скважине. Вошли,нет -- ввалились, кучей, сразу заполнив первую комнату. Впереди он, инквизитор, палач Васильев. Остальные незнакомы. В бекешах, полушубках, один в короткой кожанке на меху. Но что это? Знакомое, безусловно знакомое лицо ! И не из этих, не из большевиков, совсем другой, забытой жизни. Что это значит? Очная ставка? Высокий человек с сухощавым, гладко выбритым лицом, надвинувший на глаза лисью ушанку, будто прячущийся за спиной главного чекиста,поднес на долю секунды,словно невзначай,ладонь к губам.Кивнул чуть заметно и отвернулся. Колчак пошатнулся на вдруг ослабевших ногах, нащупал за спиной табурет.Сел,скривил тонкие побелевшие губы. "Господи, укрепи душу раба твоего..." -- Извините, господа, нездоровится мне. Вынужден быть невежливым... Васильев тоже выглядел непонятно растерянным. Словно не знал зачем он здесь. "Неужели все-таки расстрел? Без суда? -- неожидан но спокойно подумал адмирал. -- Иначе отчего он так.. тушуется?" -- Гражданин Колчак, -- произнес стоявший слева от чекиста человек в кожанке, в не по погоде легких сапогах, ногтем большого пальца пригладил короткие светлые усы, -- мне поручено сообщить вам, что по распоряже нию Совета Народных Комиссаров... -- "Вот оно... Приговор. Все-таки без суда", -- понял адмирал, -- вы будете этапированы в Москву для определения вашей дальней шей участи. Собирайтесь. Колчак непроизвольно судорожно вздохнул. В бронхах вдруг остро кольнула боль. Он собрался с силами и встал. -- Хорошо. Мне понятно. Если можно, подождите в коридоре. Я хочу переодеться, Когда люди выходили из камеры, тот, знакомый, подзадержался и снова кивнул. Ободряюще. "Кто он? Не могу вспомнить. Владивосток. Петербург, Гельсингфорс? Севастополь, конечно же, Севастополь! Но как, откуда здесь, зачем?" ...На площадке лестницы, ведущей в братскую трапезную, Шульгин остановился. Один из сопровождавших офицеров остаются у двери камеры. Кирсанов тут же полез в карман за портсигаром. Всю дорогу от города он не курил, не имел привычки делать это на морозе, и сейчас затягиваются жадно, глотая дым, словно добравшийся до колодца в оазисе путник воду. -- Пока все идет удачно, Павел Васильевич? -- Более чем. Правда, до Москвы дорога длинная? всякое еще может случиться... -- Бог с вами, накаркаете еще... Васильев вдруг начал ощущать смутное беспокойство Что-то вокруг было н.е так. Он еще не понял, откуда ис ходит тревога, но не зря ведь два года уже занимаются сво ей работой, -- Я вот что думаю. -- продолжил Шульгин. -- С то варищем Васильевым надо определиться окончательно Помог он нам и правильно сделал. Расписочку я ему сей час напишу... Только вдруг он решит, как оно говорится и рыбку съесть, и все остальное тоже? "Они говорят между собой так, словно меня здесь нет. Или я уже... -- осенило чекиста. -- И вообще они совсем не те... Не наши... А что делать? Выхватить "наган", поднять стрельбу, бежать к казарме охраны? -- Может, -- лениво согласился Кирсанов и вдруг стальным зажимом перехватил запястье Васильева. -- А ну, не балуй! Ишь, глазенки забегали. -- Другой рукой он опустошил кобуру чекиста. -- Нервный какой. Тебе чего, дурак, померещилось? У нас нервных не любят. Стой и молчи, если жить собираешься. Шульгин сунул в карман поданный Кирсановым револьвер. -- Этого я и боялся. С таким импульсивным характером он свободно мог тут же кинуться к своим подельникам и начать каяться, плакать, что он не хотел, что его наставили... -- Я ж говорю -- дурак, -- кивнул Кирсанов. ~ Поэтому во избежание, когда адмирал соберется, посадите его туда же, Павел Васильевич. Пусть хоть сутки себя в его шкуре поощущает. А надзирателям скажите, чтобы до послезавтра к дверям и не подходили. Хоть головой в дверь колотить будет. Иначе... Потом можно выпустить... --~ И снова обратился к Васильеву: ~- Но когда доберешься до Иркутска, болтать не советуем. А лучше всего втихаря собирай манатки и рви куда глаза глядят. Можешь даже в Китай. А то вдруг из Москвы телеграмма вовремя не дойдет... Шульгин сейчас явно говорил лишнее. Вполне можно было довести партию до конца чисто, чтобы ни у кого не возникло и малейших сомнений, но уж больно захотелось ему позабавиться. Убивать чекиста он не собираются. так пускай тот хоть испытает муки уязвленного самолюбия, страх перед соучастниками, посидит в одиночке, не тая, чем все для него закончится. А если его все-таки пристрелят свои, туда ему и дорога. Главное, помешать он уже не сможет. Васильева втолкнули в камеру адмирала, и после скрипа ключа он успел услышать: -- Ваше высокопревосходительство! Капитан первого ранга Кетлинский в ваше распоряжение прибыл! Чекист ударил бессильными кулаками в стену, прижался к ним лбом. Белые, ведь это белые! Обманули, выручили своего адмирала, а он не сумел его сохранить для ираведливого революционного суда! Уж лучше бы действительно расстреляли тогда на берегу Ангары, как и собирались... -- Так. За спасение благодарю. Но, очевидно, я чего то не понимаю. Если генерал Врангель, которого я, при знаться, плохо помню, является Верховным правителем то где, простите, в таком случае генерал Деникин, при нявший от меня титул Верховного? И каков вообще госу дарственный строй в России? Что такое Югороссия? Следует ли понимать, что с большевиками заключен мир и лозунг единой и неделимой России потерял свое значе ние? Либо я несколько повредился в уме, либо происхо дит нечто мне непонятное, "Хороший симптом, -- подумал Шульгин, -- "пациент" сохраняет критический стиль мышления. Понятно что все им пережитое -- катастрофа на фронте, преда тельство союзников, допросы в Чека, почти целый год одиночке с еженошным ожиданием смерти, -- отнюдь не способствует душевному равновесию, но все же радость от чудесного спасения должна бы перевесить.,." -- Александр Васильевич, -- сказал он, -- может быть не будем именно сейчас вдаваться в скучные подробное ти жизни? Разве мало вам того, что есть в данную секунд ду? Могли ли вы вообразить подобное еще шесть часов назад? Эрго -- бибамус Адмирали послушно выпил еще. Кетлинский, до этого не участвовавший в застолье, по сигналу Шульгина подвид нул свой стул к торцу стола и тоже взял протянутый стакан -- Папиросу, сигару, ваше высокопревосходительство? Колчак взял сигару. Прикурил от поданной Шульги ным зажигалки. Жадно и глубоко, словно это была не си гара, а легкая папироса, затянулся. Не смог замаскиро вать естественного для соскучившегося по настоящему табаку курильщика дрожания руки. -- Генерал, -- спросил он после соответствующей мо менту паузы, -- вы серьезно считаете, что я потерял над собой контроль? Напрасно. Момент переживания, ко нечно, был сильный, но тем не менее... Я действительно не понимаю смысла происходящего, но и всего лишь Казимир Филиппович, здесь присутствующий, являето для меня достаточным доказательством, что случившееся не бред и не провокация. Иначе это было бы слишком сложно. Ни мое больное воображение такого не приду мало бы, ни тем более красные... Да и в чем смысл по добной мистификации? "Слава Богу, пронесло, -- подумал Сашка. -- Противошоковое дано вовремя, и реактивный психоз не успел развиться... А главный мой преферанс, что я именно Кетлинского с собой взял. Знакомое лицо человека, которому он доверяет абсолютно, и в самый критический момент. Сам я ему и за два часа ничего не сумел бы доказать..." -- Александр Васильевич, я восхищен вашей выдержкой и силой духа. Именно поэтому предлагаю вам сегодни не задавать никаких вопросов. Ешьте, пейте, курите, испоминайте с капитаном минувшие битвы, да, Господи, просто в окно посмотрите... Шульгин отдернул занавеску. За окном летела параллельно вагону огромная желтая луна, мелькали покрытые оползающими снеговыми шапками сосны, черное на первый взгляд небо отливало ружейной сталью. И пусто быыло вокруг, пусто и тихо. Будто не войны в мире, ни смуты, ничего... Занесло тебя снегом, Россия, Запуржило седою пургой, Лишь печальные ветры степные Панихиду поют над тобой... -- не совсем к месту продекламировал Кетлинский. Адмирал от двух стаканов после годичного воздержания стремительно хмелел. Чего и требовалось добиться Шульгину. Это гораздо лучше, чем накачивать человека транквилизаторами. -- Кофе, чаю, Александр Васильевич? -- Спасибо, ничего. Если вы позволите мне прилечь, будет достаточно... Только один вопрос я вам все-таки задам: вы что-нибудь знаете о судьбе госпожи Тимиревой? -- Она жива, это совершенно достоверно. После вашего "расстрела" отправлена в ссылку. Куда -- пока неизвестно. Но мы ее обязательно найдем, даю вам слово офицера. Спасибо, генерал. Пока мне достаточно и этого. На весь следующий день Шульгин устранился от происходящего, предоставив Кетлинскому знакомить адмирала с последними газетами, советскими и белогвардейскими, с картой фронтов и всеми вообще событиями, протекшими за год после случившейся с Колчаком катасрофы. Гораздо более личной, чем исторической. А когда на станции Черемхово их догнал специальный поезд и Шульгин с представителем Агранова просмотрели в здешнем отделении трансчека копии всех прошедших за истекшие сутки телеграмм, стало ясно, что первый этап операции удаются стопроцентно, Адмирал, переодевшийся в темный штатский костюм, в новом романовском полушубке и надвинутой на глаза шапке прогуливался в это время по перрону, никем не узнаваемый. Да если бы даже кто-то и заподозрил нечто знакомое в бледном лице этого пассажира литерного пое да, похожего на высокопоставленного столичного "спеца", то уж ни в коем случае не соотнес бы его с расстрелянным год назад Верховным правителем. В тяжелом морозном воздухе глухо брякнул станционный колокол, ему ответил короткий гудок паровоза Вагон плавно тронулся. Колчак легко вскочил на под ножку. За ним Шульгин, готовый его подстраховать, если адмирал вдруг подскользнется. Он сейчас видел в Колчаке не боевого адмирала, полярного исследователя, привыкшего к длительным физическим и нервным нагрузкам, a обычного "пациента", нуждающегося в постоянном присмотре и помощи. Да вдобавок он испытывал почти иррациональный страх, что после предшествовавших удач случится какое-нибудь совершенно нелепое несчастье. В салон они вошли вдвоем. Кетлинского Шульгин попросил пока задержаться в вагоне охраны. Разделись, сели напротив друг друга за курительный столик. На нем, как это было принято в кают-компаниях кораблей российского императорского флота, стоял графин марочного хереса. -- Да, Александр Иванович, -- сказал адмирал, обрезая кончик сигары, -- теперь я более-менее ориентируюсь в обстановке. Не могу сказать, что происшедшее уст раивает меня полностью, однако морального права коголибо осуждать не имею тем более. Допускаю, что принятое генералом Врангелем решение заключить мир с большевиками -- наилучшее в данный момент. -- Особенно если вспомнить положение на фронте еще в июле и представить, что случилось бы, проиграй Слащев Каховское сражение, -- кивнул Сашка. -- Очевидно, Россия испила чашу страданий до конца и Господь Бог даровал ей прощение... -- Ежедневное чтение Евангелия н Святоотческих поучений не прошло для адмирала напрасно. -- А вот на моем фронте столь талантливых полководцев, как Врангель и Слащев, к сожалению, не нашлось. -- Но я сейчас хотел обсудить с вами более практические вопросы, -- мягко сказал Шульгин, разливая по бокалам темно-золотое терпко пахнущее вино. -- У вас, я понял, больше нет сомнений в том, что мы с капитаном Кетлинским представляем законное правительство России и конечный пункт нашего маршрута -- Харьков или Севастополь? -- Не совсем понимаю смысл вашего вопроса. Я не имею оснований сомневаться в честном слове моего бывшего флаг-офицера. Другой информацией в настоящий момент не располагаю. -- М-да.-- Я также не могу подтвердить своих полномочий ничем, кроме офицерского слова и вот этого документа. -- Он протянул Колчаку лист бумаги с личным грифом Верховного правителя и большой гербовой печатью, скреплявшей его подпись. --Ну и к чему эти преамбулы? -- едва заметно пожал плечами Колчак, возвращая бумагу. -- Александр Васильевич, перед тем как мы очень надолго покинем красную Сибирь -- вторая подобная операция в обозримое время вряд ли возможна, -- прошу мне ответить: знаете ли вы что-нибудь о судьбе тех шестнадцати вагонов с частью золотого запаса России, которые не смогли обнаружить большевики и союзники после вашего ареста? Сейчас мы еще имеем возможность, если они сохранились, доставить их в Югороссию, являющуюся законной правопреемницей Российской империи. Если нет... -- Шульгин развел руками. Колчак молчал долго. Даже слишком долго. Сашка ему не мешают. Отхлебывал понемногу херес, пускал дым в потолок, поглядывал в окно. Он мог бы воспроизвести сейчас ход мыслей и сомнений адмирала. Слишком это юлото интересовало иркутских чекистов. Из-за него ему и сохраняли жизнь так долго. А что, если, не сумев добиться признания на допросах, они придумали такой вот невероятно изощренный ход? Не так ведь сложно было его осуществить. В конце концов, операция "Трест", которую ВЧК проводила более двух лет, или "Синдикат", позволивший выманить из-за границы Савинкова (пусть именно о них Колчак не знает и знать не может), требовали гораздо больше трудов, времени, талантливых исполнителей. А тут единственной сложностью было найти такого вот Кетлинского, офицера, лично известного адмиралу и не способного, на его взгляд, на предательство. Заставить этого офицера сыграть нужную роль чекисты сумели бы. Шантаж, угроза убийства семьи, искренняя вера в правильность своего поступка добровольно перешедшего на сторону красных человека. Мало ли их было таких, искренне поверивших? И во имя этой веры совершавших поступки, немыслимые для нормального человека. Да, может, и не искренне, а по причине "здорового прагматизма". Будущий маршал, полковник Генштаба Шапошников, генерал граф Игнатьев, полковники Каменев, Егоров, поручик Тухачевский, кавторанг Галлер, каперанг Альтфаттер эт сетера... Остальное вообще не проблема. Правда, вот напечатать такое количество красных и белых газет, безупречно выдержав стиль и логику абсолютно всех статей, заметок и информаций в тех и других да вдобавок изобрести совершенно сумасшедшую "альтернативную историю гражданской войны" и никому еще в мире в голову не приходивший, ставший популярным только после второй мировой вариант разделенных по идеологическому признаку государств.... Однако как раз этой тонкости Колчак мог и не заметить. -- Ничем не могу вам помочь, -- ответил наконец Колчак. -- Если даже какое-то количество вагонов и исчезло, я к этому не причастен. "Кривит душой адмирал, "- подумал Сашка. -- Не знал бы -- сразу ответил". -- Ну нет, так нет, -- беспечно сказал он. -- Хотя и жаль. Нам бы эти деньги сейчас очень пригодились. Тогда сразу перейдем ко второму вопросу. Как вы себе представляете свою будущую судьбу? -- И, не желая снова подвергать адмирала новым мукам поиска подходящего ответа или, в случае ответа слишком категорического, ставить себя и его в безвыходное положение, сам же и продолжил: -- Мне поручено предложить вам вновь возглавить Черноморский флот. В предвидении возможной босфорской операции, которую судьба не позволила вам провести прошлый раз. Осенью 1916 года, после того, как полной неудачей закончилась грандиозная операция англо-французской эскадры по штурму Дарданелл, начатая торопливо, в единственном стремлении не допустить занятия проливов Черноморским флотом, адмирал Колчак начал готовить собственный детальный план. Овладение Босфором и Дарданеллами должно было состояться летом семнадцатого года, в разгар намеченного на этот срок генерального наступления русской армии и войск союзников на всех Фронтах. Овладение Босфором Колчак замыслил начать с высадки большого, в составе двух-трех специально подготовленных дивизий, десанта, согласованного с наступлением Кавказской армии от Трапезунда. После захвата пехотой береговых батарей с тыла флот должен был начать прорыв в Мраморное море... Более тщательно проработанной и подготовленной операции такого масштаба военно-морская история еще не знала. Но увы... Поэтому слова молодого генерала Колчака ошеломили. ~ Это глубочайшая тайна, Александр Васильевич, даже о самом факте разработки операции знают всего два-три человека, а уж о деталях... -- Поэтому до получения от вас согласия принять командование флотом и нашего прибытия в Севастополь никаких подробностей я сообщать не имею права. Если же вы отнесетесь к моим словам с пониманием, то по пути я вам кое-что расскажу. Эдак в виде фантастического романа... --~ Более чем фантастика, ваши слова -- чистый бред, прошу меня извинить. Такое могло быть возможно при наличии боеспособной армии и флота, когда проливами владели турки... Сегодня же?! Черноморский флот практически уничтожен, армия Юга России... Возможно, она сильна, раз принудила большевиков к миру, но воевать против всей Антанты?! Вы понимаете, я не могу испытывать добрых чувств в отношении столь подло нас предавших союзников, но соотношение сил я в состоянии оценивать здраво! -- Не волнуйтесь, ваше превосходительство. Я похож на человека, способного шутить подобным образом, а тем более на сумасшедшего? Да и. к примеру, сочли бы вы возможной хотя бы эту нашу операцию, которая, даст Бог, завершится вполне благополучно? Даже беспримерной отваги предводительствуемых вашим покорным слугой офицеров вряд ли хватило бы... Потребовалось коечто еще. -- Что же, позвольте вас спросить? -- А вот это, ваше высокопревосходительство, тема нашей следующей беседы. Сейчас же, с вашего позволения, я хотел бы пригласить капитана Кетлинского и еще нескольких участвовавших в вашем освобождении офицеров на торжественный по этому случаю ужин.,. ... Ровно через двое суток, когда декабрьская пурга за окнами набрала настоящую силу, идущий впереди 6poueJ поезд растопил и третий свой паровоз, бронированный "Э-р", обычно используемый только во время выхода на боевые позиции, прицепив вдобавок к нему косой пятитонный щит снегоочистителя, скорость движения снизилась, но эшелон продвигался на запад, не выбиваясь пока из графика. Шульгин то читал, то подремывал под вой метели и не сразу расслышал деликатный стук в дверь. Сашка, отложив томик Монтеня (как уже было сказано, "современных" книжек он здесь читать не мог), сбросил ноги с дивана. Гардемарин Белли, которого Кетлинский пока использовал в качестве вестового, подчеркнуто вежливо сообщил. что господин адмирал просит господина генерала к себе. "Однако, -- подумают Шульгин, ~ выздоровление "пациента" идет хорошими темпами". Судя по расчету времени, они подъезжали к Тайшету. Колчак был собран и мрачен. В купе густо висел табачный дым. Два патрубка вентилятора в потолке не успевали очищать воздух. На столике, обратил Шульгин внимание, лежала книга Николсона "Как делался мир в 1919 году" на английском языке, изданная в Лондоне, которую он сам же и дал почитать адмиралу. В ней подробно описывался процесс поготовки и заключения Версальского и сопутствующих договоров, подводивших итоги первой мировой войны (без участия России в каком угодно качестве). -- Генерал, вы знаете, я долго думал над вашим вопросом, -- сказал Колчак, чуть наклонив безупречно, насколько позволяла корявая стрижка тюремного парикмахера, причесанную голову. -- Особого выбора у меня нет. Прав я или ошибаюсь, но часть "золотого эшелона" совсем недалеко от нас. От станции Тайшет начинается ветка строившейся перед войной железной дороги. Она должна была идти на Братский острог и далее к северу. Успели построить не более сотни верст. Предчувствуя, что до Владивостока нам доехать не удастся, мы, в предвидении будущей борьбы и в надежде, что кому-то еще удастся вернуться, решили укрыть часть золотого запаса там, где его искать не будут и найти незнающим практически невозможно. Мы отогнали те самые шестнадцать вагонов с наиболее ценной частью груза по этой ветке, замаскировали их в недостроенном тоннеле, после чего разобрали рельсовый путь и взорвали небольшой мост. Очевидно, мои офицеры оказались верны слову, раз судьба вагонов до сих пор остается тайной... -- Или некому больше эту тайну разгласить. Не слишком многим вашим соратникам удалось добраться до конца пути. Некоторые ушли в тайгу, некоторые в Монголию и Китай, большинство же... Вы можете показать точное место? -- Я покажу, где находилось ответвление Амурской дороги, дальше ошибиться невозможно... Сашке пришла в голову новая мысль. -- А как же местные жители? Они ведь могли видеть что-то. Целый поезд ушел по ведущей в никуда ветке, потом исчезли рельсы... Естественное любопытство, соответствующие разговоры... -- Местных жителей там не было. Был заброшенный полустанок и остатки бараков строителей... И разве не отменяет ваших сомнений факт, что эшелон до сих пор не найден? Шульгин решил не задавать больше вопросов, которые могли поставить адмирала в неловкое положение. Все остальное составляло не слишком сложную техническую проблему. Дождавшись, пока пурга несколько утихнет, ремонтная группа бронепоезда за сутки восстановила четыреста с небольшим метров пути, тем более что отвинченные рельсы валялись тут же, по сторонам насыпи, в глубоком снегу. И вот наконец из черного портала тоннеля медленно выполз тендер паровоза, а за ним потянулись покрытые льдом грязно-бурые двухосные товарные вагоны, в просторечии -- те самые теплушки. Летом и осенью со сводов недостроенного тоннеля обильно просачивались грунтовые воды, а с наступлением морозов вода замерзла, покрыв вагоны где гладкой ледяной коркой, а где причудливыми наростами сталактитов и сталагмитов. Адмирал смотрел на эту картину, не скрывая волнения. Губы его вздрагивали. То ли он хотел что-то сказать, но сдерживался, то ли шептал про себя молитву. Закончился один, страшный и трагический, этап жизни, начинался другой. Неизвестный. А эти вагоны с золотом, стоившие России столько крови с обеих сторон, словно бы связывали воедино обрывки его судьбы. Подошел поручик Лучников, знакомый Шульгину еще потренировочномулагерю на острове, улыбающийся, в измазанном копотью и ржавчиной бушлате, в красных от мороза руках он держал пучок покрытых пятнами зелени медных детонаторов. -- Едва на тот свет нас кто-то не отправил, Александр Иванович, -- блеснул поручик оскалом великолепных зубов. -- Всех разом. Четыре задних вагона были довольно грамотно заминированы. Пудов десять динамита, видно, от проходчиков остался, целая куча гранат Новицкого для подрыва проволочных заграждений, натяжного действия, и вдобавок все ящики оснащены запалами и соединены детонирующим шнуром. Расчет точный. В темноте углядеть было трудновато... Ох и жахнуло бы! Тоннель скальный, весь сноп взрыва -- на нас. Вместе с кусками вагонов и грузом. На полверсты никого в живых не оставило бы.,. Ну да и мы кое-что соображаем. Ощущение только что миновавшей опасности и удовлетворение от хорошо сделанной работы, от того, что он оказался умнее неизвестных ему минеров, прорывалось в возбужденном, чуть срывающемся голосе офицера. -- Спасибо за службу, поручик. Считайте, "Георгия" вы уже заработали, -- сказал Шульгин и внимательно посмотрел на Колчака. Тот отрицательно качнул головой. -- Нет, об этом я не знал. Сюрпризец, значит, кто-то решил большевикам приготовить. Придется за вашего поручика свечку Николаю Угоднику поставить... А Шульгин подумал, что не зря он опасался глупых случайностей. Висели бы сейчас их мелкие фрагменты по окрестным соснам. Рука судьбы, однако. Второй раз за месяц избегнуть смерти, и снова от взрывчатки, вдобавок именно на железной дороге. Случайность или тенденция?.. Отослав подальше охрану, он предложил поручику еще раз, теперь уже при дневном свете, внимательно осмотреть каждый вагон, особенно сцепки, буксы, приводы механических тормозов и замки дверей. Похоже, был среди тех, кто прятал поезд, остроумный, с фантазией минер,.возможно, из флотских. Но больше никаких сюрпризов не обнаружилось. Откатили дверь наугад выбранного вагона. В прочно сколоченных ящиках блестели светлым серебром невероятно тяжелые платиновые слитки. Адмирал размашисто перекрестился. -- Здесь должно быть 217 тонн золота и платины в слитках и монетах. Приблизительно на сумму 350 миллионов рублей... -- По довоенным ценам считаете, Александр Васильевич. После всех инфляций и изменения цен на мировом рынке тут куда больше миллиарда выйдет. Впрочем. я не финансист. Остается только довезти. Медленно, без гудка тронулся поезд. Золото Российской империи вновь возвращалось в мир, чтобы продолжить свое бесконечное круговращение, воплощаясь в хрустящие бумажки банковских билетов, пароходы с продовольствием для голодающих, винтовки, пулеметы и пушки, танки и аэропланы для новых войн, подписи государственных деятелей на договорах и трактатах... Мало ли на что еще могут пригодиться десятки тонн драгоценного металла, то принимая вид монет с государственными гербами и профилями царствующих особ, то вновь обращаясь в слитки для удобства хранения и транспортировки. Знающие люди говорят, что более половины всего мирового запаса желтого металла добыто еще во времена строительства египетских пирамид, успев побывать в обличье всевозможных дирхемов, солидов, статоров, кентинариев, талеров, ефимков и империалов, украшений античных красавиц, корон средневековых императоров, священных сосудов инков и окладов православных икон... Только какое это имеет значение, господа? Все равно в итоге только дым и тлен... Шульгин сам удивился неожиданно пришедшим в голову философическим мыслям. Наверное, так подействовала источаемая тысячами пудов драгоценного металла эманация чувств и страстей бесчисленных поколений людей, добывавших его, чеканивших из него монеты, а главное ~- за него умиравших и ради него убивавших. А без этого что ж -- элемент как элемент, Aurum, с каким-то там порядковым номером и удельным весом 19,3. Довезти бы только, не слишком много добавив в его историю увлекательных страниц. Глава 7 Новикову вновь пришлось хорошенько вспомнить все, что знал и умел делать величайший, как его по ею пору любят называть некоторые, политик всех времен и народов или уж хотя бы XX века Иосиф Виссарионович. Андрей жалел только об одном -- перевоплотившись по воле аггров в Сталина, он слишком много внимания и времени уделял собственным чувствам и эмоциям, увлеченный решением практической задачи -- успеть за два месяца подготовиться к войне после всего, что Сталин с соратниками натворили в стране и армии, а потом эту войну за пару лет без особых потерь выиграть. И кроме того. он почти панически боялся раствориться в личности своего "альтер эго". Соответственно очень многие черты и качества вождя остались для него закрытыми или просто не понятыми. Берестин в этом смысле распорядился полученными возможностями куда лучше -- взял у командарма Маркова весь его стратегический талант и двадцатилетний опыт командования дивизиями и армиями, отчего и смог возглавить белую борьбу и победить Красную Армию. Тут, впрочем, сыграло свою роль и большое психологическое сходство натур "донора" и "реципиента". себя же Новиков ощущал полным антиподом Сталина. Но теперь жалеть было поздно, приходилось пользоваться тем немногим, что у него осталось. Да н интересовали сейчас Андрея в сталинской личности только дипломатические способности, политическая хитрость и коварство. Нет, еще, конечно, абсолютная непреклонность в достижении цели, умение абстрагироваться от кажущихся непреодолимыми препятствий, ощущение сверхценности каждой собственной мысли и каждого замысла. Под должным контролем все эти качества незаменимы для политического деятеля, которым Новиков сейчас вынужден был стать. Оставив Сильвию в Лондоне выполнять возложенную на нее часть общего плана, он экспрессом выехал в Париж. Явился в бывшее российское, ныне врангелевское посольство на авеню дю Гренель, предъявил послу Маклакову свои полномочия. Опытнейший дипломат, действительный статский советник, занимавший этот пост уже четыре года, посол после октября семнадцатого влачил довольно жалкое, двусмысленное существование. Огромный трехэтажный особняк был практически пуст, средств на его содержание не имелось, пришлось уволить в бессрочный отпуск две трети сотрудников. Французы скорее терпели этот "обломок империи", чем принимали его всерьез. Утомлял и нервировал затянувшийся конфликт с военным атташе графом Игнатьевым, который, выжидая, чем закончится гражданская война, отказывался выделить из лежащих на его личном счете астрономических сумм на оплату вооружений для царской армии какие-то жалкие тысячи франков на содержание посольства и жалованье дипломатам. Лишь последний месяц жизнь здесь начала оживать. Франция еще не признала Югороссию как новое независимое государство, но сигналы из Елисейского дворца были обнадеживающие. После того как Новиков небрежно вручил Маклакову чек на миллион франков и дал понять, что отчета в расходовании этих средств с него требовать не будут, однако порекомендовал при этом придать посольству блеск, соответствующий положению Югороссии как правопресмницы Российской империи, разговор приобрел совершенно конструктивный характер. Посол сообщил Андрею, что Клемансо крайне недоволен Версальским миром, который не дал Франции того, на что она рассчитывала. Не удалось раздробить Германию на несколько слабых государств и тем навсегда устранить германскую угрозу, не удалось создать Рейнскую республику под протекторатом Франции, сумма репараций с Германии вылилась в совершенно смехотворную сумму, вдобавок без твердых гарантий их получения, и так далее. В случае возникновения опасности новой европейской или мировой войны Франция рисковала остаться без сильного союзника, поэтому сближение с новой Россией было бы для нее весьма желательно. -- Итак, мы можем считать, что предложение о немедленном признании Францией Югороссии в обмен на выплату процентов по долгам и заключение, вернее, возобновление франко-русского союза с включением в него ряда секретных протоколов будет встречено благожелательно? -- спросил Новиков за ужином, который устроил для него посол. -- Безусловно. А уж если начало платежей будет предшествовать подписанию договора, реакция населения и прессы будет не просто благожелательной, она будет восторженной. Французы это скрывают, но они панически боятся Германии после поражения, может быть, больше чем до войны, -- Отчего бы это? -- спросил Новиков, хотя ответ был почти очевиден. Не зря он изучал историю дипломатии по невероятной толщины серому трехтомнику. И знал, в отличие от Маклакова; все предстоящие события на шесть десятилетий вперед, в том числе и личные судьбы нынешних хозяев Европы и мира. Посол подробно и доходчиво объяснил коллизии и перипетии межгосударственных отношений за последнее время. -- Каждый хоть немного мыслящий француз понимает, что население Германии 60 миллионов, а Франции -- 40, что немецкая промышленность сохранилась в целости, что немцы унижены и жаждут реванша. Франция спаслась на этот раз только потому, что боролась в коалиции с Англией, Россией и САСШ. Все понимают, что такая коалиция -- исключительный случай и в будущем вряд ли еще сложится. При любом другом раек-чаде европейских сил поражение неизбежно. Что в случае нейтралитета России или Англии, что в случае перехода любой из них на сторону Германии. Она же, Германия, остается врагом постоянным и неизбежным. -- Отлично, Василий Алексеевич! В таком случае примите поручение Верховного правителя. Зондаж настроений в Елисейском дворце начать немедленно. При условии немедленного подписания договора можете соглашаться практически на любые условия: выплата долгов, предоставление концессий, обязанности по взаимной обороне... -- На любые? -- удивился посол. ~ Я не совсем точно выразился. На любые, но не выходящие в своей политической части за рамки прежнего франко-русского договора. В финансовых вопросах мы имеем возможность пойти на более значительные уступки, тем более что как раз по ним можно торговаться и после подписания основного соглашения. Так, пожалуй, будет даже лучше. Но непременным нашим условием будет согласие Франции признать все, я подчеркиваю -- все заключенные между нашими странами в ходе войны тайные договоры. Посол приподнял бровь, но не стал из врожденной сдержанности уточнять смысла этого категорического высказывания. Уже в конце ужина спросил как бы к слову, не сам ли Андрей Дмитриевич является ближайшим кандидатом на пост министра иностранных дел? Причем не поинтересовался, чего Новиков все время ждал, откуда он вообще возник на дипломатическом поприще, абсолютно новый в этом деле человек. Югороссия все же не совдепия, где полпредами и наркомами назначают чуть ли не бывших дворников и аптекарских учеников. -- Это маловероятно, Василий Алексеевич. А вот то, что в случае успеха на этом посту можете оказаться вы, вероятно в гораздо большей степени. Кроме официальной части, визит Новикова в Париж включал и неофициальную. Не зря прошлым летом в Стамбуле он занимался не только вербовкой офицеров в батальон спецназа. Тогда он встретился с многими представителями российского посольства и чинами международного дипломатического корпуса, просто опытными, авторитетными и пребывающими в стесненных финансовых обстоятельствах людьми. Многих из них он снабдил значительными средствами, посоветовал сменить не слишком здоровый малоазиатский климат на гораздо более подходящий европейцам парижский, заручившись в обмен на добрый совет обещаниями дружеской помощи в дальнейшем. Сейчас пришло время предъявить векселя к оплате. Утром следующего дня Новиков имел продолжительную беседу с графом Игнатьевым, еще не написавшим свой знаменитый труд "50 лет в строю". В реальной жизни генерал выглядел не столь хрестоматийным "рыцарем идеи без страха и упрека", но человеком воспитанным и в своем деле компетентным -- вполне. Речь шла о том, что хватит графу колебаться и ждать, какая из противоборствующих сил победит и легитимизирует свое право выступать от имени русского народа, служить каковому генерал считал своим нравственным долгом. К месту оставленные цитаты из еще не существующей, но несколько раз читанной Андреем книги поразили Алексея Алексеевича. Сколь же умен и тонок, оказывается, его собеседник, раз он так четко формулирует, а главное -- полиостью разделяет волнующие его мысли, причем в большинстве своем никому пока не высказывавшиеся вслух. -- Так что вопрос, на чьей стороне "народ", можно считать более не имеющим смысла. Скажем так: математически он отныне некорректен. И на его месте возникает другой: на стороне какой части этого народа вы видите себя? Той, которая ради осуществления сомнительного с экономической точки зрения лозунга: "все отнять да поделить" готова уничтожить всех с ним несогласных, что и делала старательно три минувших года, или той, которая своей героической борьбой не допустила этого на большей части европейской России? Или, выражаясь еще проще, кто из революционеров вам ближе -- те, которые хотят, чтобы в России не было богатых, или те, которые желают, чтобы в ней не было бедных? Интересная дилемма, да, Алексей.Алексеевич? -- Допустим. Допустим, вопрос стоит именно так и не иначе, -- отвечал Игнатьев, пощипывая чуть тронутые сединой усы. -- Остается только убедиться в окончательности его решения. То есть насколько устойчивым является нынешнее положение вещей и не изменится ли оно в ближайшее время кардинальным образом? -- Заключение мирного договора между Советской Россией и Югороссией для вас не есть показатель окончательности? -- В какой-то мере. Да, лишь в какой-то. -- А признание данного "модус вивенди" великими державами, в частности Францией? -- Это было бы гораздо более серьезным подтверждением... Новиков не совсем понимал ход мыслей графа. Даже несмотря на знание его книги. На самом ли деле он так озабочен проблемой законности власти в своей стране? А чем еще в таком случае? Денег, которыми он вправе распоряжаться бесконтрольно, у него достаточно. Желание получить генеральское звание теперь уже от советской власти? Так он его получит только в тридцать седьмом году и знать об этом сейчас никак не может. В отдельных источниках Новикову попадалась информация, что Игнатьев был завербован "ГПУ. Так ведь тоже могло это случиться гораздо позже, и по-прежнему непонятно, для чего это понадобилось блестящему аристократу и весьма неглупому человеку? Загадка, которая лучше всего объяснялась гипотезой русского национализма, безотносительно к политике. Какая власть обеспечит России былую мощь и статус великой державы, ту и примем. Тоже цинизм своего рода. А сам он, кстати, для чего в таком случае старается привлечь графа на свою сторону? Тоже желает максимально легитимизировать тот строй, который устанавливается, обеспечив ему как можно более широкое признание? Забавно, если трезво рассудить. Или сейчас вдруг как раз и прорезалась сталинская составляющая? Сталин старался, сделал все, чтобы перетянуть Игнатьева к себе, дал ему звание генерал-лейтенанта в то самое время, когда сотнями расстреливал куда более лояльных к нему полководцев, вот и он, Новиков, занимается тем же. Осознав это, Андрей быстро свернул разговор. -- Спасибо за беседу, Алексей Алексеевич. Раз ваша позиция именно такова, не могу ее не уважать. Решайте сами. Ваши деньги нам, если разобраться, не особенно и нужны. Вот связи -- да, могли бы оказаться полезными. Одним словом, надумаете определяться -- милости просим. Нет... -- Новиков пожал плечами. -- На нет и суда нет. Хотя есть, как любят говорить некоторые, особое совещание. ...Из Парижа восточным экспрессом Андрей выехал в Стамбул. Обстановка там сейчас была сложная. Что и требовалось. Вскоре после начала кемалистского восстания за национальное возрождение английские войска оккупировали Стамбул. Греция объявила Турции войну, вступила на территорию Восточной Фракии и высадила десанты на побережье Мраморного моря. К осени двадцатого года греческие войска продвинулись на 200-300 километров к востоку, оттесняя верные Кемаль-паше (будущему Ататюрку) отряды самообороны. Однако Новиков знал, что летом следующего, двадцать первого года вновь созданная при поддержке и помощи Советской России турецкая армия перейдет в наступление и в двадцать втором закончит войну полным разгромом греков. Отчего же не воспользоваться ситуацией уже сейчас? Значит, через своих агентов, которых в Стамбуле у Андрея было достаточно, необходимо встретиться с представителями Кемаля, а то и найти способ повидаться с ним лично. Сидя в просторном кабинете своего номера с великолепным видом на штормовое Мраморное море, он стал набрасывать проект очередного секретного договора. Сейчас Новиков ощушал себя настоящим Держателем Мира. Пусть всего лишь в масштабах планеты Земля. Но ему этого достаточно. Да вдобавок он не только Вершитель судеб, но и непосредственный исполнитель собственных планов. Джеймс Бонд и Лоуренс Аравий