ока не слышали? Ну и слава богу. Товарищи Вознесенский и Кузнецов умнейшие были люди, по советским меркам - почти порядочные, что само по себе удивительно, зарекомендовали себя наилучшим образом многолетними трудами на благо. Первого Сталин публично прочил как раз в Предсовнаркома, второго - на свое место, Генсеком. И что? Стенка-с! Обоим стенка, по приговору суда. И не только им. Еще не меньше тысячи человек за собой потянули, вольно или невольно. Шульгин даже разволновался во время этой тирады, что вообще бывало с ним крайне редко. Вновь закурил. - Вы спрашиваете, когда это было? Так. Не слишком давно, вперед. В 1949 году, месяц вот не помню. Весной или летом. Знаменитое "Ленинградское дело". Тут Лихарев совсем скис. Получается, что его визави вдобавок владеет информацией из будущего. Тогда зачем он, Валентин, вообще здесь сидит, в Москве, то есть занимается мелочной и неблагодарной работой, если есть способ заранее знать все, что произойдет в итоге? Шульгин, умевший не хуже Новикова отвечать на невысказанные вопросы, не удержался: - Мне кажется, в немалой степени как раз для того, чтобы то будущее, о котором я уже знаю, смогло осуществиться. Меня, то есть Шестакова на месте Молотова, и кого-то другого, кроме Берии, на месте Ежова в имеющемся варианте будущего не просматривается. Эрго - или у вас ничего не получится, или мы опять уйдем в новую реальность. - Вы о чем? - О том, о чем вы только что подумали. А вообще знаете, Валентин, пора и честь знать. Последние сутки выдались чересчур напряженными. Даже для меня. Пойдемте спать? Спать Шульгин, конечно, не собирался, да и не смог бы этого сделать при всем желании. Психологическая установка, вроде бы абсолютно надежная, не действовала. Он впервые за эту сумасшедшую неделю остался один. И вместе с темнотой, тишиной и одиночеством пришли тоска, страх и нечто, подозрительно похожее на отчаяние. На людях он бодрился, держал фасон, да еще встряхивали его адреналин только что пережитой опасности и алкоголь, естественно. Но теперь... Сашка, у кого в юности героями и образцами для подражания были граф Монте-Кристо и джек-лондоновский Волк Ларсен, сейчас чувствовал себя, как Хэмп Ван Вейден из того же романа. В свою первую ночь в матросском кубрике, когда он неожиданно превратился из утонченного аристократа в жалкого юнгу на полупиратской шхуне. Хоть рыдай, хоть бейся головой о стену - ничего не изменишь. Шульгин даже застонал негромко. Этот прозвучавший в гулкой тишине комнаты собственный стон и заставил его опомниться, взять себя в руки. "Да ерунда все! Только не раскисать, прорвемся! Не в первый раз. Ничего ведь непоправимого не случилось. Как пришел, так и уйду". Успокоившись, глядел в потолок, стараясь ни о чем не думать, очищал мозги для предстоящего. Вслушивался, как по телу от браслета разливается едва ощутимый ручеек силы и здоровья. Внутренним взором заставлял себя видеть этот ручеек, бегущий по принадлежащему ему теперь телу, по сосудам, по нервам. Словно на картинке из анатомического атласа. Какой-то там "внутриядерный резонанс" возбуждает вибрацию клеток, очищает от кальция и прочей дряни стенки сосудов, выгоняет токсины из печени и почек, заставляет регенерировать рубцы от старых ран в нормальную мышечную ткань. Сашка почувствовал странное, слегка болезненное напряжение возле левого верхнего клыка, давно, в Гражданскую войну, сломанного попавшимся в перловой каше камешком. Еще через минуту он ощутил, что золотая коронка словно бы шевельнулась. Потрогал ее языком, и она легко свалилась, лопнувшая вдоль. Сломанный и обточенный зуб тоже регенерировал, восстанавливал свой первоначальный вид двадцатилетней давности. Могучая штука этот браслет-гомеостат. Единственно по-настоящему ценная вещь, доставленная агграми на землю для собственных нужд. Благодаря ей и живет Сильвия добрую сотню лет, сохраняя молодость, красоту, и темперамент Клеопатры. В то же время - единственная вещь, которая не поддается воспроизводству на дубликаторе ВоронцоваЛевашова. То есть поддается, конечно, но по принципу слесаря-интеллигента Полесова. "Мотор был очень похож на настоящий, но не работал". А если бы работал, тогда что? Наладить их массовое производство, осчастливить человечество перспективой почти реального бессмертия? Очередной вопрос: а не стал бы такой "подарок" чем-то похуже атомной бомбы? Возможно, это и имели в виду аггры, сделав гомеостат неразборным и невоспроизводимым. Шульгин словно старался посторонними, необязательными мыслями отвлечь внимание неких потусторонних сил, возможно, наблюдающих за ним. А сам накапливал, словно заряд в лазере, психическую энергию. Чтобы ее внезапным выбросом дотянуться до экстерриториального во времени и пространстве Замка, где, возможно, сидит сейчас и наблюдает за ним Антон. Как он наблюдал на огромном экране за похождениями Новикова в сорок первом году. Раньше Сашке такая штука уже удавалась. Но сейчас, похоже, импульс ушел в пустоту. По крайней мере, знакомого чувства "соприкосновения" Шульгин не ощутил. Только слабость в теле и головокружение. "Это еще ничего не значит, - постарался он успокоить себя. - Сигнал мог и пройти, просто Антон отчего-то не среагировал сразу. Подождем. Спешить особенно некуда". О том, что дело не в Антоне, а в мозге Шестакова, просто не приспособленном для таких методов связи, он старался не думать. Ну ладно. Еще предстоит решить, как вести себя в ближайшее время. Играть в предложенные Лихаревым игры ему абсолютно не хотелось. По многим причинам. Пожалуй, сначала стоит повидаться с Сильвией. Выслушать ее точку зрения на происходящее, заручиться какими-то гарантиями. А может быть, продолжить выполнять задание Антона? Ведь что он требовал от Шульгина - убедить Сильвию встретиться с форзейлем в Замке. Желательно - добровольно. Первый раз это не вышло. Он просто не успел, поймался "на живца". Второй раз на такую дешевку его не купишь. Значит, все ясно? Как говаривал Хрущев: "Цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!" Лихарев тоже не спал. Несговорчивость "наркома" путала ему все карты. Он ведь гонялся за ним отнюдь не потому, что горел желанием выполнить приказ резидента и его лично волновала загадка странной матрицы. Ему нужен был именно Шестаков. Без всяких внедренных в него "драйверов". Сегодня истекает срок, отведенный для поиска. То, что "нарком" не достался Ежову - хорошо. Просто великолепно. Еще раз умело, ненавязчиво подать Сталину все ошибки, просчеты, да что там - будем называть своими словами - преступно-халатное или прямо преступное поведение наркомвнудела в этой неприглядной истории. От Ежова нужно избавляться немедленно. Свое дело он сделал, "реорганизовал" органы, устранил почти все одиозные, ленинско-троцкистской ориентации фигуры в руководстве партии и правительства, а на остальных нагнал такого "страха иудейска", что несколько лет можно не опасаться сопротивления и фронды. А кого на его место? Валентин склонялся к кандидатуре Заковского. Опытный разведчик и контрразведчик, крайне неглупый человек, не связан ни с какими группировками и кланами, которых просто не осталось уже в стране, и перепуган происходящим настолько, что будет смотреть в рот ему, Лихареву, если поймет, от кого зависит его жизнь и карьера. Но для всего этого позарез нужно согласие Шестакова, то есть - Шульгина, согласие сыграть роль наркома, пусть всего несколько дней. А там черт с ним, можно отдать его леди Спенсер. Убедительно замотивировав перед вождем очередное исчезновение пресловутого, а также одиозного товарища. Проще всего - изобразить смерть от инфаркта или мозгового удара. Но сначала требуется предъявить его живым и здоровым. Валентин разыскал Заковского. Зная адрес и номер телефона, это было совсем не сложно. Тот "отдыхал" у себя на квартире. Ответственные работники его уровня никогда не спят, они именно "отдыхают", такова тонкость номенклатурной лексики. Зазвонил телефон на прикроватной тумбочке, комиссар первого ранга, еще не успев открыть глаза, схватил трубку: - Здравствуйте, Леонид Михайлович, извините, что потревожил. - Кто говорит? - Студент говорит, если еще помните такого. Заковский помнил, конечно, эту кличку. Вернее, псевдоним, клички теперь только у уголовников. Еще по благословенным временам Дзержинского и Менжинского помнил, когда чекисту с четырьмя ромбами не приходилось просыпаться от телефонного звонка в холодном поту и не охватывала его обморочная слабость при мысли, что какой-нибудь ничтожный лейтенант, войдя в кабинет, может вдруг приказать: "Оружие на стол", сорвать петлицы, ордена, с наслаждением дать в морду и погнать пинками вниз, вниз. В последний путь. Давненько они с Лихаревым не встречались с глазу на глаз. Заковский знал, что Валентин по-прежнему обретается вблизи Хозяина, но вот в каком качестве? Все связи обрублены еще в тридцать третьем, и не по его инициативе. - Да, помню. В чем дело? - сухо ответил комиссар. - Встретиться надо, "товарищ Лева". - Назвав его так, Лихарев дал понять, что разговор будет серьезный и не по правилам нынешнего времени. - Когда, где? - Да уж не на Лубянке. Не бойся, телефон не прослушивается. Гарантия стопроцентная. - Кто их теперь дает, эти гарантии? - в голосе Заковского прозвучала тоска. Валентин наблюдал за ним с расстояния трех метров и видел, что комиссар, опустив мощные волосатые ноги на коврик, нащупывает в полутьме шлепанцы. - Я даю, Лева, а у меня они надежные. Через полчаса на углу набережной и Полянки. Да не стучи ты зубами, я на Ежова не работаю... - Просто холодно, - с досадой ответил Заковский. Не хватало, чтобы собеседник подумал; что он настолько трусит. Да Лихарев и сам видел, что большая, в полокна, форточка раскрыта настежь. Здоровый образ жизни старается вести товарищ замнаркома. А на улице ведь мороз под двадцать градусов. - Сейчас выхожу. Валентин заглянул в комнату Шульгина. Сашка как раз пребывал в стадии сладкой утренней дремы, пришедшей вслед за нервной, бессонной ночью. И все же едва слышный скрип двери заставил его мгновенно вскинуть голову. - Такое дело, Григорий Петрович, мне нужно на час-полтора уйти, так вы не беспокойтесь, спите дальше. К завтраку вернусь. - Куда вдруг? Что за срочность? - Шульгин почувствовал, острое нежелание даже на короткое время выпускать аггра из поля зрения. Хотя бы до тех пор, пока не достигнута полная ясность в их отношениях. - Да по вашему, кстати, вопросу. С одним человеком нужно срочно повидаться. - Что за человек? Отчего вдруг - срочно? Каким краем он меня касается, объясните. Лихареву объяснять не хотелось. Долго, да и сложно так вот, без подготовки. Шульгин уже натягивал сапоги, всем видом показывая, что не намерен принимать какие-то отговорки. - А знаете что, - нашел выход Лихарев, - поехали вместе? И вам будет интересно, и делу польза. Заодно и убедитесь. "Это - хороший вариант", - подсказал Сашке внутренний голос. - Ну, бог с вами, поехали. На улице уже совсем рассвело, но Заковского Валентин увидел лишь в последний момент, опытный конспиратор прятался в глубокой нише ворот бывшего купеческого особняка, второго от угла Кадашевской набережной. И одет он был не в форменную шинель или кожаное пальто, а в обычный армейский полушубок, под ремень, и командирскую шапку со звездочкой. Лихарев на секунду притормозил, Шульгин с заднего сиденья распахнул широкую дверцу. - Кто тут еще? - спохватился Заковский, уже опустившись рядом с Валентином, и дернул правую руку из кармана, где у него наверняка был пистолет. - Свои, Леонид Михайлович. Неужто вы меня такой дешевкой считаете? - А! - комиссар только рукой махнул, но оружия в ней уже не было. - Что за дело у тебя вдруг образовалось, "десять лет спустя"? - Оглянитесь сначала. Заковский оглянулся, две или три секунды молчал, потом удивленно выругался: - Ну ни хера себе! Нашлась пропажа. - Ага, сама взяла и нашлась. Из чистого к нам с вами уважения. Лихарев вкратце изложил комиссару только что согласованную с Шульгиным легенду. За двадцать минут Валентин смог убедить его поучаствовать хотя бы в этой мизансцене готового к постановке трагифарса. Да Сашке и самому было крайне интересно увидеть живьем пресловутого персонажа любимого фильма: "Я Лева Задов, со мной брехать не надо", "Я тебя буду пытать, ты мне будешь отвечать", "Я с тобой сделаю, что Содома не делал со своею Гоморрой", "Вся Одесса была без ума - Лева Задов, поэт-юморист". Эти и некоторые другие фразы карикатурно-зловещего Левы из "Хмурого утра" он с друзьями знал наизусть, в школьные годы цитировал в дело и не в дело. Чем-то он их тогда привлекал, садист по версии Толстого, начальник махновской контрразведки. Возможно, как раз тем, что воплощал возможность третьего пути: "Не за белых, не за красных, за вольную волю". Сознательными диссидентами-антисоветчиками юные "шестидесятники", разумеется, не были, но подсознательно, на грани инстинкта. Советская власть им не нравилась. Хотя бы эстетически. Как ни старался великий писатель, выполняя "социальный заказ", сделать Левку как можно отвратительнее, что-то у него не получилось. А может, как раз и получилось. Кукиш в кармане той же власти. А теперь этот самый Задов сидел прямо перед ним... - И нужен нам ваш совет, товарищ комиссар первого ранга, - подчеркнул звание Заковского Валентин. - Сразу ехать к Сталину с товарищем наркомом, или все же сначала Ежова утопить? - Есть шансы?- жадно спросил Заковский. Для него это значило очень многое, точнее - все. Прежде всего - жизнь! - Не было бы - о чем говорить? По крайней мере - они были два дня назад. - Валентин передал последний разговор Сталина с Ежовым и то, что сказал ему Сталин, когда выгнал своего недавнего фаворита из кабинета. - Тогда... Тогда я бы сделал так, - и Заковский предложил практически то же самое, что планировал сам Лихарев. Только у него вдобавок были на руках убойные против Ежова козыри, и старые, и тщательно подобранные только что. Но без согласия на участие в интриге Шульгина все их планы оставались так, неосязаемым чувствами звуком. - Мысль, конечно, интересная, - вмешался до сих пор молчавший Сашка. - А ежели товарищ Сталин возьмет и передумает? Пожмет товарищу Ежову его мужественную руку, временно свободную от "карающего меча", и передаст нас с вами ему для принятия надлежащих мер. Исходя из "революционной целесообразности"? Заковский даже крякнул, услышав этот тщательно выстроенный период. Вполне точно отражающий перепады настроения вождя. - Вы думаете, Григорий Петрович, это будет так просто? - не поворачивая головы, спросил Лихарев, направляя свой "Гудзон" с Калужской площади на улицу Димитрова. - Не думаю, но... - А раз не думаете, так зачем себе голову забивать излишними вариантами? Скажите лучше, как с Леонидом Михайловичем быть? По-моему, не стоит ему сейчас домой возвращаться и на службу пока идти тоже не стоит. - Почему вдруг? - снова напрягся Заковский. Подозрительность так въелась в его "плоть и кровь", что в словах Лихарева вновь померещилось привычное. Вначале вполне доброжелательный разговор, обсуждение дальнейших планов, бывало, что и новое назначение с повышением, а через час - арест. Прямо в известном кабинете или на лестнице, а то и за банкетным столом. - А чтобы не рисковать без толку. Вы знаете, какой "материал" тот же Шадрин успел на вас дать? Может, за вами уже выехали. Мне, признаться, надоело каждый день из тюрем людей выручать. - Так муровского Буданцева - это вы?.. - Кто же еще? Одним словом, поедем ко мне домой, отсидитесь до прояснения обстановки. А в наркомат позвоните, скажете, что... В общем, сами придумаете, что сказать. ГЛАВА 36 У крыльца дома на Столешниковом Валентин остановил "Гудзон", вышел на тротуар, за ним, с другой стороны, грузно, барственно, хотя и мешала слишком низкая посадка спортивной машины, вылез Заковский. Последним выбрался из двухдверного автомобиля Шульгин, откинув спинку переднего сиденья. Он не успел бросить в решетку водостока почти докуренную папиросу, как к нему резко свернул человек со следами былой интеллигентности в виде длинного ратинового пальто, нахлобученной на уши шляпы с обвислыми полями и выпуклых очков. - Подождите, товарищ, позвольте прикурить. Сунулся к огню хилым кривоватым "гвоздиком", по пять копеек за штуку у уличного разносчика, дрожащей с похмелья рукой придержал мундштук Сашкиной папиросы. И неуловимым движением что-то вложил ему в ладонь. - Вставишь в ухо, - услышал Шульгин тихий, как звук опадающего осеннего листа, шепот. Через секунду человек, жадно затягиваясь, слился с потоком утренних прохожих. - Что вы там? - обернулся к нему с порога Лихарев. - Да прикурить дал какому-то пропойце, - пожал плечами Шульгин, отбрасывая окурок. - На спички и то у людей денег нет. В ванной комнате, щелкнув задвижкой, он наконец разжал руку. Хотя с первой секунды, даже не разглядев лица "курьера", не сомневался в смысле происшедшего. Дошел его "SOS" через пространство и время, дошел все-таки! И, значит, теперь все будет хорошо. На ладони лежало нечто вроде пластикового наперстка телесного цвета, диаметром в полсантиметра. Мягкое и теплое на ощупь. Шульгин, как ему и было сказано, вложил его в слуховой проход. Отчего-то - в левый. Штучка вошла легко, он тут же перестал ее чувствовать, а посмотрев в зеркало, убедился, что снаружи она совершенно незаметна. И услышал знакомый голос, тихий, но отчетливый: - Нормально получилось? Ну, привет. А ты, наверное, уже испереживался? Шульгин не знал, какая система связи тут используется, и ответил вслух, хотя и шепотом: - Нормально. Но ты все же и сволочь, Антон. Я тебе первый раз это говорю? - Не первый. Да бог с ним, я не в обиде. А какие ко мне претензии? Именно от обыденности разговора Сашка окончательно успокоился. А и вправду, какие? Обещал Антон выручить из любой заварушки - вот и появился. Позже, чем хотелось? Так тоже вопрос - сильно ли хотелось, чтобы раньше? Помнится, переживал, как бы его Сильвия раньше времени из мозгов наркома не выдернула, Что ни говори, а оттянулся он по полной программе. И всего за пять дней. - Ты, Саша, каким сейчас временем располагаешь? - спросил Антон, не получив ответа на первый вопрос и правильно истолковав смысл паузы. - Кто ж его знает? Стою в ванной, слушаю тебя. После обеда меня настоятельно приглашают на аудиенцию к Сталину, а я еще не решил, идти или ну его на... - Значит, раз в ванной, минут пятнадцать-двадцать, не привлекая внимания, просидеть там можешь. Отмокнуть, душ принять, побриться. Доложи совсем коротко, что произошло, начиная со вчерашнего вечера. И ближайшие планы. Об остальном можно и позже. Шульгин знал, что Антон владеет куда более надежными системами наблюдения и связи, так отчего же сейчас такой примитив? Об этом и спросил. - Квартирка ваша очень сильно экранирована. Почти как их межгалактическая база. Начну защиту ломать - большой шум поднимется. А через эту капсулу и говорить можем, и я всю нужную информацию сниму. Так давай рассказывай быстренько. Конспективно излагая события последних суток и особенно суть их ночных разговоров с Валентином, Сашка параллельно вспоминал о предыдущей, такой недавней встрече с форзейлем. Они сидели тогда в тени огромного раскидистого дуба на пестрой от алых и голубых цветов лужайке, неподалеку от стен пресловутого Замка. В прерии доколумбовой Америки, настолько доколумбовой, что и индейские первопроходцы еще не успели переправиться из Сибири через Берингов пролив. Тогда Антон и предложил Шульгину, заскучавшему от однообразия размеренной жизни, прогуляться "на Родину", то есть в свою реальность, в Лондон 1984 года. - Там осталась одна милая женщина. По внешним данным ничуть не уступает вашей Ирине. Зовут ее леди Сильвия Спенсер. Моя коллега. Шеф-атташе аггров на планете Земля. В недавнем "прошлом" - ваш смертельный враг. А после диверсии против базы на Валгалле - просто очень одинокая, несчастная женщина. Ее цивилизация вдруг исчезла, как ничего и не было, а она осталась одна в чужом, жестоком мире" - Ах, как трогательно, - ответил ему Сашка. - Я вот-вот заплачу. Совсем одна. - Не иронизируй. Она сейчас, по моим расчетам, должна пребывать в сильно расстроенных чувствах, как бы еще руки на себя не наложила, чего не дай Бог, конечно. Потому что мне с ней очень и очень нужно побеседовать. Сам я, по ряду причин, на Землю в вашу реальность выйти сейчас не могу, а тебя переправлю. На сутки-двое, не больше. За это время тебе с ней нужно будет познакомиться, неплохо и подружиться, как-то объяснить ситуацию и убедить прийти сюда, в Замок. Желательно - добровольно. Потому что в ином случае шок может стать необратимым, и ни я, ни ты никакой пользы из нашего мероприятия не извлечем. После соответствующей подготовки Шульгин, знающий теперь английский язык не хуже профессора Хиггинса, а реалии тамошней жизни - как резидент-нелегал КГБ, вышел в город. Удивительная для этого времени стояла там погода - тепло, солнечно, сухо. Будто бабье лето в средней полосе России. Лондон Сашка, благодаря внедренной в мозг информации, видел весь сразу, будто на подробном многокрасочном макете, только, выходя на знакомую улицу, в первый момент удивлялся, что на проезжей части не написано большими буквами название. Он подошел к внешне неприметному двухэтажному дому с фасадом в четыре окна, расположенному в центре самого аристократического квартала Лондона, и после некоторых колебаний надавил кнопку звонка у окрашенной блестящей шоколадной краской двери. Мелодичный женский голос из прикрытого бронзовой решеткой динамика слегка игриво произнес "Хелло?". Шульгин назвал себя и сообщил, что хотел бы видеть леди Спенсер по важному делу. Голос с некоторым недоумением повторил его фамилию, но после короткой паузы предложил войти. Дверь бесшумно приоткрылась. Хозяйка - а это была именно она, собственной персоной, отнюдь не горничная, оказалась поразительно хороша. Даже трудно было представить, что она принадлежит к той же нации, что и женщины, которых визитер во множестве видел на улицах Лондона по дороге с вокзала. Дама лет тридцати на вид, одетая в короткое ржавокоричневое платье-свитер, подчеркивающее все соблазнительные подробности ее фигуры и значительно выше, чем позволяет ее возраст и титул, открывающее великолепных очертаний ноги. Не будь она и так безмерно богата, эта женщина могла бы приобрести состояние, рекламируя чулки, колготки и еще более интимные детали туалета. Сашка смотрел на нее, не стараясь скрыть восхищения, скорее даже утрируя его. Прекрасно сознавая при этом, что на ступеньках широкой дубовой лестницы с резными перилами стоит и дежурно улыбается не просто привлекательная женщина, а весьма опасное и хитрое существо, много лет руководящее агентурной сетью коварных и безжалостных инопланетян, для которого отдать приказ о его уничтожении не составит ни малейшей проблемы. Разве только ей захочется расправиться с ним не чужими руками, а лично. Но как раз об этом нужно немедленно забыть, чтобы невзначай, раньше времени не выдать себя и не спровоцировать эту "черную вдову" на непоправимые действия. Вот именно - "черная вдова" - отличный образ, самка-паучиха, пожирающая своих не успевших вовремя убежать партнеров. И, улыбнувшись в ответ на ее улыбку, Шульгин чуть наклонил голову, представился, назвав себя старым, еще в школьные годы придуманным для игр и мистификаций, неожиданно пригодившимся сейчас английским именем. Хозяйка на мгновение наморщила лоб, пытаясь вспомнить, говорит ли оно ей что-нибудь, но, вздохнув, с сожалением пожала плечами. Не знаю, мол, и никогда не слышала. И сделала три шага по лестнице вниз, чтобы запереть за гостем дверь, если он не скажет чего-нибудь более существенного в оправдание своего нелепого вторжения. У Шульгина было что сказать, и вскоре они почти дружески беседовали в холле, выходящем сплошь застекленной стеной во внутренний дворик, украшенный мраморными статуями, фонтаном и разнообразной растительностью. Согласно легенде, Шульгин, он же Ричард Мэллони, был доверенным лицом сэра Говарда Грина, агента-координатора пришельцев по Австралии, Новой Зеландии и Океании, погибшего при загадочных обстоятельствах, но успевшего перед смертью передать своему другу адрес и пароль к леди Спенсер. Похоже, что аггрианка поверила Александру, долго и заинтересованно расспрашивала его о совместных с сэром Говардом делах и в конце концов предложила потерявшему старшего товарища и покровителя "искателю приключений" поработать на нее за солидное вознаграждение. Задание, полученное Шульгиным от Антона, тоже инопланетянина, но представляющего иную, воюющую с агграми и покровительствующую землянам цивилизацию, как раз на этот вариант и было рассчитано. Этим же вечером Сильвия решила представить новообращенного сотрудника своим коллегам. Пока она готовилась к мероприятию, предоставленный самому себе Шульгин принялся бродить по дому, по той его части, которая была открыта для посторонних. Скоро он понял, что, вернувшись к нормальной жизни, хотел бы поселиться в таком же. Прежде всего, изнутри дом был гораздо больше, чем казался с улицы. Т-образной формы, вытянутый в глубину обширного парка (о наличии которого в центре каменного Лондона неискушенному человеку трудно было заподозрить), со всех сторон окруженного высоким забором и глухими стенами соседних зданий, этот дом стоял здесь не одно столетие и на протяжении веков не раз достраивался и перестраивался. Многочисленные коридоры и коридорчики, прямые и винтовые лестницы соединяли холлы, каминные залы, картинную галерею, библиотеку и другие помещения, не имеющие выраженной специализации, в сложный, разветвленный и запутанный лабиринт, создающий уважающему себя британцу ощущение защищенности, комфорта и связи с теряющейся во временах норманнского вторжения вереницей почтенных предков. Масса произведений искусства со всех концов некогда великой империи: африканские щиты и копья, индийские мечи и сабли, бронзовые и нефритовые статуэтки из Китая, персидские и афганские ковры, причудливые раковины южных морей. Память о грандиозных сафари колониальных майоров и полковников - головы антилоп, бегемотов и носорогов, шкуры тигров и леопардов на полу и обшитых темным деревом стенах. Неподвижный воздух полутемных зашторенных комнат - как сложная композиция парфюмера, составленная из запахов старого дуба, тика, красного и эбенового дерева, сандала, воска, столетиями втираемого в узорный паркет, индийских курительных палочек, кожи кресел и диванов, переплетов старых книг и, наверное, духов и благовоний тех дам, что шелестели здесь шелками, муслинами и парчой своих туалетов. Как звуковое дополнение всех этих обонятельно-зрительных изысков - частые перезвоны идущих вразнобой, потерявших свое время часов, стенных, каминных и башнеподобных напольных. Не дом, а миниатюрная копия музея принца Уэльского. У Шульгина сложилось впечатление, что родовое гнездо лордов Спенсер - не архитектурное сооружение со специально придуманными тщательно оформленным интерьером, а словно бы живой, растущий и развивающийся в пространстве и времени организм. И его помещения - как годовые кольца. Вот здесь, ближе к сердцевине дома, - семнадцатый век. В восемнадцатом прибавились эти комнаты, в них и мебель другая, и форма оконных рам. К ним примыкает девятнадцатый, викторианский, век, а самые близкие к парадному входу помещения оформлены современно - функциональная мебель, картины сюрреалистов на стенах, японский музыкальный центр, гигантский телевизор с видеомагнитофоном, россыпь ярких журналов на столике в холле. Переходя из комнаты в комнату, Шульгин пытался понять истинный характер хозяйки и, к своему удивлению, не замечал ничего, что говорило бы о низменных чертах ее натуры. Скорее наоборот. А чего он, собственно, ждал? Надеялся увидеть орудия пыток, а абажуры из человеческой кожи? Смешно. Зато многочисленные фотографии в деревянных и металлических рамках, развешанные по стенам, наводили на размышления другого рода. Среди дам и джентльменов в одеждах и прошлого, и нынешнего веков часто попадалась особа, поразительно похожая на хозяйку дома. Конечно, платья, костюмы, прическа, типы макияжа были всегда разными, но черты лица, но выражение глаз. Что это? Подгонка облика к легенде, имитация принадлежности к древнему аристократическому роду или?.. Если так, то сколько же ей лет? Она что, вроде героини фильма "Секрет ее молодости" в исполнении Людмилы Гурченко, живет вторую сотню лет? И никто этого не замечает и не удивляется? Загадка, достойная размышлений. Но заниматься ею Шульгину не пришлось. Гнусная составляющая личности аггрианки, о которой предупреждал Антон, все же проявилась. Пусть несколько позже. Когда после светского ужина в ресторане в обществе крупных бизнесменов и членов правительства они вернулись домой, Сильвия недвусмысленно дала понять своему гостю, что не прочь провести с ним еще и ночь любви. Шульгин не нашел причин отказаться и испытал нечто непередаваемое. Как персонаж анекдота про тетю Соню, которая думает, что это - последний раз, и вытворяет в постели такое!.. Пробуждение же оказалось печальным. Как понял Шульгин намного позже, Сильвия разоблачила его с первой минуты, но аггрианке факт появления неприятеля непосредственно в ее логове был неожиданным подарком. Александр Иванович, называемый большинством знакомых попросту Сашкой, был человек хоть и беспринципный, но приверженный нескольким простейшим правилам. И среди них - вера в друзей, ради которых он готов был на риск, и, в свою очередь, надеялся, что и они ему помогут, если что. Потому и рискнул он в очередной раз головой, будучи уверен, что справится почти с любой ситуацией. Имел для этого основания. Что, в общем-то, последующие события и подтвердили. Они с наркомом выкрутились, можно сказать, с честью. ГЛАВА 37 - Только ты-то, друг Антон, здесь при чем? - деликатно поинтересовался Шульгин, выслушав заверения форзейля в том, что он предпринял все возможное для розыска и спасения Александра, затерявшегося "в дали времен, в пыли веков". - Это мы с наркомом вертелись, как черти на сковородке, а что делал ты? Кстати сказать, кое-кто утверждал, что канал перехода из Замка в Лондон продержится не больше двух суток, а вышло, похоже, пять. Я начал уже слегка беспокоиться. И второе - отчего возник у меня провал в памяти? Андрей с Берестиным сохраняли полный контроль над своими клиентами. - Это, Саша, как раз самое неприятное. К тебе там еще не стучат в дверь? Тогда слушай. Сказав Шульгину, что он кинулся на его поиски на третий день после случившегося, форзейль привычно покривил душой. Формально он не лгал, но говорил лишь долю правды. Да и как иначе? Узнай Сашка о том, что в основной своей ипостаси он прожил уже более четырех лет в трех разных реальностях, выиграл две войны, учинил несколько государственных переворотов и вдобавок женился наконец на очаровательной девушке, он мог, по мнению Антона, повести себя "неадекватно". Каким бы сильным ни обладал Шульгин характером, предсказать его реакцию форзейль не брался. Скорее даже наоборот - как раз характер и скрытые до поры паранормальные способности могли толкнуть землянина на самые отчаянные действия. Например - переход на сторону врага. А что терять, раз ты - это уже давно не ты, а "симулятор", "действующая модель паровоза в натуральную величину". - Слушай, Саша, ты меня понял? - спросил Антон, закончив изложение своей легенды. - Чего же здесь не понять? Не дурак вроде бы. Я соображаю и о том, и об этом. Сколько раз ты нас подставлял, помнишь? Пришла пора и рассчитываться. Шульгин не знал, что он сейчас дословно повторил фразу из уже имевшего место разговора с Антоном. Правда, несколько позже. Да и неудивительно, один и тот же человек в идентичной ситуации вряд ли мог мыслить по-другому. И все же у него появилось неприятное ощущение "дежа вю", то есть уже бывшего в жизни. Журчала и шелестела льющаяся из душевого рожка горячая вода, пенилась в ванне ароматическая соль. В дверь деликатно постучали. Шульгин поднялся, стряхивая с себя пену, прошлепал мокрыми ногами по коврику, сдвинул рычажок защелки. Заглянул старающийся выглядеть смущенным Валентин. - Как у вас, Григорий Петрович, все в порядке? - А что, возникли сомнения? - Шульгин усмехался нахально, поглаживая живот. - Нет, но вроде как вы разговаривали сам с собой. Вот я и подумал. - Зачем думать? Это входит в ваши функции? Я, как персонаж повести Юрия Олеши, обожаю петь в клозете и ванной. Сейчас, например, собираюсь исполнить арию Варяжского гостя. - А, ну тогда извините. - Ходит тут, вынюхивает, - неизвестно, для себя или для Антона сказал Сашка, вновь запирая дверь. - Так, о чем мы? Антон еще с момента выхода парохода "Валгалла" из ближней к Замку бухты в сторону Стамбула понимал, что в принципе он больше не несет ответственности ни за своих земных "друзей", ни за судьбы данной Реальности в целом. Все, что он мог и что считал нужным, форзейль сделал. Самое главное - полностью устранил даже малейшие следы существования аггров в этом мире. И формально его совершенно теперь не касалось, чем именно будут заниматься бывшие враги в оставшемся под их контролем отрезке истории между тридцать восьмым и восемьдесят четвертым годом. Теоретически он мог даже допустить, что процесс постепенно будет распространяться вспять по оси времени. Проще говоря - определяемая фактом наличия в ней аггров Реальность, лишенная этой компоненты, станет "выгорать", как бикфордов шнур. Или - попросту замкнется сама на себя, когда совместятся в сравнительно недалеком будущем обе Сильвии, одна из которых волей-неволей вынуждена будет теперь исполнять одновременно функции причины и следствия собственного существования. И, значит, с одинаковым эффектом в этом новом химерическом мире он, Антон, может делать что ему заблагорассудится или - не делать ничего. Однако некоторые сомнения все же оставались. Слишком многие события здесь, на Земле, и в Метрополии не укладывались в общую картинку. В итоге мучительных (и бесполезных, даже нелепых с точки зрения ортодоксального форзейля) размышлений Антон все же решил исполнить свой долг до конца. В полном соответствии с императивом Марка Аврелия: "Делай что должен, свершится - чему суждено!" Дело в том, что сто двадцать прожитых на Земле лет, проведенных в постоянном общении с отнюдь не худшими представителями рода человеческого, обогатили его "менталитет" такими понятиями, как долг просто и долг карточный, честь, верность данному слову, здоровый авантюризм, склонность к изящной интриге - понятиями, совершенно чуждыми его исходной натуре. Излишними, а то и вредными при работе в Других мирах, моральными принципами, но необходимыми в "приличном" обществе европейского типа. То есть "спасать" Шульгина или, вернее, помочь воссоединиться двум разным теперь уже личностям в едином теле Антон решил безусловно, но заодно он надеялся извлечь из парадокса максимум возможной пользы, на случай, если "Главная реальность" все же уцелеет. Но, как уже было сказано, раскрывать истинное положение дел Шульгину Антон пока не собирался. - Ты, Саша, главное, не нервничай. Все уже позади. Еще буквально час-другой, и ты будешь "дома", раз уж я тебя нашел. - Да я как-то и не нервничаю вроде бы. Не впервой, тем более что как раз лично я ничего особенного не пережил. Три часа там, ночь здесь, всего и делов, - сказав это спокойным, весело-небрежным тоном, Шульгин тут же и насторожился. Давно и хорошо зная форзейля, он почувствовал в его словах некий подтекст. Примерно такими словами "готовят" людей чуткие друзья перед тем, как сообщить что-нибудь по-настоящему трагическое. Была у него и своя тактика в общении с хитрым инопланетянином, который как-то назвал себя их "даймоном", что в переводе на русский означало некоего "светлого спутника", ангела-хранителя, проще говоря. Так это или нет, Сашка пока не понял, хотя и не мог отрицать, что помощь от форзейля всегда приходила вовремя, в моменты, когда надеяться было больше не на кого. И в то же время было в этой помощи нечто дьявольское. Каждый раз она втягивала Шульгина и его друзей в очередной виток все более и более рискованных предприятий. Шульгин не раз задумывался, что произошло бы, отвергни они категорически помощь форзейля в самый первый раз. И не находил убедительного ответа. Вот и сейчас он ответил Антону в привычном стиле. - Да что ты, Саша?! - искренне удивился, слегка даже возмутился Антон. - Я не хочу незаслуженной славы, однако и твои слова звучат обидно. Ладно, предположим, что вы отбились от аггров без меня и они про вас после того забыли бы. Маловероятно, но допустим. Теперь думай дальше. Кем ты был и что ты делал до нашей встречи? Кандидат медицины, старший научный сотрудник без серьезных перспектив. Впереди двадцать лет рутинной работы, за неподобающие взгляды - безусловно невыездной, докторскую, если и напишешь, ВАК не утвердит, и как итог "бесцельно прожитых годов" - пенсия 160 рэ. При условии, если доживешь. А теперь? Естественно, определенные сложности появились, так и неудивительно. У твоего тезки Меньшикова разве не изменился круг задач и интересов, когда он от торговли пирожками перешел к созиданию империи? Что скажешь? - Если бы я не был атеистом, сказал бы, что ты ужасно напоминаешь дьявола, охмуряющего грешную душу. - Лестно. Но я оставляю тебе свободу выбора? Шульгин подумал. - Конечно. Если это можно назвать свободой. - Свобода - она всегда такая. Одним нравится уютная тюремная камера с баней и чистыми простынями по субботам, гарантированной пайкой и самодеятельностью в клубе. Колючка на заборе и охрана на вышках их волнует мало. А то и признается как необходимая гарантия внутренней стабильности общества. Другие предпочитают прерии или тайгу, сон под кустиком у костра и ужин из корней лопуха, если промахнешься по антилопе. Не повезет - подохнешь сам или убьют не менее свободные, но более меткие индивидуумы. Зато при случае наградой - "Золото Маккены" или "Копи царя Соломона". Так, нет?.. - Я же сказал, братец, что твоя методика ничем не отличается от вышеназванной. Но я согласен. Что ты от меня хочешь в этот раз? - Очень немного, Саша. Вылезай из ванны, пригласи хозяина в кабинет и поговори с ним под мою диктовку. И тогда, если ничего не помешает, еще сегодня ты станешь самим собой. - Хотелось бы. А без заходов из-за угла можно? - довольно резко спросил он Антона. - Я тебе что, подзалетевшая школьница на приеме у венеролога? Что ты желаешь поиметь с меня на этот раз? - Какой ты все же, Саша, невоспитанный. Не даешь человеку плавно подойти к снаряду. А я со всей душой. Хоть разговор у них был как бы телефонный, голос форзейля едва слышно шелестел в капсуле, Шульгин внутренним взором ярко представлял себе и позу Антона, одновременно вальяжную и собранную, будто перед прыжком, и его выражение лица. Так, наверное, мог бы выглядеть артист Тихонов, которому поручили сыграть Швейка без грима. - Знаем мы твою душу. Так в чем проблема? - Первая - куда тебя возвращать. - В смысле? - Видишь ли, твой оригинал сейчас... - Антон произнес это "сейчас" и запнулся. Даже он начинал уже путаться во временах. Впору вводить в русски