апасе, при переаттестации дали шпалу... - Ну, с таким опытом вы скоро полком командовать будете. - Посмотрим. Война - дело долгое... - не стал жеманиться Коротков. Воронцов о себе распространяться с младшим по званию не счел нужным, назвал только фамилию. - Присмотрите за моей винтовкой, - попросил он капитана, - а я тут прогуляюсь. Ничего особо интересного он при обходе ночного бивуака не обнаружил, но получил общее представление о составе, количестве и настроениях людей, подсаживаясь к равным группам, вступая в разговоры. В итоге ему стало ясно, что лучше всего будет изложить капитану Короткову свою легенду и уходить с его пятеркой конников. И время он выиграет, и верхами сейчас надежнее, чем на механическом транспорте. Без шума, по лесным тропкам... Штаб фронта развернулся в каменных строениях бывшего панского имения (в предвоенные годы - МТС) в пяти километрах южнее дороги Борисов - Орша. Силами срочно выдвинутой из состава Резервного фронта ударной армии прорыв немцев удалось пока сдержать, на неподготовленных рубежах третий день продолжались ожесточенные встречные бои. Берестин надеялся, что, получив еще одну армию и пару танковых корпусов, он сможет фланговыми ударами под основание Борисовского выступа восстановить положение и вернуть Минск. Тем более, что три дивизии Минского укрепрайона продолжали держаться, заняв круговую оборону. За дверями его кабинета на втором этаже эмтээсовской конторы послышался непонятный шум, потом она распахнулась и, отталкивая майора-порученца, в кабинет буквально ввалился небритый и расхристанный человек в грязных сапогах. Порученец на глазах командующего осмелел, еще раз демонстративно попытался загородить вход своей грудью, но незваный гость взял его за ремень портупеи и, приблизив к себе, отчетливо выговорил сложное военно-морское ругательство. Потом резко толкнул назад и захлопнул дверь. Берестин настолько сжился за истекшие два месяца с личностью Маркова, что испытал самый настоящий генеральский гнев. Лишь через секунду он узнал и голос, и самого возмутителя спокойствия. Воронцов же без тени улыбки сел на ближайший стул, вытянул ноги, постучал пальцами по столу. - Хреново воюете, генерал армии. Не понимаю, почему вас до сих пор не расстреляли. - Ты? Откуда? - Берестин почувствовал необыкновенную радость, почти восторг. Впервые за два месяца родной человек. С Андреем он ведь только по телефону и прямому проводу общался, а тут Димка собственной персоной. В реальном своем обличье, без всяких обменов разумов! - Я, ваше превосходительство, самым натуральным образом. Ты лучше налей мне что-нибудь от генеральских щедрот, я ведь и не пивши и не жрамши цельную, почитай, неделю. Зато войну повидал. Лично. Очень рекомендую. Это вам не по картам стратегии разводить. Генералы... Воронцов выпил сто граммов, строго по норме, закусил кружочком сухой колбасы. С отвращением посмотрел на свои грязные руки. - Помыться бы. И покурить чего... У нас и махорки не было. Там мои ребята на улице, распорядись. Красиво мы по тылам погуляли. К орденам бы их, пока ты еще здесь главный. - Все сделаем. Только ты скажи, что случилось? Почему в таком виде? Тебя Антон прислал, или вы с Олегом сами? - Что ты засуетился? - Глаза у Воронцова заблестели. От выпитой водки и от того, что он наконец добрался до цели, настроение у него стало дурашливое, его забавляла растерянность и нетерпение Берестина. - Веди себя по-генеральски. Как начал: строгость взора, металл в голосе. Тебе идет. Ну - все, все... Кончаю. Еще стопарь - и хватит. - Не развезет тебя с голодухи? Я сейчас распоряжусь - обед принесут. - Распорядись, обязательно. И лучше сразу два обеда. Тогда и поговорим по делу. Как в русских сказках - напои, накорми, а потом расспрашивай. 3 Они въехали в Москву пронзительно солнечным и холодным сентябрьским утром. Колонна машин, возглавляемая пятнистым закамуфлированным "ЗИСом", по Можайскому шоссе и Большой Дорогомиловской вывернула через Смоленскую площадь к Арбату. Теперь уже Воронцов, как недавно Берестин, жадно, не отрываясь, всматривался в мелькающую за открытыми окнами московскую жизнь. Что ни говоря, а только здесь по-настоящему ощущается невероятность происходящего. На фронте все иначе, фронт он и есть фронт. А видеть наяву то, что видел недавно лишь на старых фотографиях, в кадрах кинохроники или снятых в жанре "бюрократического романтизма" художественных фильмов вроде "Светлого пути" - совсем другое дело. А Берестина кольнуло в сердце на углу Староконюшенного, где и началась вся эта "космическая опера" его встречей с Ириной. Не вря он тогда ощутил какое-то потустороннее дуновение неведомой опасности, увидев молодую стройную женщину в черном кожаном плаще. Алексей невольно усмехнулся, вспомнив свое тогдашнее сожаление, что не для него уже свидания с загадочными красавицами и что жизнь почти прошла, не оставив надежд на какие-то неожиданности и яркие впечатления. - Смотри, - прервал его воспоминания Воронцов, - и не скажешь, что фронтовой город. - А ты ждал, будет как шестнадцатого октября? - Нет, но все же... - Так и должно быть. Фронт далеко, сводки спокойные, бомбежек не было, ополченцев не призывают... Мужчин конечно, поменьше, а так все в порядке. Кое в чем даже лучше. Страху меньше, по ночам не арестовывают, десятки тысячи из лагерей вернулись, наш великий друг в регулярных выступлениях обещает народу близкое и светлое будущее, кино бесплатно крутят, рестораны работают до утра. - Берестин невольно заговорил с нотками человека, имеющего основания гордиться своей причастностью ко всем названным преимуществам нынешней московской жизни перед довоенной. Впереди блеснули купола кремлевских соборов, и Воронцов, невольно напрягшись, вернулся к теме, которая его волновала гораздо больше, чем бытовые подробности. - Как хочешь, а опасаюсь я... Меня как учили - самым сложным моментом десантной операции является обратная амбаркация, сиречь возвращение войск на корабли с вражеского берега... Вас-то я отправлю, а сам останусь с глазу на глаз с натуральным Иосиф Виссарионычем. Что ежели его ранее угнетенная личность развернется, как пружина из пулеметного магазина? Помнишь, как оно бывает? - Чего ж не помнить? Сколько мои солдатики пальцев поотбивали, а один как-то чуть без глаз не остался... - кивнул Берестин. - Вот именно. У вас, конечно, на Валгалле тоже свои проблемы возникнут, но там хоть на ребят надежда, они вроде все продумали, а я выкручиваться должен... - Выкрутишься. - Берестин не выразил готовности разделить тревоги Воронцова. Его больше занимали государственные заботы. - Хоть и понимаю я, что нас дальнейшее вроде и касаться не должно, может, и вообще ничего после нас не будет, а обидно, если Сталин все на круги свои вернет. Сумеет Марков запомнить и сделать, как намечено? Или история все-таки необратима и не имеет альтернатив? - Серьезный вопрос. Если судить по моему прошлому походу - может, и не имеет... Философскую беседу пришлось прервать, потому что "ЗИС" притормозил перед закрытыми Боровицкими воротами. Лейтенант в форме НКВД чересчур внимательно принялся изучать документы Маркова и Воронцова, чем вызвал раздраженный генеральский окрик. - Вас что, не предупредили? Или до сих пор от бериевских привычек не избавились? Открывайте! На фронт вам всем пора, опухли тут от безделья! Ротами командовать некому, а они впятером ворота сторожат! Вон, гляди, морда в окне не помещается... Воронцов, не сдержавшись, расхохотался. Действительно, круглая и конопатая физиономия выглянувшего на шум часового раза в полтора превышала размеры обычного человеческого лица. Да и внезапный переход от берестинской интеллигентной манеры к начальственной грубости Маркова тоже его позабавил. Но желаемый эффект был достигнут. Створки ворот распахнулись. Берестин уже захлопнул дверцу, как из глубины башни возник еще один чин кремлевской охраны, с двумя шпалами на петлицах и рыхло-серым лицом человека, лишь изредка бывающего на свежем воздухе. Можно было предположить, что вся его жизнь протекает в недрах подвалов и казематов. Возможно, так оно и было. - Попугаев, вы что? - закричал подземный обитатель, даже крик которого был странно похож на шепот. - Грузовики не пропускать! - Тьфу! Еще и Попугаев! - изумился Берестин. - Придумают же! Он оглянулся. Колонна запыленных пятитонок, в которой вместе с ним прибыл передовой отряд дивизии Ямщикова, вытянулась на добрую сотню метров и, естественно, перепугала охранителя. Берестин мог бы позвонить коменданту Кремля, самому Сталину, недоразумение разрешилось бы в минуту, однако не он, а Марков, со дня своего ареста, ненавидел подобный тип сотрудников НКВД спокойной и презрительной ненавистью, и не потому, что лично ему они причинили массу неприятностей, а в принципе - как особую породу безмерно жестоких и абсолютно безнравственных существ. И не упускал случая поставить любого из них на подобающее место. - Ты что себе позволяешь? Ты как стоишь перед генералом армии? А ну, смирно! - на последних словах голос у него даже зазвенел от сдерживаемой ярости. Он взмахнул зажатой в руке перчаткой, и через несколько секунд бойцы с первой машины с автоматами наизготовку окружили и обезоружили охрану ворот. - Репетиция государственного переворота? - поинтересовался Воронцов, когда Берестин отдал комбату все необходимые распоряжения и пошел в караулку к телефону. - Но ты же, хочешь спокойно вернуться домой? - ответил Алексей вопросом на вопрос. - Зачем вводить товарища Сталина в искушение? Тем более, что армейская охрана не в пример надежнее. Когда подойдет вся дивизия, всякие недоразумения будут исключены... - Берестин сделал жест, предлагающий Воронцову замолчать, потому что на том конце провода подняли трубку. - Кто? Пригласите товарища Сталина. Марков. Не поняли? Повторяю: Мар-ков... Я вас приветствую, товарищ Сталин. Так точно, прибыл. Через пять минут. Хорошо. Да, кстати, скажи там, кому надо, что охрану Кремля я беру на себя. Чтоб сдуру оружием махать не начали, а то мои орлы шутить не обучены. Нет, серьезно. Со мной пока батальон, а дивизия подтянется в течение суток. А этих на фронт, разумеется... Ладно, придем и все обсудим... С кем? Тогда и увидишь. Берестин опустил трубку на рычаги. - Вождь нас ждет. Заинтригован. Так что готовься предстать. Подозвал к себе комбата, который, казалось, только и делал, что регулярно захватывал правительственные здания, так он был деловит и спокоен. - Направьте по взводу к каждым воротам. Свой КП развернете в Спасской башне. Временно назначаю вас комендантом. Конфликтов с бывшими сотрудниками не допускать. Со спецификой службы вас ознакомят. Ничьих указаний, кроме моих, причем отданных лично, не выполнять. У меня все. Действуйте. Берестин подождал, пока последний грузовик въехал внутрь и ворота вновь закрылись. - С этим порядок. Трогай... - скомандовал он водителю. - А если твоему майору сам что-нибудь прикажет? - спросил Воронцов. - Я же сказал - ничьих. Что ж, думаешь, я не знаю, кому что поручать? Для справки - майор Терешин у Маркова адъютантом был. Когда Маркова посадили, его из партии исключили и со службы выгнали. Почему не арестовали, как пособника врага народа, сказать затрудняюсь. Война началась - он в газете мою фотографию увидел и письмо прислал... Вряд ли он Сталина слушать станет... Обидчивый и хорошо соображает. ...Новиков принял их в своей комнате отдыха, оформленной так, чтобы как можно больше соответствовать стилю просвещенного лидера воюющей державы. Мебель, ковры и драпировки светлых пастельных тонов разительно контрастировали с оставленным в неприкосновенности интерьером рабочего кабинета. А о том, что хозяин этого помещения не только отдыхает здесь, но и государственно мыслит, говорили стеллажи с военно-историческими трудами им же уничтоженных авторов, справочниками по иностранным армиям и флотам, карты всех существующих и еще только могущих возникнуть театров военных действий. После взаимных приветствий, удивленных возгласов и иных, принятых в кругу друзей выражений эмоций, Воронцов, осмотрев комнату, повернулся к Новикову. - Знаешь, Андрей, чего здесь не хватает? Хорошего компьютера с программой "Война на Востоке". Видел я такую игрушку в Нью-Орлеане. Там как раз наш случай предусмотрен. Записаны все данные о Красной и немецкой армиях, вся тактика и стратегия и еще уйма всего. Компьютер играет за русских, а хозяин - за немцев. Цель игры - взять Москву. Для достоверности на дисплей проектируются карты, хроника, звуковое сопровождение. Роскошная забава. Там даже сводки погоды подлинные заложены. Вот бы ее тебе... Как это мне в голову не пришло? Сидели бы и гоняли варианты... - Я всегда знал, что ты парень умный, - усмехнулся в усы Новиков, - только поучения апостолов плохо знаешь. - А что? - Да апостол Павел говорил: "Не будьте слишком мудрыми, но будьте мудрыми в меру". Воронцов развел руками. - Так что? Нужно понимать - финиш? Ну, рассказывай... Воронцов в деталях повторил все, что уже раньше говорил Берестину. - Понятно... - помолчав, будто еще раз представив себе картину во всех деталях, сказал Новиков. - Стало быть, практически наша служба закончена. Мы возвращаемся в свои телесные оболочки, Сашка с Олегом тут же выдергивают нас в Замок, и на этом все? Прочую работу делают Герард и Корнеев. А как с гарантиями? Вдруг наших тел на месте не окажется? Или ребята не сумеют к нам прорваться? Тогда как? - Я доктор? Я знаю? - неожиданно вспомнил Воронцов одесское присловье. - По Антоновой схеме предполагается, что я вас перекидываю туда, когда парни будут на месте. То есть риск как бы исключен. - Утешил. Если они не прорвутся, мы останемся здесь, только и всего. Отрадная перспектива... Может, Алексею нравится, а я свою рожу в зеркале видеть уже не могу. - Ну, это ты зря. Смирение паче гордости, так, что ли? Вид у тебя очень даже ничего... Бравый. К этому моменту Новиков сбросил зеленый армейский китель, который с началом войны стал носить вместо надоевшей серой "сталинки", подвернул рукава белой крахмальной рубашки и в узких синих бриджах и щегольских кавалерийских сапогах походил скорее на старорежимного казачьего полковника, чем на всем известные изображения вождя. - Благодарю, - кивнул Новиков. - Посмотреть бы, что ты скажешь, когда наедине с данным персонажем останешься, когда нас с Лешей здесь не будет... - С обычной прозорливостью он угадал болевую точку Воронцова. Дмитрий передернул плечами. - Надеюсь, бог не выдаст, свинья не съест. Берестин повернул верньер большого "Телефункена", стоявшего на столике в углу. Медленно разгорелся зеленый глазок, через шипение и треск разрядов вдруг отчетливо и чисто прорвалась музыка. Алексей поправил настройку. Комнату заполнили звуки "Сент Луис блюза". - Надо приказать, чтоб и наши радиостанции почаще приличные концерты передавали... - сказал Новиков, выходя из комнаты. Через минуту он вернулся с толстой красной папкой в руках, из которой торчали края и углы торопливо собранных со стола бумаг. - Тут у меня целая куча неподписанных... - начал он, но Воронцов предостерегающе поднял руку, и Новиков замолчал. Музыка прервалась, и директор Би-би-си мягким баритоном начал читать сводку последних известий. После сообщения о действиях королевского флота и очередных налетах на Берлин он перешел к новостям с Восточного фронта. Ссылаясь на германские и нейтральные источники, диктор говорил о том, что Красной Армии, очевидно, удалось приостановить наступление противника на Смоленском направлении. В целом военный обозреватель Би-би-си оценивал обстановку как тяжелую, но не катастрофическую. Особо было отмечено твердое и квалифицированное руководство войсками Западного фронта со стороны его командующего генерала Маркова. При этих словах Новиков одобрительно подмигнул Берестину, а Воронцов перевел столь лестную характеристику, потому что Алексей, со своей школьно-вузовской подготовкой, улавливал в передаче только отдельные слова. Затем англичане сообщили, что на Балтике резко активизировались действия русского флота. Ударное соединение в составе двух линкоров, двух крейсеров, двух лидеров и десяти эсминцев подвергло бомбардировке Мемель, Пиллау и приморский фланг наступающих на Лиепаю немецких войск. По сообщению шведского радио, советские подводные лодки полностью парализовали морские перевозки между портами Германии и восточного побережья Швеции... - Вот так, - удовлетворенно сказал Новиков. - Пусть знают, что мы в Маркизовой луже не отсиживаемся. А завтра и Черноморский флот свое слово скажет. Констанцу в щебенку размолотим, Плоештинские нефтепромыслы сожжем... Пусть тогда водой из-под крана свои танки и самолеты заправляют. - Кстати, поясни, если нетрудно, почему вы тут в темную играть начали? - спросил Берестин, когда последние известия закончились и опять пошла музыка. Из "Серенады солнечной долины". - Мы же договаривались, ты сотню "катюш" обещал и пару армий из резерва. - А мы тут с людьми посоветовались - неглупыми людьми - и решили не спешить... - Решили! Вы тут решаете, а немцы через неделю к Смоленску могут прорваться! Ты бы видел, что на фронте творится! Гранатометов, и то не дал, сколько нужно. И новых самолетов. Рычагов каждый день по полсотни машин теряет и на меня, как на последнего трепача, смотрит. - Вот завелся... - с сожалением сказал Новиков. У тебя, Алексей, началась профессиональная деформация. Ты слишком уж тесно отождествляешь себя с Марковым. Это для него такие вопросы и настроения естественны, а не для тебя. Тем более в последний день службы... - Вот именно, что в последний! Мне, знаешь, не безразлично, что тут дальше будет! Я не для пришельцев стараюсь, чтоб им... Я всерьез воюю, хочу, чтоб здесь не двадцать миллионов погибло, а максимум два... Берестин оборвал себя, нервничая, закурил, сломав две спички. - Глупость какая... - будто с удивлением сказал он. - Что это значит: "хочу, чтоб погибло два миллиона..."? Я хочу, чтоб вообще никто не погибал, хоть и понимаю, что так не бывает... - Нет, ты точно переутомился. Ну сказал и сказал, мы ж тебя правильно поняли, - сочувственно покачал головой Новиков. - Когда мы с тобой по картам войну планировали, не во всем, оказывается, разобрались как следует. Тебе-то там, на передке, думать на перспективу, конечно, некогда было, а я находил возможность. Хоть и без компьютера. И вот чего надумал. Незачем нам сейчас резервы к тебе направлять и о контрнаступлениях мечтать. Ерунда получится, очень свободно можем все наши преимущества растерять. Как на юге в сорок втором... - Так, идея ясна, а твои варианты? - Берестин сам не раз думал в этом направлении, но непосредственные заботы фронта и в самом деле не давали ему возможности размышлять о далеких стратегических перспективах. - А очень просто. Кроме нас троих, здесь присутствующих, все остальные те же, кто и тогда воевал. И рядовые, и генералы... Никто выше себя не прыгнет. Вспомни, как они в тот раз наступали. Если б по-грамотному, и немцев бы от Москвы не на сто-триста километров отбросили бы, а на пятьсот минимум, и потерь бы в два раза меньше понесли. - Так и то, что сделали, было выше сил человеческих! - А я разве спорю? И никого не хочу обидеть или принизить. И героизм был, и все прочее. А умения - не хватало. Дальше пойдем - харьковское наступление, крымское... а потом что? Напомнить или сам знаешь? Так и сейчас то же самое выйдет. Сил мы уже собрали достаточно, если по цифрам смотреть. А тактическая подготовка, а стратегия? Обороняться у нас получается, худо-бедно. А наступать - не знаю. Не справимся, снова кровью захлебываться будем, технику зря погробим. Немцы вон даже после Сталинграда и Курской дуги очень даже здорово нам давать умели. Сейчас - тем более. Не так я говорю? - Так, - нехотя согласился Берестин. Он представлял, как может все получиться. Пусть даст ему Новиков тридцать, даже сорок свежих дивизий. Необстрелянных, не знающих и не умеющих ничего, кроме как ударить в штыки на дистанции прямой видимости. Лобовыми атаками они смогут потеснить немецкие войска, заставить их перейти к обороне, но и только. В удобный момент какой-нибудь Клейст или Манштейн найдет подходящее место, танковым тараном пробьет фронт и снова пойдет гулять по тылам. Войны немцы ни в каком варианте не выиграют, но лишней крови опять прольется море. - Хорошо, согласен. И что ты изобрел? - Да уж изобрел. С учетом того, что нас здесь не будет. Я хоть и не знал, когда нас устранят, но весь месяц последний только к этому и готовился. Смотри... - Он указал на карту Европы. - На твоем фронте остановим немцев и перейдем к позиционной войне. Спешить нам некуда. А все резервы, новые танковые армии, "катюши" и прочее сосредоточиваем на юге. От Винницы до Кишинева. И весной двинем. Через Венгрию, Румынию, Болгарию. Глубокий обход к южной Германии. А потом из Прибалтики через Восточную Пруссию и север Польши... Тогда, глядишь, к сорок третьему и вправду войну можно выиграть без лишних жертв и с совсем другой внешнеполитической ситуацией. А группой "Центр" в самый последний момент займемся, вот где настоящий котел получится, от Смоленска до Варшавы... Все ясно? - В принципе красиво, - ответил Берестин, - а как на практике получится, думать надо... - Вот пусть товарищ Марков остается здесь и думает, на то его главковерхом и назначаем... Наброски я подготовил, а на подробную разработку зимы ему хватит. - Жаль только, что мы не узнаем, как все случится.. Годик бы я еще тут посидел, - с сожалением ответил Берестин. Ему действительно трудно было осознать, что с их уходом исчезнет вся сейчас существующая реальность, и генерал Марков, и новый Сталин, и еще два миллиарда человек, для которых история начала уже меняться, чтобы стать гораздо счастливее и правильнее, без пятидесяти миллионов напрасно погибших людей, без Хиросимы и Нагасаки, без холодной войны, без всего страшного, бессмысленного и жестокого, что однажды состоялось, но чего может и не быть, если все пойдет так, как они задумали и в меру сил пытаются исполнить. - Кто его знает, а вдруг и удастся посмотреть... - сказал Воронцов, имея в виду возможности Антона и его техники в Замке, а может, и не только это. - Мы уже в такие дебри влезли, что ни за что ручаться нельзя. Лишь бы Иосиф Виссарионович опять все на круги прежние не повернул. - Включи плитку, там, в шкафчике... - Новиков раскрыл свою красную парку. - Кофе свари, отвлечемся немного. Коньяк есть, хороший, только понемногу, ночь длинная, и я вам еще кое-что хочу показать. Тихо загудел телефон на подоконнике. Звонил один из трех новых помощников Сталина, заменивших Поскребышева. Бывший сотрудник НКИД, эксперт и аналитик, два года отсидевший в бериевских подвалах, но не сломавшийся и никого не предавший. Все новое окружение Сталина состояло теперь из таких людей. - Приехали редакторы газет. Ждут, - сообщил од. - Пусть подождут полчасика. Я вызову... - ответил Новиков и, подумав, прибавил: - Скажите, чтоб задержали выпуски и освободили на первых полосах побольше места. Опустил трубку, помолчал, не снимая с нее руки. Сейчас он вдруг снова стал похож на Сталина с бесчисленных парадных картин. - Может повернуть по-старому, запросто... - сказал Андрей и вздохнул. - Я все время об этом думаю. Если б, как ты Леша, говоришь, еще годик, может, и сломали бы его окончательно... А так он еще покажет, что почем. Усмехнулся, вернулся к столу, взял поданную Воронцовым чашку крепчайшего кофе. Отхлебнул, обжигая губы. - Вся беда, что народ не готов понять и принять все, что можно бы сказать и сделать. Поэтому нам удается только смягчать крайности режима. Обставить вождя флажками, за которые не так просто будет выбраться, чтобы не показаться совсем уже сумасшедшим... Вот у меня тут целая куча декретов и указов, подпишу - и сразу в печать, для того и редакторов вызвал. А раз вы тоже здесь, давайте прикинем, что еще надо успеть. Новиков начал размашисто подписывать бумаги и передавать их Берестину и Воронцову. - Вот указ об отмене смертной казни. Взамен десять лет или штрафные роты. И только по суду, никаких "троек" и "особых совещаний". Пересмотреть можно только после окончания войны. Покойников и на фронте хватит... Новое положение о прохождении службы в действующей армии. Двухнедельные отпуска каждые полгода, льготы фронтовикам и членам их семей, демобилизация и запрещение впредь призыва единственных сыновей и единственных кормильцев, еще тут разные пункты... Решение Политбюро о разграничении функций ЦК, ГКО и Ставки верховного главнокомандования. Главком становится членом Политбюро и может быть смещен только на съезде. А съезд еще когда будет... Так что спи, Марков, спокойно. А вот совсем интересно - передовая "Правды". Здесь я признаю утратившей силу идею об обострении классовой борьбы. Наоборот - нерушимое единство народа, право на свободу мнений внутри и вне партии, роль церкви как выразительницы народного духа, призыв ко всем соотечественникам дома и за рубежом сплотиться, независимо от прошлых разногласий, на единой платформе защиты Родины, намек на послевоенную демократию... - Крепко завернул, - похвалил Воронцов, пробежав глазами текст. - После такого даже не знаю, что наш клиент делать станет. - Да, - согласился Берестин, - когда это на весь мир прогремит, задний ход сразу давать неудобно. Тем более, что "органов" у него не осталось... - На что я и надеюсь. - Новиков, не поднимая головы, подписал еще несколько листов. - Тут еще о некоторых текущих вопросах... Согласны? Можно редакторов звать? - Зови, - разрешил Воронцов. - Неплохо бы еще завтра, если успеем, пресс-конференцию устроить, с разъяснением и углублением позиций. И иностранных корреспондентов нужно пригласить побольше. - Годится. Так и сделаем. Пошли, Леша, я тебя заодно как главкома представлю и прикажу впредь по всем вопросам освещения войны к тебе обращаться. Товарищу Сталину некогда всякой ерундой заниматься, у него заботы глобальные... А потом... - Новиков улыбнулся добро и лукаво, как и подобает хрестоматийному Сталину, персонажу святочных рассказов для младших школьников, - есть мнение на все наплевать, переодеться в штатское и прогуляться по ночной Москве. Чем я хуже Гарун-аль-Рашида? - А террористов не боишься? - спросил Воронцов. - Товарищ Сталин никого не боится. Товарищ Сталин всегда был на самых опасных участках гражданской войны. Товарищ Сталин на экспроприации ходил, с каторги бегал... Прошу всегда это помнить! - Новиков гордо разгладил усы, надел и оправил перед зеркалом китель. - Пошли. Нельзя заставлять прессу ждать слишком долго! ...Воронцов, как это часто бывает, проснулся за несколько секунд до звонка. То, что на этот раз роль будильника играл тактильный зуммер устройства для переноса психоматриц, дела не меняло. Он открыл глаза, не совсем понимая, где находится, потом увидел сереющий прямоугольник окна, ощутил острый запах кожи дивана, на котором лежал, неудобно подвернув руку, и вспомнил. Нащупал у изголовья предусмотрительно откупоренную бутылку "Боржоми", сделал несколько глотков, смывая горечь несчитанных сигарет и чашек кофе. И только после этих автоматических действий, уже окончательно проснувшись, Дмитрий почувствовал, как жужжаще завибрировала на запястье нижняя крышка прибора. Этот сигнал означал, что у него осталось три часа, чтобы закончить все свои дела, подготовить Новикова и Берестина к перебросу туда, где должны находиться их тела, а потом и самому уйти по вневременному каналу. Воронцов полежал еще немного, испытывая сильное желание заснуть, хотя бы на час, чтобы поменьше думать о том, что ему предстоит сделать. Тоже привычка, оставшаяся с детства. Но сон не возвращался. Наоборот, голова прояснилась так быстро, словно он принял пару таблеток фенамина. Видно, не судьба, подумал Воронцов и сел. Живы будем, дома отоспимся... Окончательное решение он принял ночью, когда они втроем возвращались из Москвы на дачу. Шутили, много смеялись, вспоминая забавные ситуации своей нелепой (имея в виду служебное положение Новикова и Берестина) выходки. Роль пожилого грузина, только что спустившегося с гор, Андрею удалась вполне. Воронцов тоже веселился и развлекал друзей подходящими к случаю анекдотами, в то же время просчитывая варианты. И не находил никаких альтернатив. Нельзя сказать, что такое решение далось ему легко. Он добросовестно рассмотрел все доводы против, которые сумел придумать, и счел их неосновательными. Для него самого риск тоже был огромный, но как раз это занимало Воронцова меньше всего. К риску он привык и надеялся, что в критический момент сумеет действовать правильно. Дмитрий не спеша оделся, приоткрыл дверь в комнату, где спал Берестин, и прислушался. Дыхание ровное, даже чуть похрапывает. Бесшумно, по ковровой дорожке Воронцов подошел, на спинке стула нащупал ремень с маленькой кобурой. По своему генеральскому чину Алексей не обременял себя ношением настоящего боевого оружия, обходился "браунингом N 1". Дмитрий вынул обойму, выщелкал на ладонь патроны, проверил ствол, обезвреженный пистолет положил на место. Патроны он выбросил в унитаз, после чего зажег свет в ванной и начал бриться, насвистывая. Через час он разбудил друзей, заставил их встать, не сказав, впрочем, о причине. Ограничился общими рассуждениями о необходимости спешить, возвращаться в Кремль, лично знакомиться с первой реакцией членов ЦК, правительства, дипкорпуса на утренние выпуски газет. Почему не стоит говорить о скором возвращении, Воронцов и сам не знал, просто ему не хотелось этого делать. А в неясных случаях он предпочитал доверять своей интуиции. Зато завтрак он постарался затянуть так, чтобы выехать не более чем за полчаса до момента "Ч", выражаясь языком военных приказов. Выходя из дома, он чуть приотстал от Берестина оглянулся, нет ли поблизости кого из охраны, и быстрым движением переложил свой "ТТ" из кобуры в карман галифе. Раньше этого сделать было нельзя, длинный пистолет был бы заметен. - Давай я за руль сяду... - сказал Воронцов Новикову. - Вряд ли когда еще доведется сталинский "ЗИС" пилотировать. Водитель, когда Новиков приказал ему выйти, спросил растерянно: - А мне как же? - Оставайтесь здесь. Я за вами "эмку" пришлю. А пока отдыхайте... После вчерашней "смены караула" в Кремле обычной охраны на трех таких же точно черных "ЗИСах" с Новиковым не было, и это тоже оказалось на руку Воронцову. Если б охрана присутствовала, его план не имел бы ни малейших шансов. Он бы и затевать его не стал. Дмитрий вел машину, сообразуясь с сигналами зуммера, который давал теперь уже непрерывный отсчет времени. Солнце поднималось над лесом тусклое и малиновое, но небо было чистое и день, судя по всему, ожидался теплый. - Все-таки интересно, - вернулся Воронцов к теме, занимавшей все его мысли, - может ли Сталин перевоспитаться? Я условно говорю - перевоспитаться. Точнее - пересмотреть свои позиции? Все же старый человек, седьмой десяток... Друзей-помощников никого не осталось, новых завербовать вряд ли успеет. А тут - война, победоносная, само собой. Рядом верный соратник Марков, да и другие... Возможен ли такой вариант, чтобы он, как вот ты, Андрей, ему импульс дал, так и погонит по инерции до самого 53-го года делать не то, что его левая нога хочет, а к пользе отечества? - Нет, Дим, вряд ли он перевоспитается, - серьезно и грустно ответил Новиков. А Берестин только фыркнул. - То, что мы сделали и делаем, конечно, как-то его ограничит. На год, на два, до Победы. А там... Не знаю, как именно, настолько далеко заглянуть ему в душу я не могу, но то, что он не смирится с ограничением своего самодержавия - уверен. - Новый террор развернет или еще почище пакость придумает, - вставил Берестин. - А где ж он для террора силы возьмет? - спросил Воронцов. У него оставалось еще четыре минуты. - Ну, капитан, ты совсем в политических науках дикий... Чего-чего, а на это добровольцев всегда хватит. Только свистни... Воронцов снял ногу с акселератора, чуть подвернул руль вправо. Машина плавно остановилась. - Ты чего? Прогуляться захотел? - удивленно приподнял бровь Новиков. - Да нет. Приехали. Пора вам, ребята. - Что, уже? - Берестин даже возмутился, потому что имел совсем другие планы на ближайшее время. Но Воронцов не дал ему времени на споры и размышления. - Уже, уже. Приготовьтесь. На все - минута. Спокойно. Леша, подвинься поближе к Виссарионычу, как на семейной фотографии, чтоб за раз захватить... Учащающиеся импульсы с прибора перешли в непрерывный пульсирующий сигнал. Воронцов повернул руку с часами циферблатом внутрь машины. От пронзительного ультразвукового визга заныли корни зубов, и сразу наступила глухая тишина утреннего подмосковного леса. Такая тишина, которую нарушал только ветер, шелестящий в желто-красной листве. Одновременно он опустил руку а карман, сжал пластмассовую ребристую рукоятку пистолета. Воронцов решил закончить эту затянувшуюся, давно вышедшую из-под контроля историю очень просто, хотя и аморально. Два выстрела в голову Сталина - и все проблемы мира и социализма будут решены хотя бы в здешней исторической реальности. Прибор сработал - Новиков и Берестин только что перенеслись из этих тел в свои, плавающие в капсуле нулевого времени на "дальнем берегу", на Валгалле, в трех десятках парсек от Земли. Момент перехода Воронцов уловил по ставшим бессмысленными глазам Новикова (нет, теперь уже только Сталина), еще секунду назад смотревшим на него с удивлением. Этого Воронцов и ждал. Сейчас он стреляет в Сталина - вот когда, наконец, история по-настоящему изменит свой ход. Тут уж без вариантов - кто бы ни пришел на смену тирану, его политической линии он продолжить не сможет. Друзьям о своем плане он не сказал не только потому, что боялся возражений. Хотя, конечно, трудно сказать человеку, что через пять минут он будет тобой убит. Прежде всего Дмитрий спасался, что его намерение станет известно пришельцам. И тем, и другим. А вот им, как раз, он и хотел показать, кто хозяин ситуации. Вы строили свои планы? Ну так нате, получите! Мне плевать, на какой вариант вы рассчитывали, вот вам мой, и подавитесь! Сейчас он выстрелит Сталину в голову, отскочит на пару шагов от машины и постарается ранить Маркова, лучше всего - в плечо и в ногу. Чтобы у него было моральное оправдание. Юридического ему не нужно. Если не дурак - сумеет найти выход. Воронцов вскинул пистолет, нажимая спуск, непроизвольно зажмурился, представив, как брызнут кровь и мозги от выстрела почти в упор. Только выстрела не получилось. Вокруг него сомкнулись стенки вдруг отвердевшего пространства, втянувшие Воронцова в тот же внутренний двор Замка, из которого он начал свое очередное путешествие. - Все, капитан, отбой, - услышал он голос Антона и открыл глаза. Почувствовал не то чтобы разочарование, а облегчение и злость сразу. Пришелец снова оказался умнее. Но зато и убивать не пришлось. Пусть величайшего в истории преступника, а все же... Однако палец Воронцов не остановил. Пистолет подбросило в руке раз, второй и третий. От гулкого грохота заложило уши. "А если бы я сейчас в тебя, под запал?" - подумал он, по-ковбойски, как Юл Бриннер с "Великолепной семерке", дунул в ствол и опустил "ТТ" в кобуру. - Знал бы ты, братец, как ты мне надоел... - сказал Воронцов подчеркнуто небрежно. Чем еще мог он выразить свои чувства? Жизнь не научила его сложным формам проявления эмоций, подобных тем, какими пользуются персонажи "интеллектуальной прозы". - Сам виноват, - ответил Антон. - Все время стараешься что-то мне доказать. Зачем? Никак не поймешь, что я ведь не человек... - Пожалуй. Что сделаешь - антропоцентризм. Не могу выйти из круга врожденных предрассудков... - вздохнул Воронцов. Но при этом подумал: врешь ты, парень. Или я совсем уж законченный дурак, или ты человек гораздо больше, чем сам о себе догадываешься. Ну да ничего, еще не вечер... - Из-за своего гонора ты чуть все не испортил, - продолжал выговаривать ему Антон. - Мы ведь все очень четко с тобой спланировали. Весь смысл интриги в том и заключается, чтобы Сталин оставался в измененной реальности. Твои друзья и без этого порядочно поднапортили. Неужели трудно обойтись без импровизаций? Мне даже страшно представить, что произошло бы, успей ты выстрелить... - Так нечего и темнить! - огрызнулся Воронцов. - Поискал бы себе по вкусу, сговорчивых и дисциплинированных. А с нами лучше сразу начистоту. Они перешли двор, поднялись в лифте и шли теперь по тому коридору, что вел к адмиральскому кабинету, постоянной уже резиденции Воронцова, где начинались и заканчивались циклы его приключений. - Нельзя все сразу объяснить, я же говорил... - Ну а на нет и суда нет, есть "особое совещание", как любил говаривать мой друг Андрей. Хотел чистой импровизации - получил, чего тебе еще? Однако, надеюсь, до правды мы все-таки доберемся? - Обязательно. Не далее, чем в ближайший час. Антон толкнул тяжелую даже на вид дверь, но не ту, что вела в кабинет, а напротив. Воронцов и не помнил, чтобы она здесь была. Ну, на то он и Замок. За дверью Дмитрий увидел полукруглый зал, похожий на Центр управления полетами на Байконуре, только поменьше. Но с таким же количеством экранов, цветных дисплеев, пультов управления и прочих элементов научно-технического интерьера. На центральном, самом большом из экранов, застыло изображение того участка Можайского шоссе, где только что был Воронцов, и так же стоял сталинский "ЗИС" с открытыми дверцами, и сидели на своих местах Сталин и Марков. Стоп-кадр. В креслах перед экраном, словно в просмотровом зале для "узкого круга ограниченных людей", оживленно о чем-то спорили Лариса, Ирина, Наташа и Альба. Впрочем, Наташа в дискуссии практически не участвовала, она ждала и первая заметила, как открылась дверь. Слишком порывистое движение, с которым она встала с кресла, выдавало степень ее тревоги. Такое непосредственное и почти непроизвольное проявление чувств не могло не тронуть Воронцова, но одновременно он ощутил и раздражение. Все ж таки Антон выставил его перед девушками дураком. Он-то жил там, принимая все за чистую монету, бегая под пулями, вжимаясь в землю среди рушащихся от немецкой бомбежки деревьев, и выражений не выбирал в разговорах и командах, а они смотрели и слушали, в знали, что в любую секунду все можно прекратить. Пустили дебила в Диснейленд... Воронцов коснулся губами щеки Наташи, показав глазами, что иные знаки внимания здесь неуместны, поздоровался с девушками, словно вообще ничего не было и расстались они не далее, как прошлым вечером. Предупреждая возможные неискренние слова, слышать которые он не хотел, Дмитрий предпочел заведомо снизить планку. - Интересное кино? - кивнул он на экран. - Только чуток длинноватое... - Присел рядом с Наташей. - Ну, крути дальше, поглядим, что они делать будут. Антон понял его мысли. - С этим придется подождать. Самое главное сейчас начнется н