Виктор Жулин. Короткие истории из жизни друзей ----------------------------------------------------- © Copyright Виктор Жулин Email: victor_zhulin@ici.com Date: 25 Sep 1999 ----------------------------------------------------- Антон очень любил детей. Но дети часто не оправдывали его надежд, и тогда он склонялся к сигарам. Как-то раз он закурил сигару, задумался о детях и задремал. Сигара упала на штаны и прожгла в них дырку. "Удивительно несправедлива бывает судьба к самым благородным людям" -- подумал Антон, разглядывая дырку на штанах. x x x Витя очень любил детей. А дети, за редким исключением, плевать на него хотели. Известно, как хорошо предложить ребенку конфетку и смотреть потом, как он мягкими нежными ручонками снимает обертку, как светятся счастьем его детские невинные глазки. С другой стороны, от детей всего можно ожидать. Ребенок может, например, взять конфетку, а потом плюнуть. Витя очень этого боялся и поэтому конфет детям не давал, а давал их взрослым дядям и тетям на работе. Дяди и тети исключительно вежливо принимали конфеты, с удовольствием их жевали и всегда говорили спасибо. Угощать взрослых конфетами было совершенно безопасно и, проделав это в очередной раз, Витя радовался, как ребенок. Хотя был он, конечно, не ребенок. Он сам этих детей мог настрогать сколько угодно. В общем, он был уже вполне половозрезой особью. x x x Андрей Жилин очень любил детей. Особенно цыганских. Как-то раз подбегает к нему цыганенок и говорит: "Дядь, дай 10 копеек". "Дам" -- с ходу отвечает Жилин. И задумывается. "Конечно, дать надо" -- думает Жилин, - "но не всю сумму сразу". "И не просто так, а за какую-нибудь услугу". "Дядь, ты что -- больной" - торопит его ребенок. "Я не больной" -- спокойно отвечает Жилин, - "я расчетливый". x x x Елагин очень любил детей. Можно сказать, даже очень сильно любил. Но не часто. Гораздо чаще Елагин ездил в Амстердам на стажировку. Вот как-то раз, всласть настажировавшись, пошел он гулять по городу. Его густые вихри развевал соленый морской ветер. Светловолосые голландки приветливо заглядывали в его стальные глаза. Разноцветье тюльпанов кружило голову. И все вместе это было так прекрасно, так далеко от московского болота, от дурных непромытых московских рож, что вообразил себя Елагин молодым европейцем, полным сил, таланта и надежд на невероятно красивое будущее. (Хотя на самом деле был он вполне зрелым русским мужиком). Разволновавшись от чувств, Елагин зашел в ресторан и заказал апельсинового сока. Он сидел на веранде, в самом дальнем ее уголке, пил сок и с восторгом наблюдал за культурной размеренной жизнью цивилизации. Чудесные фантазии вихрем кружились в его голове. Он то дарил Ассоль изумительный корабль с красными парусами, то рисовал синих таитянок на далеких островах, то взмывал на ракете в бездну космоса... Всеобъемлющее счастье переполняло его тонкую нервическую натуру. Однако в этот момент в ресторан ввалился Мишин (которого Елагин знал). Лицо Мишина было красное, галстук съехал насторону, на каждой руке висело по голландской девице, на шее болталась связка краковской колбасы, а из кармана пиджака торчала бутылка водки. "Шампанского", - с порога заорал Мишин, кидаясь в официанта долларами. Еще через минуту до Елагина докатилась волна перегара и чеснока. "Господи", - с горечью подумал Елагин, - "неужели это пропитанное алкоголем и табаком существо было когда-то нежным и добрым мальчиком, который целовал маму на ночь и укладывал с собой плюшевого мишку". "И как все это примитивно", - продолжал размышлять Елагин, - "эти вульгарные девицы, эта гадкая водка, и особенно эта идиотская колбаса на шее. Как все это пошло по сравнению с полотнами великих художников и произведениями великих композиторов!". Тут как на грех в ресторан вошли (с трудом) еще двое -- Жулин и Жилин (Елагин их тоже знал). Эти дети России едва держались на ногах. Медленно жуя краковскую колбасу, они поводили по сторонам мутным безумным взором, от которого у местных цивилизованных людей кожа на спине покрывалась пупырышками. От вида своих старых приятелей, Елагину стало еще грустнее. "Вот козлы-то", - ругнулся про себя Елагин, - "а прикидывались приличными людьми. И это с ними, с этими обезьянами, я щедро делился знаниями и жизненным опытом. Как мог я так жестоко обманываться!". Кто знает, как бы сложилась дальнейшая судьба Елагина, если бы не Быстров (и Быстрова Елагин знал), который тоже вошел в ресторан. Розовый, пышущий здоровьем крепыш, он был совершенно трезв. Его голубые глаза и светлые волосы как нельзя больше гармонировали с аккуратной и благовоспитанной публикой. Быстров уверенно выбрал столик, закурил дорогую сигару и заказал апперитив. "Вот оно -- будущее нации", - с облегчением подумал Елагин и направился к Быстрову, чтобы поделиться своей восторженностью и планами на будущее. Он уже было протянул руку к соседнему с Быстровым стулу, как вдруг увидел, что у того (у Быстрова) из кармана торчит... краковская колбаса. Тут нервы Елагина не выдержали. Он выхватил из быстровского кармана колбасу и начал молотить ею Быстрова по голове. Измочалив несчастный продукт, Елагин бросил остатки в Жилина и Жулина (которые умудрились их ловко поймать) и бросился в туалет отмывать руки. В туалете же он наткнулся на Мишина и его девиц, полностью раздетых. Дрожа всем телом от возмущения, Елагин заперся в свободной кабинке. "О, Ассоль!", - последний раз промелькнуло в елагинской голове, и он потерял сознание. x x x Тарарышкин очень любил детей. И вообще имел большой интерес до жизни. Как-то раз собрался Тарарышкин в лес по грибы. Взял лукошко и пошел. Идет, идет, а грибов нет. Вдруг, видит -- сидит на пне лягушка. Смотрит Тарарышкин на лягушку и размышляет: "Конечно, на вид это обыкновенная лярва, а на самом деле может оказаться прекрасной царевной". Взял, и сунул лягушку в лукошко. Идет дальше. Видит -- еще одна лягушка. И ее сунул. Потом третью, четвертую... Короче, набрал он их 28 штук. Приходит домой. Жена спрашивает: "Грибов принес?". "Бери круче", - отвечает ей Тарарышкин и показывает лягушек. Жена повертела пальцем у виска и прогнала Тарарышкина в сарай. "Не понимает", - злобно подумал Тарарышкин и принялся ошкуривать лягушек. Содрал со всех кожу, а царевны не нашел. "На этот раз не повезло", - сделал вывод Тарарышкин и снова побежал в лес за лягушками. x x x Валерий Яковлевич очень любил детей. Дети же его просто обожали. Бывало выйдет Валерий Яковлевич с утреца во двор, а дети его уже ждут и приветствуют: "Здравствуйте, дорогой Валерий Яковлевич!". Валерий Яковлевич им обворожительно улыбнется и спросит: "Ну что, пацаны, по пивку?". "В точку попал", - ответят пацаны, схватят деньги и побегут за пивом. Вернутся, пососут все вместе пивка и предложат: "Валерий Яковлевич, а мы тебе дурнуть припасли". Валерий Яковлевич возьмет косячок, затянется пару раз -- и на работу. Придет на работу и все смеется, смеется... Сослуживцы гадают, чего это он всегда такой веселый. А Валерий Яковлевич хитро так прищурится и опять смеется, смеется... x x x Аня очень любила детей. Еще она любила говорить по телефону, поскольку работала на коммутаторе. По выходным она часто опаздывала к завтраку, потому что ее молодое девичье тело требовало крепкого утреннего сна. Проснувшись же, она расчесывала волосы, чистила зубы и направлялась на кухню. (Семья в это время уже завтракала). "Гуд морнинг!" - приветствовала Аня родителей, земно кланяясь. "Воистину воскрес!" -- привычно отвечали родители, тщательно пережевывая колбасу. x x x Тарарышкин очень любил детей. А зубных врачей не любил. И вот как-то раз заболел у него зуб. Случилось это потому, что в детстве Тарарышкин ел много конфет. Конечно тогда, в младые годы, он еще не мог вывести, что за все удовольствия приходится платить, а окружавшие его взрослые, тоже очень любившие детей, не догадались ему об этом сообщить. Короче, пошел Тарарышкин к дантисту. Пришел, сидит в очереди и трясется. Предвидит, как ему больно будет. И вокруг все такие же сидят. Страдальцы. Наконец позвали Тарарышкина в кабинет, усадили в кресло и дали болеутоляющее. Смотрит Тарарышкин, - все вроде бы ничего, - врач энергичный, молодой, руки у него волосатые, уверенные. Сестричка вообще прелесть, этакий розанчик в халатике. Да и вокруг тоже все чистенько, аккуратно, даже плевательница вымыта. Жить бы да радоваться, а Тарарышкину наоборот -- хуже становится: руки-ноги холодные, лицо белое и глаза оловянные. "Вы не волнуйтесь", - говорит ему врач, включает бормашину и начинает сверлить. Чувствует Тарарышкин, дышать ему все труднее, и сердце бьется реже и реже. "Крышка", - думает, - "сейчас коньки отброшу", - и мысленно начинает прощаться с родственниками. Попрощался, закрыл глаза и приготовился к смерти. А в это время сестра его спрашивает: "Вы какую пломбу хотите, подороже?" Тарарышкин глаза открыл и смотрит на нее, как баран на новые ворота. "Ну, ладно", - соглашается сестра, - "я вам приготовлю недорогую, но очень прочную". Поворачивается к нему спиной и нагибается над столиком, где пломбы замешивают. Халатик ее эдак весело задирается, и видит Тарарышкин ее стройные ножки, круглую попку и обворожительную талию. Тут его детородный орган неожиданно вздрагивает, и кровь начинает приливать к остальным частям тела. "Вот-те на!", - удивляется Тарарышкин, - "а жизнь-то еще не кончилась. Рано я на тот свет собрался. Тем более, что сзади-то я ее рассмотрел, теперь бы не плохо и спереди как следует изучить..." С тех пор полюбил Тарарышкин зубы лечить. Как вспомнит ту сестричку, так и подумает, а не записаться ли ему на прием. x x x Один человек из нашей компании был неизлечимый импотент и поэтому очень любил детей. Женщин он любить не мог. По крайней мере так, как они этого хотели. О любви к мужчинам не могло быть и речи, поскольку в них, собственно, и любить нечего. Стариков и старух он тоже не любил, потому что они были какие-то сморщенные и беззубые. И если быть честным до конца, то и детей-то он не любил. И себя не любил. И однажды умер. Никто о нем после не вспоминал. x x x Иван Черняховский очень любил детей. Но это как-то больше под вечер. А вот с утра он предпочитал яичницу с колбасой. Однажды он проснулся утром и, как обычно, захотел яичницу. Полез в холодильник, глядь -- а яиц нет. Взял Иван корзинку и пошел на рынок. На рынке он увидел женщину, продающую яйца.