, я могу изложить соображения по своей дальнейшей деятельности, как я ее представляю в свете последних событий... Бандар-Бегаван на этот раз принимал его в гораздо более неофициальном виде, а именно - одетым в многослойное кимоно из полупрозрачных натуральных тканей, лежа на свежих циновках. Похоже, что медитации повлияли на него в лучшую сторону. Теперь он выглядел не строгим начальником, недовольным нерадивостью подчиненного, а скорее пожилым сибаритом, настроившимся провести время в нескучной беседе. - Что ж, изложите. Пить будете по-прежнему чай? - С вашего позволения... Старательно подбирая слова, чтобы неудачным оборотом или малоизящной конструкцией фразы вновь не вывести профессора из равновесия, Антон приступил к докладу. - Вся суть моей программы заключается в том, что на первом этапе кампании делать не нужно вообще ничего. Ноту противника вы отклоните на том основании, что, как следует из их же видеозаписи, использованная в операции землян аппаратура по своим характеристикам к принципам отстает от применяемой нами как минимум на тысячу лет. И, разумеется, не применяется и не применялась. Слова же землянина доказательством не являются, так как не содержат никаких намеков и указаний на нашу к ним причастность. Что же касается сути проблемы... Я просмотрел варианты развития событий во всех одиннадцати равновероятных реальностях, которые мы можем создать, активно вмешавшись в земную действительность. Ни один из них не обещает существенного, тем более - коренного изменения положения в нашу пользу. Иными словами - ситуация стабильна настолько, насколько это позволяет определить разрешающая способность наших методик и наших анализаторов. Уверен, что неприятелю столь глубокий анализ пока недоступен. По крайней мере, я такими данными не располагаю. Можно запросить еще и Центр неэтичных методик, но вряд ли они знают больше, чем мы. Отсюда следует, что уступая нам в глубине анализа, противник наверняка ошибется при просчете вариантов, и вот тут мы их поймаем... Смотрите. Антон легким волевым усилием включил комбинационное поле, сформировал его и продемонстрировал председателю несколько наиболее убедительных инвариантов. - Да, пожалуй, это выглядит обнадеживающе... - согласился Бандар-Бегаван. - Но отчего вы все время задаете условия, не предусматривающие расширения масштабов операции? Разве у вас нет достаточного количества сотрудников? Я считаю, что ваши возможности позволяют работать... с большим размахом, скажем так. - Разумеется, профессор, я мог бы подключить весьма широкие круги специалистов моей группы, даже и на транснациональном уровне. Если хотите - генерализовать конфликт, добиться того, чтобы неприятель вообще покинул вверенный мне регион, но... Посмотрите сюда и вот сюда... Сочетание этих факторов никак не обещает выигрыша. У них ведь тоже есть способы нанести нам неприемлемый ущерб, и никто не может сейчас с уверенностью сказать, сколь тяжелыми могут быть последствия в далекой перспективе. А в предложением варианте все получается чрезвычайно удачно. Я намеренно блокирую всякую возможность расширения не только участвующих, но даже и могущих быть осведомленными лиц. Вот здесь, здесь и здесь, - Антон указал, где именно, - мы минируем информационными фугасами три развилки времени, и даже если противник попытается их обойти или форсировать силовыми методами (это невероятно, но даже если) - у них ничего не получится. Вы лучше меня знаете, как это делается... Немного цинично, разумеется, но... На войне, как на войне. - Нет, подождите, - оживился и даже возбудился председатель. - Я не уверен, что вы предусмотрели все варианты. Согласно разведданным, неприятель планирует полную оккупацию Таорэры, развертывание на ней мощной станции преобразования времени и с ее помощью - в пределах формально допустимых методов - макровоздействие чуть ли не по классу ноль. И что тогда? "Дилетант! - с сожалением, но и с чувством профессионального превосходства подумал Антон. - Оригинальное, цепкое мышление, но поверхностное. Все они таковы, кабинетные стратеги..." Однако ответил по-прежнему почтительно, стараясь не затронуть самолюбия начальника: - Именно в этом и состоит ключ замысла. Пусть делают, что наметили. Вот тут и сработает третья мина. И мой агент перехватит инициативу в тот самый момент, когда игра уже будет как бы сделана. Проще говоря, всю работу за нас проделает противник, а мы с вами только снимем банк. Бандар-Бегаван еще раз всмотрелся в радужное мерцание взаимопроникающих информационных объемов, увидел наконец то решение, на которое указывал Антон, и одобрительно почмокал губами: - Пожалуй, шеф-атташе, пожалуй... Что ж, я рад. Я всегда говорил, что мои ученики заслуживают тех усилий, что я на них затратил... Очень, очень нетривиально. Только не забывайте и об эпифеноменах... Они иногда бывают весьма неприятны. Но я санкционирую... Воплощайте. Посмотрел на Антона тем взглядом, которым обычно смотрел на студентов, сдавших экзамен на "отлично", но не внушавших, тем не менее, полного доверия. Чувствуется, что обманули, но уличить невозможно... А это само по себе заслуживает высокой оценки. Однако страдает гордость экзаменатора. Зато может быть доволен наставник. Такая вот эмоциональная гамма. - Да, кстати, если хотите, можете воспользоваться... как это у вас на Земле... двухнедельным отпуском. - Благодарю, профессор. Если позволите, я лучше вернусь обратно. Отпуск на родине слишком выбивает из колеи. А отдохнуть можно между делом и там. На "Солнечном берегу", в Болгарии, к примеру. Если не были, очень рекомендую. Получите незабываемые впечатления. 5 Когда Левашов привел Воронцова в мастерскую художника, все были в сборе. Солнце давно уже село, сумерки сгустились до синевы, разбавленной серым, вот-вот должны были зажечься уличные фонари, и только вдали, над деревьями и крышами Бульварного кольца, никак не могла догореть полоска багрянца на сизых тучах. Во время несколько натянутой процедуры знакомства Дмитрий подумал, что вполне понимает состояние и настроение друзей Олега. После того, что с ними произошло, и в предчувствии предстоящего они и не могли выглядеть и держаться иначе. "Слава богу, что никто тут не подозревает, кто я на самом деле, - подумал Воронцов. - Первое, что люди теряют во время социальных потрясений и катаклизмов - это беспристрастность и чувство юмора..." Берестин Новиков и Шульгин внешне оказались почти такими же, как он представлял их себе по словам Левашова, а Ирина - бывшая инопланетянка - превзошла все ожидания. Таких красивых женщин он вообще не видел, даже в иностранных рекламных проспектах и каталогах. И при всем этом она ему скорее не понравилась. Возможно - из-за недоверчивого, почти враждебного взгляда глаз немыслимого фиалкового цвета. Воронцов постарался сделать вид, что не понял их выражения, улыбнулся ей как можно простодушнее и поскорее к картинам, которыми были завешаны стены огромной, довольно захламленной, но тем не менее уютной мастерской. Воронцов довольно долго и внимательно рассматривал картины Берестина, делая время от времени замечания, долженствующие показать, что он тоже кое-что понимает в живописи, но в конце осмотра как можно небрежней сказал, что по большей части вся современная живопись - мура, и не стоило бы хозяину держаться за протертые штаны импрессионистов, лучше уж изобрести что-нибудь свое, вроде социалистического неосюрреализма. Впрочем, если основная цель автора - выставляться и добиваться официальных почестей - то ему виднее. Такое достаточно хамское начало знакомства Дмитрий выбрал сознательно, исходя из того, что ничто так не способствует сближению, как хороший интеллектуальный спор. Неважно, на какую тему, лишь бы она задевала его участников за живое. Он не ошибся в своих расчетах, и после примерно пятнадцатиминутной дискуссии они с Берестиным ощутили себя давно и хорошо знакомыми. Стол хозяин приготовил исключительно безалкогольный и вегетарианский, так что принесенная Воронцовым бутылка джина "Бифитер" выглядела среди фруктов и пепси-колы чужеродной и неуместной. Однако встретили ее появление хорошо, а Берестин тут же вспомнил имевшую место во время его военной службы смешную историю с безалкогольной рыбалкой для проверяющих из центра. Когда все расселись, Берестин оглядел стол и сказал, еще не закончив улыбаться: - Прямо тайная вечеря... - Ну и напиши, - предложил Новиков, выбирая в вазе персик посочнее. - Вот только угадать бы, с кого Иуду писать... - вдруг добавил Воронцов, не поднимая глаз от трубки, которую он сосредоточенно набивал. Наступила тишина. Все взгляды обратились к гостю, будто он произнес бог весть какую бестактность, а Дмитрий, ничуть не смутившись, сделал наивные глаза. - Раз действительно такая вечеря, то как же без Иуды? Иначе это будет совсем другой сюжет. Например - отчетное собрание общества Красного Креста и одноименного полумесяца... - Оно конечно... - протянул Шульгин, и в его лице Воронцов уловил одобрение. Или просто готовность поддержать даже и такую шутку. Для разнообразия. Остальным же слова Дмитрия скорее не понравились. Хотя она и была в духе собравшейся здесь компании, но из уст чужака они ее принимать не захотели. Не заслужил он еще права делать такие намеки. Даше Левашов покачал головой расстроенно. Зря старпом идет на обострение. Знал бы он, сколько трудов ему стоило убедить друзей встретиться с Воронцовым. - Вообще эта мысль интересна, - сказал наконец Новиков, и Олег понял, что он принимает вызов и сейчас начнется острый, на грани допустимого в приличном обществе, поединок. - А если - с вас? Воронцов улыбнулся удовлетворенно и кивнул. - Действительно - отчего бы и нет? Роль не самая худшая. Иуду, к сожалению, всегда трактуют неверно. А из всех апостолов он единственно необходимая фигура. Что бы Христу, да и богу-отцу тоже, делать, если б Иуда свою роль не исполнил? Весь сценарий только на нем и держался... А его на веки вечные предателем ославили. Как рязанского князя Олега... Но в вашей истории, по-моему, нужда в таком персонаже пока не просматривается? Или я не все понимаю? - Ну, это вам виднее, - ответил Новиков. - А мы, конечно, лучше бы обошлись без... - Как скажете. Я тоже на подвиги не рвусь. - Вот и отлично. Будем считать должность вакантной. Но вашу готовность послужить общему делу учтем. Попутно хотелось бы узнать поподробнее, какие у вас имеются соображения, которыми, со слов Олега, вы можете с нами поделиться... - Олег, наверное, был не совсем точен. Таких соображений у меня нет. Я, признаться, имею весьма смутное понятие о ваших делах. И до вчерашнего вечера вообще испытывал сильные сомнения в достоверности его рассказа. - В