в университете учился. Проверенный. Он считает, что эти - на уровне очень и очень опытных жандармов. Вроде, скажем, Джунковского. Много специфических выражений, умение вести допрос, проницательность, неожиданные ловушки в самых невинных фразах. Вот еще что, - вспомнил Агранов, - хорошо знают марксистскую литературу, Ленина наизусть цитируют... - Еще интереснее! Зачем бы сейчас в Москве жандармы? Да еще такого класса. Много ли их вообще в живых имеется? А если это из загранразведки? После революции там остались, а сейчас их кто-то нашел и использует... - Потому я и послал своего человека на повторный контакт. И они его - того-с. - Он сделал рукой хватающий жест. - Прискорбно. И опрометчиво до крайности. - Ничего, - попытался подсластить пилюлю Агранов. - У него хороший запасной вариант есть, возможно, и выкарабкается... - Хотелось бы. Ну, это дело на твоей совести, Яков. Сделай все возможное. Помощь какая требуется - скажи. Дело у нас одно. - Нужна помощь. От Феликса меня, Генрих, прикрой. Если настучат, обязательно прицепится. - Не дрейфь. Спросит - скажешь, что я санкционировал. Да ему сейчас не до таких пустяков. С фронта Грузин приехал, из Туркестана Фрунзе. Они сейчас у Старика с Троцким друг другу чубы рвут, кто виноват и кто соввласть спасать должен. - Они спасут. Я, пока не поздно, вот что думаю, - сказал Агранов, будто только сейчас ему в голову пришла оригинальная идея. - У меня там сидят несколько богатых евреев, никак не хотят признаться, куда свои деньги спрятали. Так не выбрать ли из них подходящих да переправить на запад через Эстонию? Тут кое-кого из родни заложниками придержать, чтобы не сбежали с концами. Пусть они нам совсем новый канал связи наладят. Как считаешь? Генрих Ягода, человек в обычном смысле почти невежественный, но необыкновенно хитрый, тщеславный и решительный в острых ситуациях, изобразил на лице раздумье. - А ты как считаешь, Михаил? - спросил он Трилиссера. - Можно. И это можно, и другое можно. Все что угодно надо делать, но выяснить, что вообще происходит. Иначе конец нам. Как можно что-то планировать, если неизвестно, по каким правилам игра пошла? - Вы, боюсь, до конца еще не поняли, что происходит. Это, как если бы в шестнадцатом году царская охранка кайзера перевербовала, и он бы начал большевиков давить и с Николаем планы против Антанты строить. Такая картина получается. - Ну, это ты хватил! - жирно рассмеялся Ягода. Трилиссер посмотрел на него с сожалением. Зато Артузов и Агранов слушали его внимательно. - Ты, Генрих, с большой политикой мало сталкиваешься, - стараясь быть деликатным и не задеть самолюбия мстительного Ягоды, сказал Трилиссер. - А положение ведь и вправду архистранное. Новый мировой порядок уже сложился. Версальский мир все точки расставил. Все, кому положено, решили считать, что Советская Россия - объективный факт, и ориентироваться нужно на нее. Белых со счетов списали. Японцы на востоке еще пытаются самостоятельность изображать, но и это ненадолго. Наши люди там уже работают. Оставалось добить Врангеля, и нас бы признали официально, подписали договоры, гласные и негласные. Я знаю, о чем говорю. И вдруг все меняется. Как, почему, зачем? Врангель сам не мог ничего сделать. Значит, нашелся некто, столь уверенный в себе, что решился бросить вызов... - Он вдруг замолчал, спохватившись, что и так сказал слишком много. - Одним словом, появилась сила, сравнимая со всей мощью Антанты. Сила, у которой есть собственная программа... И пока мы этого не узнаем... Смотри, Яков, от тебя сейчас столько зависит. Найди нам этих людей! У нас своя работа, мы ее делать будем, но "полковников" поймать можешь только ты... Глава 27 У берите, - едва пошевелил губами Вадим, выгибаясь назад, чтобы хоть на несколько сантиметров отстраниться от поднесенного к его лицу пышущего жаром утюга. - Я буду говорить. Только развяжите и водки дайте. Почему-то спокойный и обстоятельный рассказ Шульгина о методике использования утюга подействовал на чекиста куда сильнее, чем те предполагаемые пытки, которые он себе представлял, сидя в удивительно чистом, пахнущем сосновым экстрактом ватерклозете. Может быть, как раз своей нечеловеческой жестокостью. Когда тебя допрашивает, бьет шомполом или ломает пальцы человек, ты видишь его ярость, искаженное злобой лицо, капли пота на лбу, слышишь тяжелое дыхание - это понятно и можно стерпеть. (Его самого еще не пытали, но как это делается, Вадим видел неоднократно.) А сверкающий дьявольский прибор его сломал. Но, возможно, он подсознательно давно решил капитулировать, а нарисованная Шульгиным перспектива просто позволила ему найти подходящее самооправдание. Оставив пристегнутого цепочкой к батарее отопления чекиста немного успокоиться и прийти в себя, друзья вышли в кабинет. Новиков нервно курил. Вздохнув тяжело, спросил Шульгина: - Черт знает до чего мы дошли. Ты действительно смог бы? - Смог - не смог... Важно, что он мне поверил. И поверил же. Сами они виноваты, что довели до этого. - Так, может, бросим, пока не поздно? А то действительно крыша поедет. - Война. Не мы начали. Состояние крайней необходимости. А уйти не проблема. Олег давно ждет. То-то ему будет подарочек. Я про другое думаю. Раз ты сюда квартирку подтянул, может, и обратно сможешь? К исходной точке. Если постараться... - И я думал. Не смогу. Не верю потому что. Антон четко все обрисовал. Будущего на этой линии просто нет. Поскольку неизвестно, куда все повернется. С нами туда, без нас туда, - он показал рукой в два противоположных направления. - Тогда откуда она к нам приехала? Разве не из будущего же? - Знать бы. Ниоткуда, наверное. Как та записка в "Фантастической саге". Я предполагаю, что, раз база эта вневременная, она и болталась вне всякой Реальности. Или - когда мы здесь появились, так и она тоже. Можно же предположить, что наши девицы, эти портсигар-блоки и квартира - детали одной системы. Порознь не существующие. Мистическая это связь или сугубо материальная - понятия не имею. Настолько же, как и о том, существуем ли мы с тобой непосредственно или в виде персонажей сна тех самых Хранителей, что мне привиделись. Когда нам что-то снится, оно существует в данный момент или нет? - Готово, приехал. Философ, которому снится, что он бабочка, или бабочка, которой снится, что она философ? Значит, еще до ручки не дошел, раз философствуешь. И, знаешь, в этом что-то есть. Мне понравилось. Ты додумай, когда спать пойдешь. Интересно. Тем более что, раз хата вневременная, мы здесь сколько хочешь сидеть можем... - Наоборот, - возразил Новиков. - Судя по путешествию Алексея и моему с Ириной походу, пока внутри квартиры люди, время здесь и снаружи идет одинаково. Час в час. А время ноль здесь, только если она пустая. - Бредятина, одним словом, - кивнул Шульгин. - Тогда пойдем с объектом беседовать. Хоть что-то конкретное. И магнитофон надо включить. На дикарей такие фокусы действуют. Вадим - как ни странно, но это было его подлинное имя, - говорил уже почти час. И, похоже, говорил правду. Только пользы от его откровений пока было мало. Это, может, настоящим белым интересно было бы. Наводящих вопросов Андрей почти не задавал, предоставив чекисту возможность выговориться. Вот когда он исчерпает запас считающихся секретными сведений и перед ним вновь встанет перспектива утюга, можно будет перейти ко второму акту. Андрей пока не слишком представлял, как использовать пленного. Завербовать его всерьез теперь труда не представляло. Но с какой целью? Выйти на Агранова? Реально. Для чего им может пригодиться начальник секретно-политического отдела ВЧК? Помочь в штурме Кремля? Допустим. Использовать для очистки Москвы после победы? Несколько теплее, но еще неактуально. Новиков пока не видел подходов к самому главному, ради чего и пришли они в Москву. А на Вадима новиковская рассеянность и явная скука, с которой он вел допрос, оказывали как раз нужное действие. Подследственному на определенной стадии зачастую становится необходимым внимание, даже сочувствие следователя, и он пытается всеми силами расположить его к себе. Чем и объясняется вроде бы совершенно непонятное поведение преступников, начинающих признаваться в эпизодах, им не предъявленных и следствию вообще неизвестных. - Стоп-стоп, парень! - прервал вдруг Шульгин многословные откровения Вадима. - Вот об этом давай подробнее. Ты слышал, Андрей? - А? О чем ты? - Новиков стряхнул с себя вялую истому, в которой голос чекиста незаметно превратился для него в убаюкивающий шум. - Да вот это! Клиент намекнул про какого-то загадочного узника Агранова. - Как? - сразу напрягся Новиков. - Что за узник? Почему загадочный? А ну, сначала и подробно... - Сдается мне, что к какой-то разгадке мы подбираемся, - говорил Андрей Шульгину, наливая третью или четвертую чашку кофе. Вадима, утомленного событиями дня и долгим допросом, уложили спать в дальней комнате, которую неведомый хозяин использовал, наверное, как гостевую. Накормили, дали выпить полстакана виски и оставили наедине с собственной совестью, приковав наручниками к раме кровати и посоветовав не предпринимать действий, могущих сделать остаток его жизни совсем уже невыносимым. Сами приняли душ, переоделись в чистое белье и пижамы. В гардеробе хозяина обнаружились огромные запасы самой разнообразной одежды, не только мужской, но и женской. И теперь сидели в креслах, слушали тихую классическую музыку, неторопливо обмениваясь мнениями. - Судя по словам Вадима, таинственный узник - фигура интересная. Прорицатель, ясновидец да вдобавок еще и профессор. Мне странная мысль пришла - а вдруг это тоже какой-нибудь пришелец? Заблудившийся в лабиринте Реальностей и попавший в лапы Чека? Шульгин откинулся в кресле, вращая на пальце за спусковую скобу тот самый браунинг "хай пауэр", который обнаружил в ящике стола Берестин, потом видел там же Новиков, а теперь попал в руки Сашке. Ко всякого рода пистолетам он испытывал почти сексуальное влечение, они для него были своего рода гипноглифами, и он мог вертеть в руках полированные железки часами, как мусульманин четки. - С тем же успехом сей профессор может быть психом или шарлатаном. - Психи как раз по твоей части, но не думаю, что такой спец, как Агранов, не разобрался бы за полгода. Тут сложнее. И надо бы нам этого ясновидца раздобыть. Вдруг повезет... В гостиной было уютно. Торшер с розовым гофрированным абажуром на латунной изогнутой штанге освещал только низкий треугольный столик, камерный квартет играл Сибелиуса, и все это так вдруг напомнило один из вечеров пятнадцатилетней давности, что у Андрея защемило сердце. Было же когда-то безмятежное время, пронизанное ощущением неясного, но непременно светлого будущего... Не в идеологическом, а исключительно в личном смысле. - Хорошо бы. А то мы так запутались. И ведь никто не желает объяснить, что вообще все это значит... - Шульгин сделал руками движение, будто обводя ладонями невидимый шар. - И твои видения. Для чего? Кто их насылает? Что хочет сказать? Меня твоя космогония совсем не вдохновляет. Какая принципиальная разница, Бог ли в классическом варианте, или Держатели Мира? Тогда кто аггры, кто форзейли, какая их роль, фантомы они или вправду объективно существуют? И при чем тут вообще мы? - Шульгин не опьянел от нескольких рюмок, просто перешел в иное эмоциональное состояние, ему срочно потребовалось решить все загадки бытия. Новиков видел, что пора заканчивать. Четвертый час уже. Утешало то, что утром можно спать до упора, никуда не спешить и ничего не опасаться. А вопросы онтологии оставить до более подходящего случая. Не философские основы бытия обсуждать, а совершенно конкретными делами заниматься предстоит, чтобы бытие это самое себе реально обеспечить. А потом уже все остальное. Ибо если даже все бросить и на шикарном пароходе в окружении прелестных женщин в отдаленные южные моря уплыть, никуда не денешься от мысли, что существуешь ты только по настроению никому не ведомых существ, которым стоит кнопочку (условно говоря) нажать, и следа ни от тебя, ни от всей истории человеческой не останется. При такой перспективе жить - что в камере смертников расстрела ждать, от каждого звука в коридоре вскидываться, не за тобой ли пришли... Утром Шульгин проснулся хотя и довольно поздно, но все равно первым. И Новиков, и измученный дневными хлопотами и ночными переживаниями Вадим еще спали в полутемных от задернутых плотных штор комнатах. Не торопясь, Сашка поставил на огонь чайник, собрал кое-что для завтрака, нашел на подоконнике "Знание - сила" за декабрь 1965 года. Листать страницы журнала, который он уже один раз читал, было и интересно, и грустно, А в то же время и скучно как-то. Глуповатый пафос, несбывшиеся пророчества, споры о вещах, казавшихся тогда необычайно важными. И вдруг попадаются материалы безусловно талантливые и по тем временам смелые, но все равно настолько далекие... Как сегодня читать телеграммы с фронта балканской войны 1912 года. Покурив и выключив закипевший чайник, Шульгин пошел будить Андрея. Отдернул штору в спальне, увидел панораму крыш и дождь, переходящий в снег. Рановато вроде бы. Сентябрь еще не кончился. Прочая же обстановка за окном от вчерашней не отличалась. Так же пусто в переулке, редкие прохожие, нахохлившись, торопятся по неизвестным делам, такие же обшарпанные дома напротив, и бессмысленно кружатся над крышами стаи ворон. Позавтракали втроем, ни о чем существенном не разговаривая, словно не слишком близкие знакомые, старательно обходя все, что могло напоминать о вчерашних событиях. Но думать все равно думали, каждый по-своему, отчего атмосфера сохранялась напряженно-печальная, словно в семье на второй день после похорон дедушки. Только когда допивали чай, Шульгин как бы мельком посоветовал Вадиму вспомнить все, могущее подсказать местопребывание профессора, даже самые незначительные детали. Потом он вновь посадил чекиста на цепь подальше от окна и вручил ему карандаш и блокнот для записи мыслей и изображения схем. - Еще и профессию тюремщика осваивать приходится, - раздраженно ворчал Шульгин, возвращаясь в холл. - А как его к делу приспособить, ума не приложу. Сбежит ведь, гад, при первой возможности. А он нам теперь позарез нужен. - Отсюда не сбежит, - успокоил его Новиков, - а попозже мы все равно что-то придумаем. Ты на связь пока не выходил? - Утром еще, в шесть часов, ты только заснул. На Самарском полный порядок, тишина, я корнету велел вообще на улицу сегодня не показываться, машину в сарае получше замаскировать. Басманов отступил в подземелье, наверху оставил группу прикрытия. У него есть идея переместиться в Новодевичий монастырь, послал туда человека на разведку. Потерь у них нет, только патроны почти все расстреляли, и человек шесть раненых. - И слава Богу. - При этом Шульгин внимательно смотрел через открытую дверь в прихожую, где так и лежали сваленные Ястребовым в угол ящики и мешки. - Что там у тебя? - спросил он. - Обычный комплект Робинзона на всякие случаи жизни. Надо ж, как я сообразил! Не догадался бы с Олегом переговорить, сидели бы сейчас голодные и безоружные... - А пластит там есть? - С килограмм, наверное... - Тут и до Шульгина дошел замысел Андрея. - А вот радиовзрывателей нет. Только огневые, электрические и с таймером... - Годится. Та же улыбка, только без кота. Или - как брать клиента на куклу. Он у нас уже столько интересного видел, что любой туфте поверит. Радуясь возможности развлечься, друзья за пятнадцать минут сделали все нужные приготовления. Шульгин привел Вадима. После вступительного слова, в котором Новиков сообщил чекисту все о его незавидном настоящем и еще более печальном будущем, он высказал осторожную надежду, что ситуация еще может измениться к лучшему. И при его искреннем желании сотрудничать... - Ну о чем ты, Андрей, говоришь! - возмутился Шульгин. - Он нам такую подлянку устроил, а теперь мы ему снова верить должны? Я не согласен. - А мне кажется, что кое-какие понятия в нем еще остались. Как, Вадим? Если мы тебя опять в игру введем, по той программе, что ночью обсуждали, сразу нас заложишь, или, как русский офицер, пусть и бывший, поможешь в делах твоих начальничков разобраться? Ты же, как я надеюсь, за счастье трудового народа сражаться намеревался, в ЧК нанимаясь, или только чтоб в грабеже Родины поучаствовать? Вадиму после ночных переживаний и вполне подлинного страха мучительной смерти не требовалось каких-то особых артистических данных, чтобы изобразить лицом и голосом полную и безусловную готовность к сотрудничеству. Он и сам почти верил, что если ему сохранят жизнь и вернут свободу, то он сделает все, что прикажут. Даже забавно будет оставить в дураках Агранова. Надоел своим барством и хамством. Чего, в конце концов, ради он, русский дворянин и офицер, должен прислуживать недоучке-выкресту? Уж если служить, то таким людям, как эти полковники! Тем более что потребуется от него не слишком многое. Зато свобода, перспектива уцелеть при очередном повороте жизни. А там видно будет... Его мысли и чувства Новиков читал без труда. Слишком они были элементарны. И не осуждал Вадима. Он и сам когда-то, слушая по телевизору покаянное выступление одного видного диссидента и зная, как оно было получено, задумался, как поступил бы в предлагаемых обстоятельствах он сам? Несколько слов - причем никого не предавая, а лишь признавая собственные заблуждения - и свобода! Отказ - и пять-семь лет лагерей. Ради чего? Задумывался и не находил окончательного ответа. Но признавал право того, на экране, выбрать свободу. "Надо уметь вовремя извлекать принципы из кармана и вовремя прятать их в карман", - говорил Дизраэли. "На любую принципиальность следует отвечать беспринципностью", - развивал его мысль Троцкий. Одновременно он уже прикидывал, каким образом обставить появление Вадима в ЧК, чтобы это вызвало минимальное к нему подозрение. Или - наоборот... А Шульгин, выслушав пылкие заверения чекиста, саркастически рассмеялся. - И чем же ты, парень, гарантируешь, что не врешь? Прибежишь к своему шефу и тут же расколешься. Мыто опять успеем смыться, тем более ты даже не знаешь, где сейчас находишься, а тебя потом найдем и все равно шлепнем, однако... Мы тебе, выходит, бесплатно сколько-то дней жизни подарим, а сами в дураках? Нет, так не пойдет... И, не слушая сбивчивых уверений, ничего не стоящих гарантий, крутнулся на каблуках и вышел из комнаты с видом зловещим и решительным. - Да-а, - вздохнул Новиков. - Александр Иванович - мужчина скептический. Я вот - доверчивый, романтик, можно сказать, всегда в людях лучшее ищу, а он - нет. Кстати, если бы не он, вы со мной что сейчас делали бы?.. Расстроенно закурил, протянул портсигар Вадиму. Тот с трудом попал вздрагивающим концом сигареты в огонек зажигалки. Столько раз за минувшие сутки его бросало от надежды к отчаянию, что нервы сдали окончательно. Все же, за исключением нескольких месяцев на фронте, всерьез рисковать жизнью ему не приходилось, а определенная отвага и решительность, проявленные в борьбе с контрреволюцией, в немалой степени зависели от авторитета стоявшей за ним организации и почти полного отсутствия действительно серьезных противников. У "заговорщиков" и "классово чуждых элементов" и завалящий наган имелся не всегда. Так что Вадимову смелость с достаточным основанием можно было назвать и наглостью самого сильного в зоне бандита. Те тоже в разборках, бывает, на нож идут... А сейчас, наконец, гонор с Вадима слетел. Остался человек, осознавший свою ничтожность перед лицом сил, которым безразлична магия трех- или четырехбуквенных аббревиатур. Тут как раз вернулся Шульгин. Сел рядом, показал на раскрытой ладони несколько аккуратных, в мизинец величиной золотистых цилиндриков. - Знаешь, что это такое, господин бывший прапорщик? - Похоже на детонаторы. - Почти угадал. Это радиовзрыватели. Что такое радио, ты тоже знаешь. По соответствующей команде такую штуку можно взорвать верст за десять. Запомнил? Молодец. Теперь вот, - Шульгин показал ему рацию величиной с сигаретную пачку. - Если когда видел полевую радиостанцию, так это она и есть. Только чуть меньше обычной. Прогресс потому что. Смотри. - Шульгин вышел в коридор и стал у двери в кухню, метрах в пятнадцати от холла. Новиков включил здоровенный, отделанный кленовым шпоном "Н1-Р1" приемник пятидесятых годов "Телефункен". Нагрелись лампы, из динамиков послышался негромкий гул. - Раз, два, три, настройка. Раз, два, три, как слышно? Ну что, студент, убедительно? - Сочный голос Сашки заполнил комнату. Впечатляющая демонстрация для человека, которому даже радиостанция весом в десять пудов, на пароконной повозке, - чудо техники. Остального можно было и не делать, но для полноты внушения Вадима отвели в ванную, при нем замотали взрыватель в старое одеяло и для надежности накрыли сверху подушкой. После чего Новиков удалился в коридор и отчетливо произнес в микрофон: - Взрыв. Ахнуло не слишком громко, но в срезонировавшей чугунной ванне все равно убедительно. Удушливо завоняло сгоревшей взрывчаткой и паленой шерстью. - Как человек с военно-университетским образованием, - наставительно говорил Шульгин, когда они снова сидели в комнате, - ты понимаешь, что если взрыватель пристроить к ста - больше не надо - граммам тола и полученную мину закрепить стальной цепочкой у тебя на поясе, то в любой нужный момент может произойти что? Правильно угадал. Причем при попытке расстегнуть или распилить цепь будет то же самое. А чтобы знать, правильно ты себя ведешь или не очень, кому и что говоришь, во внутренний карман тебе кладется рация. И если что не так, то - хлоп... Последствия сам дорисуй. А если мы прицепим к тебе не сто грамм тола, а тысячу, получим бомбу, что и пол-этажа разнесет... Сашка ерничал в своей лучшей манере. Новиков слушал его с печальным лицом уставшего от жестокостей этого мира человека. Вадим же сидел совершенно раздавленный. Не столько даже крушением последних надежд на какой-то в его понимании достойный выход, а мыслью о том, что столкнулся он с чем-то невообразимым. Университетского образования и умения строить силлогизмы для этого хватало. Ему хотелось спросить в лоб, кто же такие его собеседники и откуда они здесь появились, потому что в их принадлежность к белой и вообще к какой угодно армии он больше не верил. Разве что действительно они представляют здесь сверхтайный орден, оснащенный изобретениями сумасшедших ученых, вроде доктора Калигари. Но спрашивать он ничего не стал. - Не только потому, что ваши слова крайне убедительны, - сказал он, сглотнув слюну, - но и потому, что ваши цели представляются мне гораздо более достойными и важными, чем я думал вчера, я буду с вами работать. А это, - он показал на раскатившиеся по столу взрыватели, - пусть будет по-вашему. Я понимаю... - И слава Богу, - облегченно вздохнул Новиков. - Я всегда говорил, что с умным человеком договориться можно. - Особливо, если система доказательств выбрана правильно... -добавил Шульгин. Несколько позже приободрившийся и повеселевший Вадим спросил у Новикова (к Шульгину он по-прежнему впрямую обращаться избегал): - Ну, а вот если представить, чисто условно, что я все же решил бы вас обмануть? Стал бы говорить одно, а при этом на бумаге писал своему начальнику все как есть? - Ты не поторопился его умным назвать, господин полковник? -лениво осведомился Шульгин. - Нет, просто человеку сразу трудно проникнуться. Допустим, он так и сделает. И что? Оставим в стороне простейший, но неспециалисту малоочевидный факт, что одновременно говорить и писать противоположные вещи он не сможет. Обязательно возникнут паузы, изменения интонации, замедленная реакция собеседника... Психологу через минуту все станет ясно. А там на выбор - хочешь, сразу взрывай, хочешь - играй дальше с учетом очередного поворота. Но это уже высший пилотаж. Для дураков можно проще объяснить. Где он найдет такого аса разведки, да и просто нормального человека, который по нескольким словам торопливой записки поверит ЗДЕСЬ, что возможна радиопередача через коробочку в кармане, взрыв мины за десять верст, и не только поверит, а и мгновенно в игру включится на высоком профессиональном уровне? Ваш Агранов похож на такого человека? - обратился Андрей непосредственно к чекисту. - Он тебе громко, да еще и с матом скажет: "Что ты тут, такой-сякой, корябаешь? Умом тронулся или меня за такого держишь?" И в самом лучшем для тебя случае вызовет фельдшера. Похоже? Вадим обреченно кивнул. Его волновал и еще один момент - не может ли адское устройство сработать самопроизвольно, но он хорошо понимал, что вопросов - ни умных, ни глупых - больше задавать не следует. Глава 28 Времени до вечера было еще много. Появляться в городе по-светлому не имело смысла - весь центр наверняка плотно перекрыт и патрулями, и агентами в штатском. Идут сплошные проверки документов, повальные обыски во всех подозрительных, с точки зрения чекистов, домах, возможно и взятие заложников. Вполне нормальная практика властей в подобной ситуации. А вот когда наступит комендантский час, тогда самое время. На улицах темно, тихо, безлюдно, и любые шаги слышны за квартал, и точно знаешь, что вокруг только враги, не рискуешь принять случайного прохожего за чекиста, и наоборот... Значит, есть время собраться надело. - Саш, так что там у тебя в мешках? - спросил Новиков. - Я же говорил - коллекция Робинзона, или ящик капитана Немо. Необходимый набор для выживания в экстремальной ситуации. Припоминаешь? - Почему же нет? Хвастайся. - Новиков заранее обрадовался Сашкиной предусмотрительности, потому как остаться сейчас совсем без ничего, лишь с парой пистолетов, да и то почти незаряженных, было немногим лучше, чем колонистам острова Линкольн с карманными часами и ножом из собачьего ошейника. Искать же сейчас Басманова, неизвестно где, тоже не вариант. А Шульгин был как-то особенно доволен собой и расшнуровывал контейнер с видом демонстрирующего новый трюк Игоря Кио. - Я как будто чувствовал, что очередная пакость нам еще предстоит, - разглагольствовал он, стоя возле мешка на коленях. - Надо, думаю, в случае, если мы вдруг от своих отобьемся, в окружение попадем или Олег заартачится и кислород нам перекроет, быть готовыми ответить на вызов судьбы. Аксушки наши хороши, слов нет, а только где к ним в автономном плавании патронов найдешь? Вон и у Басманова уже кончаются. А здесь не придумали еще таких патронов. - Он наконец расшнуровал мешок. - Так в итоге и вышло. АН нет, мы и тут в полном порядке... - И протянул Новикову автомат, показавшийся ему смутно знакомым. - Патроны вообще главная проблема, - продолжал свой монолог Шульгин. - В случае чего, если патроны есть, какой-никакой самопал напильником и молотком под них сварганить можно, и хоть гвоздем и резинкой от трусов выстрелить, а без патронов самую шикарную машинку спокойно выбрасывай... Я еще в Замке догадался, когда Антон про двадцатый год заикнулся. - Подумаешь, гениальное озарение, - буркнул Андрей, осматривая автомат с нарастающим интересом. - Не скажи. Тут голова нужна. Какое в наше время приличное оружие было, чтобы к нему здесь боеприпас нашелся? В теории, конечно, и "Томпсон", и "МП-38", "узи" опять же. Так то в теории, а где ты в кахом-нибудь Мухосранске кольтовский "45 АПК" найдешь или парабеллумный? А для этого вот - как грязи... Тут Шульгин был, конечно, прав. И решение нашел едва не идеальное. Потому что держал сейчас Новиков в руках нечто, отдаленно напоминающее пистолет-пулемет Судаева, "ППС", известный как лучший автомат второй мировой войны. Стреляющий патронами 7,62 "ТТ", в девичестве они же - 7,63 "маузер". И было их в гражданскую войну действительно немерено по обе стороны фронта. Уж ящик, другой раздобыть всегда можно. Только поупражнялся Сашка с прототипом вволю. Кто когда-нибудь держал в руках "ППС" или хотя бы видел в музеях, знает, что выглядел он так, словно клепался в деревенской кузнице - грубая штамповка, даже заусеницы не зачищены, про качество сварки и говорить нечего, да оно и понятно, фэзэушники да голодные блокадники в сорок третьем году в Ленинграде делали, однако и при всем том машинка была безотказная и бой приличный. Этот же экземпляр смотрелся произведением искусства. Кожух и крышка ствольной коробки не железные, а из углепластика, цветом и фактурой имитирующего необработанный гранит, рукоятка вместо неудобной бакелитовой - от нольвосьмого "борхарт-люгера", с мелкорифлеными деревянными щечками, в ладонь ложится так, что выпускать не хочется, и скоба спусковая аккуратненькая, тоже как на "восьмерке". Магазин подлиннее и потолще, патронов на сорок пять, а то и на пятьдесят, опять же пластиковый и со специальными защелками по бокам, чтобы второй горловиной вниз пристегивать, а не изолентой или пластырем, как в Афгане делали. Ну и еще всякие удобные мелочевки, прицел передвижной на пятьсот метров, мушка в кольцевом намушнике фосфорная, рукоятка затвора на левую сторону перенесена и так далее... А Шульгин продолжал объяснять и комментировать: - Кроме ствола и пружин, все остальное или титан, или пластика. За счет чего при том же весе ствол почти вдвое толще. Баллистика, сам понимаешь, и греется меньше. Подгоночка деталей прецизионная, и вообще... Нравится? Есть и второй такой же, так что огневая мощь у нас теперь на уровне. - А чего раньше не показал? В секреты играешься? - Какие секреты? Делал так, для забавы, вроде от скуки, а показать не собрался, сам помнишь, сколько всего сразу навалилось. Тут другое интересно. Когда сюда шли, я этот НЗ скомплектовал, вот точно как чуял. И пригодилось, да? - Нет слов... - Тут и еще полезный в хозяйстве инвентарь наличествует. Шульгин стал раскладывать на ковре свое богатство. Восемь гранат в сумках, шесть снаряженных магазинов, два прибора ночного видения и запас аккумуляторов с зарядным устройством, два мощных фонаря, тоже аккумуляторных, пластиковая взрывчатка с детонаторами, бинокль, в отдельном тючке комплект снаряжения ниндзя, а также спецнабор для изменения внешности. - Гений. Рукопожатие перед строем. А во втором мешке что? - Аналогично. Спецтехника, карбоновые жилеты, химия всякая... Денег немного. Проживем, даже если совсем одни останемся. - Наше будущее светло и прекрасно. Но ничего не могу поделать с привычкой к дурацким вопросам. Если ты просто запасливый и предусмотрительный мужик - все хорошо и понятно. А ежели тебе сия мысль внедрена свыше? - Отрицать не могу, а что из того следует? - Например, нас хотят подтолкнуть к неким действиям, при которых именно это снаряжение необходимо... - Ага. Не суббота для человека, а человек для субботы. Остается угадать, к каким действиям нас желают подтолкнуть. - И поступить наоборот? - Отнюдь. Именно так и поступить. Пусть они думают, что такой ход значит... - Достойная задачка. Скучно не будет. - И я о том же... ...Уходя, Вадима снова прицепили наручником к сливной трубе в туалете. - Посиди. Здесь тепло и уютно. И поспать можно, и бегать никуда не потребуется. Мы тебе уже доверяем, но не настолько, чтобы на хозяйстве оставить. А вздумаешь сбежать и цепочку вдруг перегрызешь, мы к двери снаружи гранату пристроим. Нам обоев не жалко, нам обидно будет с тобой не попрощаться. Так что дверь трогать ни в каком варианте не советуем. Чтобы не скучал, вручили ему том Салтыкова-Щедрина из библиотеки хозяина, с предварительно вырванным титульным листом и выходными данными. Ни к чему чекисту знать, что книга издана аж в 1954 году. Из дому вышли около девяти вечера. По здешнему - глухая ночь. Идти было не слишком далеко - километра четыре по прямой, переулками и дворами, конечно, дальше. Если никто не помешает, два часа в один конец. Вадим, хорошенько подумав, вспомнил, что как-то при нем Агранов сболтнул, что "объект" содержится в Шубинском переулке. Ни Андрей, ни Шульгин такого не знали, хоть и считали себя коренными москвичами. Пришлось Вадиму рисовать. Оказалось, в двух шагах от Бородинского моста, на крутом спуске от Смоленской площади к реке. Там в будущие времена откроется неподалеку фирменный магазин "Дели". Маршрут проложили сложный. Самым опасным на первом этапе было форсирование Тверской. До и после нее почти весь путь можно пройти скрытно, а магистраль наверняка контролируется. Хорошо еще, что она пока не подверглась сталинской реконструкции, и ширина ее ровно вдвое меньше. Ну и освещение послабее. Шли в два эшелона. Впереди Шульгин, в тонком черном костюме в обтяжку, вроде легководолазного, только не резиновом, а кевларовом, покрытом сверху чем-то вроде чешуи. Под каждой чешуйкой силиконовая смазка. Если нажать посильнее, смазка выдавливается и из любого захвата можно вывернуться. И кевлар хоть и тонкий, но прочный. Пулю удержит не всякую, а ножом не пробить. Остальное снаряжение у Шульгина тоже из арсенала ниндзя. Для аккуратной, тихой работы. Есть еще пистолет с глушителем на крайний случай, но в магазине только шесть патронов. Остальные он расстрелял на вокзале, а запасных не оказалось, не рассчитал немного Сашка. Про автоматные подумал, а для "беретты" не взял. Ну, даст Бог, и без стрельбы обойдется. А на голове закреплен бинокулярный прибор ночного видения с активной подсветкой. Метрах в двадцати позади Шульгина двигался Новиков. Для него спецкостюма не нашлось. Хорошо хоть ноктовизор есть, в его окулярах ночная тьма превращается в зеленоватые предутренние сумерки, а если в поле зрения попадется редкий уличный фонарь, то глаза слепит, как в солнечный полдень на пляже. Андрей изображал группу огневой поддержки. У него автомат, на поясе пять полных рожков, гранатная сумка, в левом внутреннем кармане браунинг, к бедру пристегнут десантный нож. Лучше, конечно, чтобы до боя не дошло, по крайней мере, в первой фазе операции. Если на отходе, это еще ничего, от двух-трех десятков вооруженных винтовками солдат он отстреляется. Или от чекистов с наганами. Он-то их будет видеть, как на ладони, а они - только вспышки от его выстрелов. Так что шансы хорошие. Но легкий мандраж все равно присутствовал. Против ожиданий, через Тверскую перешли спокойно. Минут пять наблюдали вправо и влево по улице и не заметили никакого движения. Может быть, патрули перекрывают только перекрестки у бульваров и Охотного ряда. Перебежали по одному на самом темном пролете между Столешниковым и улицей Огарева, там где будет построен Центральный телеграф. И дальше, выбирая переулочки поглуше, к Суворовскому бульвару, мимо Арбата, на Сивцев вражек. На всем пути - ни души. Словно и вправду вымерла Москва. Только собаки яростно лаяли за глухими заборами купеческих особняков и обывательских домишек. На Смоленской площади патруль они все же увидели. Только несерьезный какой-то патруль. Три красноармейца или милиционера с винтовками за плечом стояли, курили козьи ножки, переговаривались громко. Будто сами напрашивались, чтобы их кто-нибудь "снял". Или наоборот, сильно умные бойцы. Как бы заранее предупреждают - вот они мы, смотрите, обходите нас подальше, если вам погулять в комендантский час требуется, только и нас не троньте... Потянуло сыростью от реки, переулки круто пошли вниз. - Черт, где тот Шубинский искать, ни фонарей, ни табличек, - выругался Шульгин. -Давай в любую дверь постучим да спросим... - предложил Новиков. - Да, может, и придется. - Шульгин достал из-под манжета бумажку с планом. - Вот набережная, вот Плющиха, вон мост виднеется. Похоже, что следующий переулок наш. Теперь тихо... Пойду дом искать. Куда б тебе спрятаться? Собаки, сволочи, опять разгавкались. Давай вот под этим крылечком, а я вперед. Охрана при доме наверняка имеется, только какая? Я, наверное, круга два сделаю, с тыла зайду, через соседние заборы понаблюдаю. Если шума не будет - тут меня и жди. Не выйдет тихо -действуем по обстановке. Ну, давай... Шульгин растворился в темноте (с точки зрения постороннего наблюдателя, а Новиков продолжал видеть его серовато-зеленый силуэт на фоне угольно-черных заборов и более светлых фасадов домов). Слегка изогнутый переулок, образованный двумя десятками типичных старомосковских особнячков, заканчивался тупиком, другого выхода из него не было, разве что по крышам дровяных сараев и огородами. По описанию Вадима, искомый дом был четвертым по правой стороне. И действительно, только он увенчивался мезонином, что и отличало его от соседних, одноэтажных. Более ничего примечательного в этом доме не было - фасад, обшитый тесом внахлест, три окна первого этажа, парадная дверь и железный козырек над ней на узорных кованых подкосах, дощатый забор с калиткой. Ставни на окнах открыты, но за стеклами темнота. В полукруглом окне мезонина тоже не заметно даже отблеска огня. На московских окраинах всегда принято было ложиться рано, а уж в нынешние времена - тем более. Прижимаясь спиной к стене дома напротив и сливаясь с ним своим матово-черным костюмом, Шульгин присел на корточки и несколько минут наблюдал за окнами, не мелькнет ли там чья-нибудь тень. Выглядывая из помещения на неосвещенную улицу, человек непроизвольно приближает лицо к стеклу, и тогда его можно заметить. К сожалению, разрешающая способность прибора не позволяла обнаружить людей, находящихся внутри дома. Вадим не знал и не мог рассказать им, какова система охраны дома. Исходя из логики, вряд ли к ней привлечено много людей. Если там содержится всего один пленник, причем, в силу возраста и, так сказать, профессиональной подготовки, неспособный к дерзкому побегу, сторожат и обслуживают его максимум четыре человека, возможно - посменно. Нейтрализовать их труда не составит. Главное, обойтись без шума. Сашка прошел до конца переулка, перемахнул через забор двора, в котором не было собаки, и убедился, что отсюда можно без труда выйти на Смоленскую набережную. Между покосившимся, давно пустым курятником и оградой соседнего участка утоптанная дорожка вела к "туалету типа сортир", окруженному зарослями бузины. В одном месте ветки кустов были обломаны, а две доски забора держались только на верхних гвоздях и легко отодвигались в стороны. Видимо, хозяева часто пользовались этим проходом. Еще Суворов отмечал характерную черту русской натуры: "Пусть по колено в грязи, но на аршин ближе". Возможно, освобожденного узника удобнее будет вывести здесь. В соседних дворах собаки расшумелись не на шутку, почуяв чужака. Во втором по счету дворе Шульгину пришлось даже запрыгнуть на крышу сарая и залечь там, пока разбуженный лаем хозяин стоял на крыльце, всматриваясь в темноту, а потом цукал на рвущегося с цепи пса и швырял в него комьями земли с грядки, требуя убраться в будку. Здешнему псу отвечали соседние, и скоро возбуждение охватило несколько окружающих кварталов. Беды в этом не было, попробуй догадайся, что послужило первопричиной паники - вор, подгулявший прохожий или просто кошка. Добравшись наконец до цели, Шульгин снова залег на крыше невысокого, едва двухметрового сарая, с которого двор и задний фасад объекта просматривались во всех деталях.