амуфляж кое-где порван, берет потерялся, волосы спутанные и слипшиеся. В руке автомат без магазина. О присутствии в составе спасательного отряда кавторанга Кедрова он еще не знал и начал докладывать Максиму, как непосредственному начальнику. Так оно, впрочем, и было. Для Щитникова приказ генерала никто не отменял. Хотел подкинуть руку к виску, вспомнил, что голова не покрыта, остановил жест на полпути. - Господин подполковник. Как вы и предупреждали... Около трех часов дозорный подпоручик Мамаев обнаружил приближение неизвестных к расположению. Действовал по Уставу. Запросил, кто идет, произвел предупредительный выстрел. Открыть огонь на поражение, очевидно, не успел. Дальнейших выстрелов не последовало, на наши крики не отвечал. Искать его в темноте я счел нецелесообразным. Тем более весь лес наполнился этими... тенями. Приказал занять круговую оборону. На дереве, - как показалось Бубнову, он несколько смутился, указав на невысокий, но коренастый раскидистый дуб у края поляны. Вроде как неприлично боевому офицеру на дереве прятаться. Бросив внизу товарища. - Совершенно правильное решение, - успокоил его Максим. - И что дальше? - Отстреливались, до гранат несколько раз доходило. А эти все прибывали и прибывали. Патроны кончаться стали. С той стороны тоже стреляли, очевидно, из автомата Мамаева, но неприцельно. Да у него с собой всего один рожок и был. С рассветом я принял решение идти на прорыв. Наметил путь отхода, бросили последние гранаты, пошли. С той стороны почти отвесный обрыв и далеко выступающий мысок. А внизу снова эти... Много. Учуяли нас и стали карабкаться. Поручик судорожно вздохнул: - Похоже, как будто огненные муравьи в Африке... Щитников там бывал, с муравьями встречался, и они оставили у него незабываемые, крайне неприятные впечатления. - Я все-таки решил катиться вниз и это... штыком и прикладом! Но тут услышали вертолеты. Пустили ракеты и приняли последний бой. На перешейке. Те, которых мы распугали, опомнились, сзади атаковали. Тарасов погиб... Пять минут буквально продержаться оставалось. - Как погиб, застрелили? Щитников помотал головой. До этого он держался и докладывал так, словно вышел из обычного, пусть и тяжелого боя. С нормальным противником. А сейчас, оказавшись среди своих и заново восстановив происшедшее, как будто сломался. Лицо у него резко побледнело, в глазах блеснуло нечто вроде безумия. Максим сунул ему в руки спасительную фляжку. - До дна! И присядь. Поручик выпил, вытер губы рукавом, чисто машинально, потому что высосал он виски разом, не уронив ни капли. - Не застрелили Кольку. У него патроны кончились, он за пистолет схватился, а вытащить не успел. Двое на него навалились. Одному Левон в упор череп разнес, второго я... Только Николай уже мертвый был. - То есть? Его что, задушили или ножом? - Нет, - поручика передернуло. - Просто умер. Испустил дух, как говорится... - со странной интонацией произнес он. Позади хрустнула ветка. Максим обернулся, чересчур резко. За спиной стоял первый пилот и слушал доклад поручика с полным недоумением на лице. - Капитан, дайте человеку еще чуток противошокового. У вас наверняка есть, - средним между приказом и просьбой тоном обратился к летчику Бубнов. - А я сейчас. - Володя, где Тарасов? Щитников рукой указал направление. - Да я с вами пойду... Там еще Шаумян где-то. У него патроны еще остались, он к десанту присоединился, а у меня вот... Как последнее оправдание, он протянул разряженный автомат. - Сиди, сиди, хватит с тебя. Сам найду. У него еще оставалась надежда, что поручик ошибся и Николай жив. Просто впал в ступор. Увы, нет! Картинка, увиденная на рубеже последнего боя, практически не отличалась от вчерашней, разве что своей масштабностью. Трупов разной степени сохранности по поляне и окрестным кустам было разбросано больше на порядок. И при солнечном свете выглядело все это гораздо неприятнее. Как и говорил Щитников, на узком перешейке - метра три всего шириной - ничком лежал единственный здесь "нормальный человек", в знакомой камуфляжной униформе. По бокам от него - сильнее обычного поврежденные скелеты. Ну да, патроны же у поручика кончились, и он, похоже, охваченный яростью и отчаянием, увидев, как его товарища схватили мертвецы, крушил и автоматом, как дубиной, и подкованными ботинками бил с силой лошадиных копыт. А Тарасов был мертв, безусловно и абсолютно. Хотя и не имел на теле видимых повреждений. Только выглядел ничуть не похоже на того коренастого, крепко сбитого офицера, с которым совсем недавно простился Бубнов. Сейчас он скорее напоминал скончавшегося от холеры или от рака с обширными метастазами. Крайняя степень истощения, кахексия. Примерно об этом Максим начал догадываться еще ночью. Вот зачем ходячие покойники гоняются за людьми, настойчиво и неостановимо. Скорее всего - бессознательно. Им просто нужна жизненная энергия. Догнали живого, схватили и "разрядили". Как закороченный аккумулятор. Зная или инстинктивно чувствуя, что это поможет им продлить свое здешнее существование, а то и вернуться обратно. Воскреснуть, грубо говоря. Да только не успели воспользоваться полученным: Щитников с Шаумяном разнесли их буквально в клочья. Понимая, что мысли его - циничные и неправильные, доктор все-таки пожалел, что офицеры сработали слишком грубо. Как бы было интересно увидеть эффект еще неизвестного науке процесса... Немедленно устыдившись, даже оглянувшись машинально (вдруг кто-нибудь способен был подслушать), Максим сделал единственное, что мог, - выругался в свой собственный адрес и, цепляясь за пружинящие ветки, обрушился вниз по двадцатиметровому глинисто-песчаному склону. Падая, снова подскакивая, уклоняясь от нацеленных в лицо и грудь сучьев. На плоскости еще постреливали, но уже недружно. Там очередь, другая, где- то дальше - гранатный разрыв. Максим мчался на шум боя, как кабан в камышах, надеясь, что никому из штурмгвардейцев не вздумается брать "языков" голыми руками. Добежать, предупредить! Чем угодно - веревками, жердями, да хоть чехлами вертолетов - можно их накрыть, спутать и обездвижить, но не прикасаться руками! Как в тюрьме нельзя прикоснуться рукой к "опущенному". Пусть и по другой причине. А может быть, именно по этой же. Пробой негативной энергии. К сожалению, Бубнов не успел. Ребята - вздумали. Уж больно профессиональные и азартные бойцы служили в подразделении Кедрова. В горячке боя не устрашились даже немыслимого. То есть пока трупы еще двигались, они не слишком отличались от живых, но все равно от них исходила некая эманация ужаса. Поэтому бойцы стреляли и швыряли гранаты без каких-то сомнений, обязательных в любом другом случае. Противник ведь был безоружен, одет по преимуществу в гражданскую одежду! А многие - просто в белье, а еще некоторые вообще были совершенно голые. В том числе и женщины. Да, здесь были и женщины, по преимуществу старые, конечно, но попадались и молодые. Что и позволило Максиму догадаться, как он был не прав в своих ночных рассуждениях. С чего он вообразил, что мертвец оживает здесь только после похорон? Это его Колосов сбил с панталыку. Хоронили, мол, отставного полковника в парадной форме, я рядом с гробом стоял. Вот и перемкнуло. На самом же деле - все происходит именно в момент смерти, как же иначе? А дед просто умер в мундире. Сфотографироваться собрался напоследок, при всех регалиях, или на встречу боевых друзей шел. Вот его в любимой форме в гроб и положили. Остальные, собравшиеся на вита-излучение группы Щитникова, тоже одеты так, как в свой последний миг. Кто в постели умер, кто на операционном столе, кто под колесами автомобиля или - на поле боя! Значит, если Половцев с Неверовым оказались в зоне боев минувшей арабо- израильской войны, им грозит опасность столкнуться с сотнями свеженьких, вооруженных штатным оружием трупов! Все это промелькнуло в голове Максима за те секунды, которые он бежал по жутко выглядевшему полю навстречу Кедрову. Чистый ремейк малоизвестной картины Васнецова "После битвы русских с половцами". В принципе кавторанг был в курсе дела, Бубнов изложил ему свое открытие довольно подробно, но слова, которым можно верить и одновременно не верить, - одно, а прямое столкновение с батальоном покойников - совсем, совсем другое. Инстинктивно они оба смещались на бегу в сторону от центра уже завершившегося боя и остановились на бугорке в приличном отдалении от гниющих (точнее, стремительно сгнивающих) тел. - Что же ты нас не предупредил? - яростно бросил в лицо Максиму кавторанг, держа на отлете ручной пулемет "РПД" с дымящимися от бешеного огня деревянными ствольными накладками. - О чем? - догадываясь, о чем именно, все же спросил доктор. - Что прикасаться к ним нельзя! Ребята одного схватили... - И?.. - Затрясло их, побелели сразу и упали. Умерли! Как от удара током в десять киловольт! - А покойник? - Стряхнул их руки и как припустил! Остальные еле двигались, а этот как на сотку стартанул! - И?.. - снова спросил Максим. Других слов у него сейчас не было. - Размолотили! Из пяти стволов. Больше в плен никого брать не стали... Кедров безнадежно махнул рукой. Сел по-турецки на желтеющую траву. - Куда ты нас завел... - Знать бы, - опустился Бубнов на корточки рядом. - В мир бабушкиных сказок, - вспомнились ему слова Колосова. - Гуси-лебеди... - Какие лебеди? - кавторанг посмотрел на доктора странно. Не повредился ли товарищ в рассудке? - Сказка, сказка такая, - повторил Максим. - Баба-яга, костяная нога, то есть обычный скелет, слегка эвфемизированный*, козлиное копытце, тридесятое царство - "тот свет", если угодно. Привыкай, ваше высокоблагородие. Тебя, кстати, как зовут? - спохватился Бубнов, который не любил обращаться к людям исключительно по чинам и фамилиям. * Эвфемизм - более мягкое слово или выражение вместо грубого или слишком прямого (греч.). - Виталий. Так что, пойдем? - Куда? - Людей соберем, за службу поблагодарим. Потери посчитаем. И - домой. Лично я тут ни одной лишней минуты оставаться не собираюсь. С меня хватит... Кавторанг выглядел нехорошо, говорил тусклым голосом, держался, как понимал Максим, на последних ресурсах характера и офицерской гордости. В том духе, как любил говорить фельдмаршал Суворов, когда и ему становилось страшно: "Что, дрожишь, проклятый скелет (имея в виду собственный)? Ты еще не так задрожишь, когда узнаешь, куда я тебя сейчас поведу!" И водил его, к примеру, на штурм Измаила или на Чертов мост. К сожалению, у доктора сейчас не было ничего, чтобы должным образом взбодрить Кедрова, а ведь известно, что опоздание в этом деле чревато нехорошими последствиями. Стакан водки и покурить (сейчас же) - в девяноста процентах случаев полезнее, чем месяц лечения в клинике для уже поехавших крышей. Любой фронтовик вам это скажет, даже и без медицинского образования, поскольку чувствует инстинктивно, что главное - не дать возникнуть в мозгу очагу застойного возбуждения. ...Великий князь выслушал рапорт Чекменева о славном рейде, в очередной раз подтвердившем, что Гвардии доступно все, и впал в глубокое раздумье. Успех налицо, и успех небывалый. Еще точнее - немыслимый. Победа - очевидна. Еще не начавшаяся война с Каверзневым выиграна. Причем бескровно. Олег Константинович более всего на свете боялся, что в борьбе за власть прольется кровь русских людей. И не только русских, естественно, но все же и петроградские, и московские войска, тем более - их командный состав состоял по преимуществу из русских или считавших себя таковыми. Теперь же можно обойтись вообще без вооруженных столкновений.... Достаточно только конфиденциально намекнуть, премьеру о новом раскладе. Он человек умный, поймет все, и правильно. Желая жить и оставаться в когорте избранных, согласится на приемлемые для всех условия. Но вот как теперь жить вообще? С этим знанием? К Патриарху, что ли, поехать? Посоветоваться, обсудить, может быть, покаяться? А в чем? Вот Игорь сказал, что капитан второго ранга Кедров, исполнив свой долг безупречно, вдруг решил уйти в монастырь! А казался сильным человеком. Уже был заготовлен приказ о его производстве в следующий чин. Теперь что? Игуменом станет? Или схиму примет? - Ваше Императорское Высочество, - осмелился прервать великокняжеские мысли Чекменев, - как распорядитесь? Надо ведь за Тархановым и Ляховым с их людьми помощь посылать. Маштаков утверждает, что с самолета дальней радиолокационной разведки какие-то сигналы перехватил. Без гарантии, что там именно наши парни, но других излучений, исходящих от живых людей, в мертвом мире якобы просто не может быть... - Ах да! Конечно, конечно. Посылайте немедленно. Два транспортных "Святогора" с вертолетами на борту и не меньше роты десанта. - Если позволите, Ваше Высочество, я бы хотел сам возглавить. Обязан просто, - произнес Чекменев чуть дрогнувшим голосом. Князь внимательно посмотрел на помощника и друга. Игорь нужен ему здесь и сейчас. Как никогда нужен. Но ведь и отказать тоже невозможно. Честь, долг и все такое... - Не возражаю. Только ты уж... того. Постарайся вернуться. Обязательно. Иначе буду вынужден наказать. Невзирая на прошлые заслуги... Тем более получается, что и в загробном мире тебя теперь достать будет можно. Пятигорск, Ставрополь 1976, 2003